Одна из самых загадочных фигур в советской политике 1960–1980-х годов и ельцинской эпохи – Евгений Максимович Примаков. Его знают в нескольких ипостасях: в основном как журналиста, сочетавшего газетную работу с разведывательной деятельностью, как крупного востоковеда и как дипломата. Но он, конечно, был более многогранной личностью. И многое о нём до сих пор неизвестно.
Какой информацией о Примакове мы на сегодня располагаем? Вообще, что точно о его прошлом установлено?
Начну с сохранившейся в бывшем архиве ЦК КПСС справки на Примакова. Её составил осенью 1976 года инструктор отдела пропаганды ЦК А. Миляев. Он сообщил, что Евгений Максимович Примаков, русский по национальности, родился в 1929 году в Киеве, получил специальность страноведа по арабским странам, овладел двумя иностранными языками – английским и арабским и в возрасте 30 лет вступил в КПСС.
Миляев отразил весь трудовой путь Примакова со студенческих лет до 1976 года. В составленной справке он перечислил все места учёбы и работы Примакова. Вот они:
«1948–1953 г. – студент Московского института востоковедения, гор. Москва.
1953–1956 г. – аспирант экономического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, гор. Москва.
1956–1962 г. – корреспондент, ответственный редактор, заместитель главного редактора вещания на арабские страны Государственного комитета Совета Министров СССР по телевидению и радиовещанию, гор. Москва.
1962–1965 г. – обозреватель, заместитель редактора газеты «Правда» по отделу стран Азии и Африки, гор. Москва.
1965–1970 г. – корреспондент газеты «Правда» в Египте, Судане, Ливане, Йемене, Народной Демократической Республике Йемен, Эфиопии, Сирии, Ираке с постоянным местопребыванием в гор. Бейруте.
1970 – н/вр. – заместитель директора Института мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР, член-корреспондент АН СССР, гор. Москва»*.
Но всё ли указано в этой справке? Почему пропущен короткий период работы Примакова в 1962 году в Институте мировой экономики и международных отношений? И почему так легко Примаков в своё время попал в «Правду»? Есть две версии. Первая: за Примаковым с его студенческих лет стояли весьма серьёзные люди. Вторая: вся эта журналистика служила ему всего лишь прикрытием, ибо в реальности он всегда работал прежде всего на разведку. Но, думается, тут одно не исключает другого.
К тому же его первая жена была приёмной дочерью крупного грузинского чекиста Михаила Гвишиани, сын которого женился на дочери Косыгина. К слову: сын Гвишиани позднее стал специалистом в сфере системного анализа, академиком, много куда вхожим, причём не только в нашей стране.
Что касается участия в делах разведки… Так Примаков в поздних интервью и не отрицал, что, работая за рубежом, не раз выполнял деликатные поручения наших резидентов и по их просьбам устанавливал связи с перспективными политиками стран Востока.
Теперь о том, кому и для чего понадобилась справка на Примакова. Здесь следует вспомнить, что к середине 1970-х годов у нас стали сильно пробуксовывать пропагандистские структуры. Отчасти это было связано с тем, что после назначения в конце 1974 года Петра Демичева министром культуры СССР партия осталась без секретаря ЦК по пропаганде. Отсутствовал в ЦК и полноценный руководитель агитпропа: после назначения в конце 1970 года Владимира Степакова послом в Югославии за отдел пропаганды ЦК стал отвечать сначала Александр Яковлев, а потом Георгий Смирнов, но в статусе всего лишь исполняющего обязанности завотделом. Чехарда творилась и в делах, связанных с внешнеполитической информацией.
Старт кадровых перемен на идеологическом фронте дало избрание на XXV съезде КПСС весной 1976 года секретарём ЦК по пропаганде Михаила Зимянина. Дальше последовали рокировки в главных печатных органах ЦК – в газете «Правда» и в журнале «Коммунист». Там главредами стали Виктор Афанасьев и Ричард Косолапов. Затем очередь дошла до Агентства печати «Новости» (АПН) и газеты «Известия». Руководивший с 1965 года «Известиями» Лев Толкунов возглавил АПН (вместо Ивана Удальцова), а в «Известия» перешёл из газеты «Советская Россия» Пётр Алексеев.
В какой-то момент в коридорах власти пошли разговоры и о грядущих переменах в главном информагентстве страны – ТАСС. Нет, у власти никаких претензий к тогдашнему гендиректору агентства Леониду Замятину не имелось. Наоборот, им все были довольны. Не случайно именно ему в 1976 году партийное руководство поручило организацию фильма о Л.И. Брежневе и мемуаров генсека. С другой стороны, на политическом олимпе понимали, что Замятин уже давно перерос ТАСС.
Надо сказать, что Замятин принадлежал к кругу самых осведомлённых в нашей стране людей. Мало кто знал, что он после войны стал помощником Андрея Вышинского, которого некоторые либеральные историки называют чуть ли не «главным организатором массовых репрессий конца 1930-х годов». Между тем Вышинский до сих пор представляет неразгаданную фигуру. По какой-то причине исследователи по-прежнему не придают серьёзного значения тому, что он всю весну 1949 года возглавлял реорганизованный Комитет информации при МИДе. А чем этот комитет на тот момент занимался? Он объединял политическую и военную разведки. Получается, что Замятин одно время был помощником главного разведчика страны.
Летом 1949 года вождь заменил А.Я. Вышинским В.М. Молотова на посту министра иностранных дел. Кстати, когда И.В. Сталин умер, новые руководители страны поспешили тут же отправить Вышинского в Америку, назначив его советским постпредом при ООН. Случайно ли?
Вскоре Вышинский неожиданно умер, и есть версия, что в начале брежневского правления стоял вопрос о назначении Замятина руководителем советской внешней разведки, которую в ту пору представлял Первый главк КГБ.
Вернёмся к событиям 1976 года. В то время в коридорах власти Замятина куда только ни прочили. Одни собирались передать в его ведение отдел пропаганды ЦК; другие говорили, что под гендиректора ТАСС готовится объединение всех пропагандистских структур, нацеленных на зарубежных потребителей нашей информации; третьи предсказывали возвращение бывшего помощника Вышинского во внешнеполитическую разведку… В любом случае было ясно, что повышение Замятина – дело решённое, а значит, ему загодя стали искать замену.
Похоже, что в инстанциях уже тогда Примаков стал рассматриваться как один из возможных кандидатов на пост гендиректора ТАСС. Но для начала его, видимо, собирались в течение нескольких месяцев (максимум – года) обкатать в должности первого зама Замятина. Тем более что много лет исполнявший работу первого зама гендиректора агентства Александр Вишневский достиг преклонного возраста и собирался на пенсию.
Официальный биограф Примакова Леонид Млечин писал, что, когда его герою поступило предложение перейти в ТАСС, он решил посоветоваться с директором ИМЭМО Николаем Иноземцевым и одним из тогдашних заместителей Замятина – Виталием Игнатенко, и оба порекомендовали ему ответить отказом. Аргумент Иноземцева: если и идти, то начальником, а не замом. Довод Игнатенко: Примаков был более склонен к научной работе, нежели к административной. Млечин утверждал, что его герой внял советам своих соратников. Но факты говорят о другом.
31 декабря 1976 года заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК Вадим Медведев доложил руководству: «Тов. Примаков Е.М. приглашался в отдел пропаганды ЦК КПСС и согласился с предложенной работой»**. Он же внёс в Секретариат ЦК проект постановления о назначении Примакова первым заместителем гендиректора ТАСС.
Кстати, почему эти документы внёс именно Медведев? Разве он в агитпропе ЦК занимался информагентством? Нет, непосредственно ТАСС в отделе пропаганды ЦК курировал сектор газет, которым тогда заведовал Иван Зубков. Он первым завизировал подготовленный проект постановления. Вторым документ согласовал замзав отделом Владимир Севрук (именно в его ведении находились все вопросы СМИ). Медведев же курировал в агитпропе вопросы партийной учёбы и экономического образования. Но в конце 1976 года именно он на время отсутствия и. о. руководителя агитпропа Смирнова был оставлен «на хозяйстве» и поэтому вносил все записки отдела пропаганды в Секретариат ЦК. Да, нужно добавить: внесённый Медведевым проект завизировали также два аппаратчика из числа руководителей отдела оргпартработы ЦК и управления делами ЦК.
Общий отдел ЦК не стал включать вопрос о Примакове в повестку заседания Секретариата ЦК, а пустил лист с подготовленным постановлением вкруговую. А в этом листе имелась графа «Результаты голосования». Первым в этой графе расписался новый секретарь ЦК по пропаганде Михаил Зимянин. Следом свои автографы оставили секретари ЦК Андрей Кириленко, Иван Капитонов, Владимир Долгих, Фёдор Кулаков, Константин Катушев, Борис Пономарёв.
Само постановление содержало два пункта. В первом говорилось о назначении Примакова и об отставке Вишневского. А второй пункт гласил: «Внести на утверждение Политбюро».
Однако до Политбюро документ не дошёл. Но на нём осталась следующая помета: «т. Зимянин М.В. сообщил, что этот вопрос снят с голосования. Черненко»***.
И как это было понимать? Есть три версии. Первая: в последний момент мог вмешаться Михаил Суслов, который считался вторым в партии человеком. Но это не означало, что Суслов что-то имел против Примакова. Скорей всего, у него существовали на Примакова другие виды. Вторая версия: свои виды на этого незаурядного человека оказались у председателя КГБ Юрия Андропова. И третья версия: после того как секретари ЦК опросом утвердили решение о назначении Примакова, постановление должно было уйти в рассылку членам Политбюро. И не исключено, что на этом этапе кто-то воспротивился возвышению Примакова. Теоретически против могли высказаться, кроме председателя КГБ Андропова, также министр иностранных дел Андрей Громыко или новый министр обороны Дмитрий Устинов, давно относившийся к Примакову с настороженностью.
В итоге первым замом гендиректора ТАСС был назначен журналист-международник с разведывательным прошлым Сергей Лосев. Именно он весной 1978 года и заменил Замятина, которого Кремль утвердил заведующим созданным специально под него отделом внешнеполитической пропаганды ЦК.
А что Примаков? Он на какое-то время был оставлен в ИМЭМО. Но в этом институте он наукой почти не занимался. На его долю выпала другая миссия. По сути, ему вменили роль посредника в отношениях между Кремлём и новым руководителем правительства Израиля Менахемом Бегином. Он должен был установить неофициальные контакты с Бегином и выяснить отношение Тель-Авива к вопросу об освобождении Израилем оккупированных арабских территорий и последующего восстановления дипломатических отношений СССР с Израилем. Как рассказывал в одном интервью ветеран разведки Юрий Котов, первая встреча Примакова с Бегином состоялась в Иерусалиме 17 сентября 1977 года. Бегин тогда выдвинул условие: он должен был сначала получить официальное приглашение от Брежнева посетить Москву. При этом Бегин намекнул, что при личной встрече с советским генсеком мог бы пойти на серьёзные уступки и о многом с СССР договориться. Примаков всё это донёс до Кремля. Но решения принимались уже на другом уровне. Другие советские эксперты дали Брежневу совсем иные рекомендации, и визит Бегина в Москву не состоялся.
Здесь что важно отметить? Если бы Примаков обладал статусом одного из руководителей госинформагентства ТАСС, он был бы лишён возможности в условиях отсутствия дипотношений с Израилем провести тайную встречу в Иерусалиме с председателем правительства Израиля. Другое дело – иметь «крышу» академического института. Но поскольку Брежнев навстречу Бегину не пошёл, дальнейшее продолжение тайной посреднической миссии смысла уже не имело. Примаков вернулся в Москву в ИМЭМО.
В это время серьёзно осложнилась обстановка в другом важном научном учреждении нашей страны – в Институте востоковедения, который занимался изучением 49 стран Азии и Северной Африки. Там умер директор Бободжан Гафуров. Это был непростой человек. Он долгое время руководил Таджикистаном, но потом не устроил Н.С. Хрущёва, и его сослали в Институт востоковедения. При Брежневе ему в чём-то стало проще, а в чём-то —сложнее. С одной стороны, Кремль стал периодически поручать ему политико-разведывательные миссии на Ближнем Востоке, а с другой – на него ополчились новый завотделом науки и учебных заведений ЦК Сергей Трапезников и замзав международным отделом ЦК Ростислав Ульяновский. В этих условиях Гафуров вынужден был часто маневрировать, а это не всегда способствовало налаживанию эффективной работы в институте. И что получалось? В какой-то момент в институте не оказалось серьёзных специалистов по исламу. А как это так, Восток – и без ислама?
В конце 1977 года в институт была направлена комиссия ЦК. Сразу четыре отдела ЦК: науки, по работе с загранкадрами, международный и по связям с соцстранами – подготовили обширную справку о положении дел в этом научном заведении. С одной стороны, партаппарат признал наличие в институте уникальных кадров (484 сотрудника владели восточными языками и 217 – западными), с другой стороны, указал, что их потенциал использовался плохо.
Вице-президент Академии наук СССР Пётр Федосеев подготовил предложения, как улучшить работу института. Он считал, что, помимо продолжения страноведческого изучения, также следует заняться анализом причин международных конфликтов на Востоке и обратить внимание на экономику региона.
Разумные идеи высказал Федосеев? Вполне. Но он, сам того не ожидая, затронул интересы нескольких влиятельных кланов. В частности, первый замзав отдела ЦК по связям с соцстранами Олег Рахманин расценил рекомендации вице-президента Академии наук как покушение на его полномочия (он-то считал, что изучение экономики Востока – это прерогатива подведомственного ему Института экономики мировой социалистической системы, которым руководил Олег Богомолов).
Точку в этом споре попробовал поставить Михаил Суслов. 11 апреля 1978 года на очередном заседании Секретариата ЦК он представил всем в новом качестве Примакова и дал ему первые указания. Цитирую фрагмент рабочей записи того заседания:
«19. О т. Примакове Е.М.
Суслов. Имеется в виду утвердить т. Примакова Е.М. директором Института востоковедения Академии наук СССР. Нужно бы обратить особое внимание на то, что институт ориентировался не только на ограниченное количество стран, но шире изучал опыт стран Востока.
Примаков. Это замечание правильное и мы учтём в своей работе»****.
А уже через полгода Секретариат ЦК принял специальное постановление, в котором поставил перед Институтом востоковедения новые задачи. Чего добился новый директор Примаков? Кремль разрешил институту иметь в посольствах Японии, Индии, Индонезии, Сингапура, Ирана, Ливии и Турции своих атташе. К слову, на заседании Секретариата ЦК против этого попробовал возразить один из главных кураторов международной политики КПСС Борис Пономарёв. Но его тут же одёрнул Суслов. «Институту востоковедения, – заявил он, – необходимо помочь в работе, решить ряд материальных и кадровых вопросов».*****
В результате Примаков уже в 1979 году повысил свой научный статус, добился звания академика. Хотя это было непросто, поскольку многие понимали, что в академики Примакова выдвинули прежде всего за директорскую должность, поэтому были предприняты попытки его забаллотировать.
Ещё один момент: директорское кресло позволило Примакову в 1980 году получить Государственную премию СССР. Но есть один нюанс. Эту премию ему присудили секретным постановлением ЦК – без публикации в открытой печати. Он был обозначен как руководитель группы, разрабатывавшей в ИМЭМО новый метод ситуационного анализа. Но сам-то метод был не нов. В чём была суть этого метода? Институт (в данном случае ИМЭМО) сам или по поручению ЦК КПСС выбирал одну из кризисных ситуаций в мире и приглашал на её обсуждение экспертов из Генштаба, ГРУ, КГБ, других закрытых структур и по итогам мозгового штурма готовил справки со своими предложениями для Кремля. В чём тут новизна именно научного метода — непонятно. Другое дело – оценки и выводы приглашённых экспертов, располагавших секретной информацией. Кстати, всю основную черновую работу по проведению ситуационных анализов в ИМЭМО проводили Олег Быков, Владимир Гантман, Владимир Любченко. Когда Примаков перешёл из ИМЭМО на самостоятельную работу в Институт востоковедения, он показал свою «широту» и включил в число соискателей госпремии не только себя, но и непосредственных участников проведения серии ситуационных анализов.
Но был ли Примаков действительно великим учёным? И если да, то в чём выразился его научный вклад в востоковедение? Тут до сих пор многое остаётся неясным.
Уже после смерти Примакова его бывший сокурсник Георгий Мирский признался, что тот не был великим исследователем. «Он (Примаков. – Авт.), – утверждал Мирский, – не придумал никаких теорий, концепций».****** По мнению Мирского, Примаков был прежде всего «великолепным организатором науки, менеджером».
И ещё одна деталь, которую следовало бы заметить. Некоторые директора ключевых институтов экономического и гуманитарного профиля укрепляли своё положение в политических и научных кругах, бравируя своей вхожестью в Кремль и участием в написании докладов, которые потом зачитывал на разных пленумах ЦК сам Брежнев. На близости к генсеку играли, в частности, директора ИМЭМО Николай Иноземцев, Института США и Канады Георгий Арбатов, Института экономики мировой социалистической системы Олег Богомолов… Примаков же в команду спичрайтеров Брежнева никогда не входил. Его вообще долго не могли вычислить, чей же он человек. Ходили разговоры, будто он был «заточен» на Андропова. Но к Андропову его стали допускать, видимо, уже в самом конце 1970-х годов. И, скорее всего, он работал всё-таки не конкретно на председателя КГБ.
Пост директора академического института позволял Примакову много ездить по миру, устанавливать и развивать контакты в самых разных кругах, в том числе политических и деловых, собирать нужную внешней разведке, а может, ещё кому-то информацию. И тут Примаков был, можно сказать, неуязвим. Это не шло ни в какое сравнение с другими предлагавшимися ему должностями. Ну стал бы он в 1977 году первым замом гендиректора ТАСС, а то и руководителем этого информагентства. А дальше-то что? С работой на разведку ему пришлось бы сразу покончить. И вот почему. В случае любого прокола со стороны Примакова как одного из боссов госинформагентства Запад обвинил бы нас в том, что мы в нарушение всех общепринятых правил задействовали в разведке высокопоставленных руководителей ключевых государственных ведомств, и потому отказали бы в вере нашим госструктурам. А тут докажи, для чего Примаков разъезжал по миру и встречался с крупнейшими зарубежными политиками: для науки, зондажа мирового мнения или для сбора развединформации?
Буквально через год после назначения Примакова директором Института востоковедения резко обострилась обстановка в Афганистане. Советское руководство оказалось в ситуации сложнейшего выбора, какой режим ему поддержать в соседней стране. Наверное, многое тут могли бы подсказать профессиональные востоковеды. А какую позицию тогда занял конкретно Примаков? Сложно сказать, ибо почти все документы того времени за его подписью до сих пор находятся на секретном хранении.
Непосредственно делами Института востоковедения Примакову заниматься было сложно, поскольку он часто находился за границей. В одном только 1982 году он посетил семь стран: Австрию, Сирию, Иорданию, Кувейт, Ливан, Бразилию и Японию, проведя вдали от родины в общей сложности полтора месяца. Такая ситуация нравилась в научном мире не всем, и часть академиков сомневалась, может ли Примаков продолжать управлять серьёзным академическим институтом.
Бунт случился 28 февраля 1982 года. Отделение истории Академии наук СССР, состоявшее из 35 академиков, должно было в тот день переизбрать Примакова директором на следующий пятилетний срок (устное согласие отдела науки и учебных заведений ЦК на это имелось). Однако на собрание явились всего 22 человека. По уставу Примаков, чтобы добиться своего переутверждения, должен был набрать не менее половины голосов присутствующих, то есть получить в свою пользу не менее 12 голосов. Но при вскрытии урны счётная комиссия обнаружила, что за Примакова бюллетеней было подано 11, против – 10, а один бюллетень оказался чистым. Значит, Примаков, согласно правилам, не мог быть утверждён. Но руководство отделения истории АН всё-таки утвердило Примакова.
После этого в ЦК посыпались жалобы — правда, все анонимные. Ответ дал вице-президент Академии наук Пётр Федосеев. Он объяснил, почему бюллетень без каких-либо отметок счётная комиссия засчитала в пользу Примакова. «По существующим в академии правилам, – доложил Федосеев в ЦК, – такой бюллетень приравнивался к положительному голосованию. Таким образом академик Примаков Е.М. получил 12 голосов и был избран директором Института востоковедения АН СССР в соответствии с уставом АН СССР».******* Но такая трактовка голосования выглядела весьма странно.
В чём же секрет Примакова? Его отчасти раскрыл сын многолетнего министра иностранных дел – Анатолий Громыко. В своих мемуарах он рассказал, как на рубеже 1984–1985 годов к нему в Институт Африки заглянул Примаков. Цель была одна: Анатолий Громыко должен был в свете скоро ожидавшейся смерти К.У. Черненко уговорить отца отказаться от претензий на лидерство в стране и партии.
Вопрос: Примаков повёл этот разговор по собственной инициативе или выполнял чьё-то поручение? Есть версия, что он уже тогда входил в узкий круг тех лиц, кому предстояло расставить фигуры на новой шахматной доске, но по разным причинам не в его интересах было сильно засвечиваться (ему вполне было удобно участвовать в управлении политическими процессами, занимая кресло всего лишь директора Института востоковедения).
* РГАНИ. Ф. 4, оп. 24, д. 1798, л. 13.
** Там же. Л. 12.
*** Там же. Л. 50.
**** Там же. Оп. 44, д. 21, л. 145.
***** Там же. Оп. 44, д. 22, л. 210.
****** «Георгий Мирский: не встречал никого, кто говорил бы о Примакове плохо». // PRAVMIR.RU. 26.06.2015
******* РГАНИ. Ф. 100, оп. 5, д. 1072.
Фото: Соболев Валентин/Фотохроника ТАСС
