Главным даром и ресурсом развития России является её народ — совершенно уникальный исторический резервуар, в котором тысячелетиями накапливался и сохранялся огромный духовный, ментальный и нравственный потенциал. Основная масса нашего крестьянского народа жила на грани нищеты, в бедности, иногда переходя грань нищеты, и в то же время она жила в праведности и на грани святости, и тоже иногда эту грань переходя.
Когда мы говорим о том, что происходило, допустим, в Советском Союзе в 30-е и в 40-е годы, то одно из главных объяснений тайны советского проекта заключается в том, что этот резервуар был разогрет: он зашипел, он произвёл огромную энергию, которая в нём тысячелетиями накапливалась.
Но не один Сталин был мастером работы с этим резервуаром, это были в своё время и Сергий Радонежский, который свою модель Святой Руси предложил, и Александр Невский, и Иван Грозный, и Суворов… Гениальность этих фигур заключалась именно в их способности вступить в конструктивный разговор со своим народом, вступать в отношения глубинного диалога с этим самым резервуаром русского духа.
Что можно в этой связи сказать о сегодняшней эпохе? Безусловно, во время "крымской весны" намёк на апелляцию к этому резервуару был обозначен. Кто его обозначил? Его обозначил Путин? Его обозначили какие-то части элит? Его обозначили низы общества, которые сами восставали, скажем, в Крыму? Мне кажется, что это было историческое чудо, где вмешались высшие силы и повели дело наперекор всем планам и прогнозам. И эти силы дали нам нечто вроде намека — в том числе и Путину, и политическим элитам, и всем нам. А смогли или не смогли мы этот намек считать — это уже другой вопрос. Кто-то смог, а кто-то не смог.
Поэтому для меня вопрос русского реактора — это вопрос того, что у нас как у народа есть огромный потенциал, который представляет существенную опасность для субъектов глобализации. Именно это является главной причиной того, что Россия находится в определённой осаде. Причём дело даже не в санкциях, а в том, что неразвитие России является условием приемлемости политического режима, который в России правит.
Ведь действительно, с одной стороны, было сказано президентом о сакральности Крыма, что многих из нас вдохновило. С другой стороны, буквально в те же месяцы, выступая перед клубом лидеров, он очень странно говорил о патриотизме. Он говорил о том, что патриотизм фактически сводится к интересам маленького человека, к интересам потребителя.
В чём секрет этого парадокса? Мне кажется, объяснение заключается не в каком-то недомыслии, а в том, что есть определённые неизвестные нам взаимоотношения верховной власти России и мировой финансовой олигархии. Может быть, власть и хотела бы пойти изборским путём, о котором грезят миллионы лучших людей России, но её манёвр ограничен условностями, достаточно жёсткими, о которых мы, возможно, не всё знаем.
И здесь вопрос: к кому нужно апеллировать, к кому обращать призывы? К нашей политической элите, к нашей власти? А может быть, вопрос должен быть задан как раз тем субъектам, которые реально решают, где и во что в мире нужно инвестировать капиталы, реальными хозяевами которых они являются?
Но они, эти самые глобальные субъекты, думают, что Путин с их воли, с их согласия получил власть. Они не понимают, что власть в России даётся Богом, а не мировой олигархией. И это совсем другой Бог, чем их бог.
Вопрос о русском реакторе — это вопрос о религиозной борьбе. В конечном счёте это религиозный вопрос. Это нельзя понимать в узком смысле — что, допустим, Русская Православная Церковь должна подняться и повести за собой народ. Этого не будет по понятным причинам. Но ответить на поставленные вопросы может только субъект метафизический, религиозный, а не экономический аналитик, живущий внутри своего дискурса. Потому что у нас в Изборском клубе собрались лучшие экономические умы страны, и эти лучшие умы уже не одно десятилетие бьются головами о непреодолимую стену, пытаясь её прошибить.
Значит, наша энергия заперта, значит, нужно искать другие пути, перенаправить поток наших усилий в обход этой стены. Может быть, имеет смысл направить его на прорыв в духовно-гуманитарной сфере? Почему Изборский клуб не может сегодня предъявить духовную альтернативу? Есть такая страна Иран, такая же имперская страна, как и Россия, не обладающая нашим военным потенциалом, которая продержалась под санкциями более 30 лет. Почему бы не взять пример с неё в этом вопросе, делая поправку на то, что у нас другая ведущая религия?
В духовно-гуманитарной сфере мы могли бы сегодня предложить качественно новые системные решения. Наши друзья сегодня возглавляют и Министерство образования и науки, и Министерство культуры. Есть определённые позиции и в главных федеральных СМИ. Почему бы не предложить институциализировать некую общественную структуру, которая могла бы помочь нашим единомышленникам? В Изборском клубе есть кадры, которые могли бы осуществить нечто вроде микрореволюций в этих сферах (взять хотя бы А.А. Агеева или Г.Г. Малинецкого в сфере образования и науки). А такие микрореволюции привели бы к цепной реакции изменений и в других сферах, безусловно.
Если не ставить вопрос таким образом, то мы находимся в тупике, потому что та сторона в этой "религиозной войне" прекрасно знает, чего хочет. Она очень хорошо организована. Если они обвалят нынешнюю власть, то, в отличие от нас, они знают, как её подобрать. Значит, нам нельзя допустить разрушения власти и нынешней конструкции государства. В противном случае, в очередной раз ввергнув Россию в хаос, они очень высокими темпами, ещё быстрее, чем в 90-е годы, будут растлевать, отуплять, "омамонивать" русский народ, то есть превращать его в слугу Мамоны и тем самым до конца изничтожать тот святой резервуар, о котором я говорил в самом начале.
Болотная в Москве и Майдан в Киеве — это одна и та же рука, которая действовала в разные исторические моменты, как бы ударяла в разные точки. Сначала в Москве у неё не получилось, потом она ударила в Киеве. В то время, когда проходила Болотная, их называли во власти "лучшей частью нашего общества". Каковы же ценности и идеалы этой "лучшей части"? Они сводятся к священному праву частной собственности, к благодати богатства и к свободе, которая понимается так, как она понимается в лозунге сатанистов: "Do what you will".
Мамона — по этимологии "ма’амон" — переводится как "ценности, взятые в залог", иными словами, это религия кредита. Главное в религии кредита вовсе не получение процента, а завладение залогом. А в залог стремятся получить всё целиком, всю страну, поэтому и проценты кредитные такие высокие. Инвестор не заинтересован в способности залогодержателей возвращать кредиты, ему нужна взятая в залог страна, и, соответственно, её неразвитие для него — важнейшая ценность.
Наши политические элиты расколоты и в то же время в большинстве своём двоедушны, они пытаются служить двум богам: носят на груди крестик, но всё время переворачивают его на спину, когда приближаются к другому своему богу — Мамоне.
Ещё раз повторюсь: главная опасность для мировых субъектов заключена в нашем народе, который уже неоднократно обманывал их ожидания. Им непонятно, что этот удивительный народ может "выкинуть" в очередной раз, на очередном историческом повороте. Вместо того чтобы наоткрывать мелкобуржуазных лавок, как все "нормальные народы", с радостью пошедшие в их кабалу. И этот русский реактор, который, конечно, не умирал и не засыпал — ниточка протянута была над бездной и в 90-е годы, — нуждается в том, чтобы нашлись люди, которые сегодня подняли бы знамя "религиозной войны", духовной брани, если быть более точным в определениях.
