Александр НАГОРНЫЙ, исполнительный секретарь Изборского клуба.
Уважаемые коллеги! Михаил Геннадиевич Делягин на страницах газеты "Завтра", как вы знаете, дал уже целый ряд портретов отечественных либералов, несущих полную ответственность за тяжелейшие проблемы, с которыми сталкивается наша страна практически во всех сферах общественной и государственной жизни. А говоря с полной откровенностью — за надвигающуюся катастрофу, которая по всем признакам произойдет в ближайшие годы. И эта работа чрезвычайно важна, поскольку показывает реальный лагерь противников русской государственности, с одной стороны, а с другой, открывает пути противодействия этой группе деятелей. Такой анализ идет и с участием других авторов. Но, как говорится, за деревьями леса не видно — точно так же за этими колоритными фигурами можно не разглядеть сам феномен либерал-предательства западнического толка: как он возник и существует ли он по недоумию, или же по строгому расчету? И в каких пропорциях одного и другого. Важно четко уяснить , в чем его истоки и сущность, к чему он ведет, как с ним бороться? Что это — "иудин грех", которому нет прощения, или же блуждание в потьмах, когда используется обоснование "встраиваться в любую систему в поисках лучшего для себя". Своего рода оправдание любых действий в рамках "необходимого конформизма"? Давайте совместными усилиями попытаемся если не ответить на эти вопросы, то хотя бы обозначить возможные варианты.
Сергей ЧЕРНЯХОВСКИЙ, историк.
На мой взгляд, прежде всего нужно уточнить: люди, которых сегодня в России называют "либералами", — либералами никогда не являлись и не являются, ничего общего ни с Вольтером, ни с Франклином у них нет. Впрочем, как нет его и у тех, кто именуется сегодня "либералами" на Западе, и с кого они берут пример. Поскольку не разделяют и не принимают его основные ценности: Свободу, Разум, Собственность — как достояние каждого человека. Подчеркиваю: каждого.
Либерализм — это, безусловно, великая мировая идеология, которая в своем классическом виде образца XVIII века утверждала, что все люди являются свободными от рождения и достаточно разумными, чтобы распорядиться своей свободой. Однако для этого они должны обладать собственностью, которая реализует их свободу в обществе. Отсюда выводился и принцип народного суверенитета, народа как единственного источника власти, а также идея подчиненности государственной власти народу. И уже как вторичный момент только к 1776 году появляется концепция рыночного капитализма в качестве экономической составляющей классического либерализма. Но уже к концу XVIII—началу XIX веков, в эпоху "наполеоновских войн", очевидным становится тот факт, что свобода рынков ограничивается конкуренцией, что "война всех против всех" (Гоббс) — актуальное состояние человечества и после образования государств. Почему это так?
Здесь и находится "точка бифуркации": социалисты и коммунисты отвечали, что всё дело в общественных условиях, а "неолибералы", которых правильнее назвать квазилибералами, — что в самой природе человека и мира. Знаменем первых стал Маркс, знаменем вторых — Мальтус, подкрепленный эволюционной теорией Дарвина (социал-дарвинизм).
Все наши "рыночные реформаторы" были и остаются как раз квазилибералами, социал-дарвинистами. Для них "право на жизнь" имеет не каждый человек, а только сильнейший, самый приспособленный, победитель, "виннер", все же остальные — шлак, балласт, навоз, не более того. Отсюда уже один шаг до ницшеанства и фашизма.
Как конкуренция неизбежно порождает монополию, так квазилиберализм неизбежно порождает фашизм. Те люди в России, которые в 90-е годы объявили себя "либералами", не приемлют даже фундаментальной для либерализма идеи Свободы — потому что понимают ее исключительно как свою свободу быть независимыми ни от мнений общества ни от требований большинства. Осуществляя свои эксперименты в 1990 годы, они не исходили из требований общества — они навязывали обществу свои требования и в проводимой ими политике, и в своем вольном обращении с правом и результатами народного волеизъявления.
Они не приемлют и принципа Разумности — поскольку считают любую точку зрения, отличную от их подходов, априори неразумной.
Они не приемлют и принципа Собственности — поскольку все свои эксперименты 1990-х гг. строили не на принципе гарантии собственности, а на лишении собственности большинства для наделения ею меньшинства, объявив общенародную собственность "ничейной".
Они не приемлют принцип народного суверенитета ни в том смысле, что не признают за каждым народом права на самостоятельное развитие, а требуют его подчинения тем или иным нормам, провозглашенным универсальными другими странами и правительствами, ни в смысле признания подчиненности власти желаниям и требованиям народа. Каждый раз, когда оказывается, что в своих оценках и предпочтениях народ или большинство народа расходятся с их мнением — они объявляют его неразумным и "больным": "Россия, ты одурела!" — и требуют от власти самыми жесткими мерами осуществлять его подавление и проводить ту политику, которую они считают правильной.
Поэтому термин "либерал-предательство" — неправильный вдвойне. Потому что, во-первых, это не либералы, а во-вторых — это не предатели. Да, это враги России и народов России, их можно назвать идейными диверсантами, шпионами, даже террористами, но ничего они не предавали, поскольку считают высшей ценностью "право сильного", а суверенитет народа для них — ничто в сравнении с нормами, правилами и декларациями, провозглашенными группой "избранных стран" которые они признают достойными подражания и требуют подчинения воли "своих" народов воле этих стран и контролируемых ими международных организаций.
Андрей ФУРСОВ, историк.
Соглашусь с тем, что те, кого сегодня в РФ именуют либералами, никакого отношения к либерализму не имеют, и далеко не всякий либерал — национал-предатель. Русские либералы XIX в. Б.Н. Чичерин и К.Д. Кавелин предателями России не были. И "западник" — это далеко не всегда либерал; примеры — В.Г. Белинский и интернационал-социалисты ленинско-троцкистского типа. Правильнее в данном контексте говорить об аутофобии — будь то русофобия или советофобия; впрочем, за последней, как правило, скрывается первая. А её носители к либерализму имеют примерно такое же отношение, как Краучо Маркс — к Карлу Марксу. Можно называть эту страту "квазилибералами", можно — "неолибералами", а можно — по-народному, "либерастами", поскольку аутофобия, как правило, сочетается с сексуальными перверсиями.
Типаж "либераста" — конечно же, Смердяков, с его желанием, чтобы "умная нация" (французы, немцы, американцы и т.д.) покорила глупую (русских) в силу культурно-исторического превосходства. На первый взгляд кажется, что речь идёт о цивилизационном превосходстве; на самом деле в виду имеется бытовой комфорт ("сто сортов сыра и колбасы"), т.е. жизнь в соответствии с системой потребностей верхней части Запада капиталистической эпохи. При этом забывается, что в основе этого высокого уровня комфорта, часть которого в ХХ в. под давлением СССР стала перепадать западным "мидлам" и даже верхушке "пролов" (за что это западное быдло так никогда и не почувствовало благодарности к СССР), лежали благоприятный климат (Гольфстрим), жестокая эксплуатация своих низов и ограбление колоний и полуколоний. Поскольку в России и у России ничего этого не было, то оформившееся во второй половине XVIII в. стремление части российских верхов жить по западной системе потребностей требовало отчуждения у низов не только прибавочного, но и необходимого продукта. Психологическим оправданием этого становилось презрительное отношение к народу: "азиатам", "дикарям" и т. п. В то же время поскольку, во-первых, в России господствующие группы, в отличие от Запада, были функциональными органами власти и зависели от неё; во-вторых, эта центральная власть контролировала их и с конца XVIII в. (с Павла I) ограничивала эксплуатацию низов верхами (в своих, разумеется, интересах), а со времён Александра II ограничивала (как могла) капитал: местный и проникновение чужого, — то объектом аутофобии части верхов становился не только народ, но и государство, его центрально-верховная власть. В таком отношении данная часть верхов совпадала с определёнными сегментами российского капитала и, конечно же, капитала западного — с обслуживавшими его государствами Запада и хозяевами как этих государств, так и капитала — закрытыми наднациональными структурами мирового согласования и управления.
Таков, на мой взгляд, в самых общих чертах, генезис аутофобии в России. Он лишь по форме носит культурно-цивилизационный характер. По сути же — это классовое явление, связанное с интеграцией части верхов Большой системы "Россия" в Большую систему "Капитализм": классовые интересы требуют национально-культурной перекодировки, предатель (как в широком, так и в узком смысле) должен оправдывать предательство и себя ненавистью к объекту предательства. В случае этнонациональной инаковости ненависть может усиливаться многократно. И всё же главный мотив — классовый. Достоевского и русские народные сказки чубайсы ненавидят не столько по национально-культурным причинам (хотя и по ним, видимо, тоже), сколько по классовым.
Аутофобия — это идейно-поведенческий комплекс тех групп, которые стремятся к таким формам эксплуатации населения, которые сформированы Западом-Капиталом, но запредельны для русской системы работ; всё, что стоит на пути такой эксплуатации: государство, традиционные русские ценности, определённая численность населения — вызывает у западоидных аутофобных групп ненависть и, по их мнению, должно быть уничтожено как "отсталое", "второсортное", "мешающее прогрессу", "неоптимальное", "неэффективное" и т. п.
Русская революция начала ХХ в., а затем системный антикапитализм в виде СССР, казалось, должен был покончить с этим, но в 1930-е—50-е годы, т.е. в сталинский период, удалось подобный тренд лишь приглушить, подавить, как оказалось — временно. Со второй половины 1950-х годов в соответствии с логикой развития системного же антикапитализма (его производственная база была такой же, как у капитализма, — индустриальной) и его системообразующего элемента — номенклатуры, с одной стороны, и постепенной интеграцией СССР в мировой рынок, с другой, началась эрозия системного антикапитализма как "системного" и как "анти". В номенклатуре к рубежу 1960–1970-х годов сформировался небольшой, но весьма влиятельный, ориентированный на Запад слой, которому само наличие СССР, советской власти мешало превратиться в класс собственников; одно дело тайком размещать на Западе активы, создавать паутину совзагранбанков в обмен на уступки хозяевам Запада и отказ от прорывных технологий или даже сдачу их врагу с опаской, что возьмут за задницу, и совсем другое — легализоваться в прямом и переносном смысле, демонтировав строй, который основан на отрицании частной собственности и эксплуатации. Отсюда — второе, уже антисоветское (в снятом виде оно содержит и русофобию) пришествие автофобии, тщательно камуфлируемое до поры до времени под пролетарский интернационализм, под нетерпимость к национализму (особенно русскому), ко всему "почвенному". Показательно, что будущий "прораб перестройки" А.Н. Яковлев впервые засветился статьёй-доносом, направленной против писателей-почвенников.
Так же, как вокруг аутофобов эпохи позднего самодержавия сформировался целый слой обслуги (интеллигенция), у аутофобов позднего реального социализма, стремившихся превратиться в собственников, сформировалась своя обслуга — так называемые "либералы"; имя им легион: аксёновы, любимовы, окуджавы и прочие. В виде якобы демократической фронды, "социализма с человеческим лицом" ("уберите Ленина с денег") все они сознательно или полусознательно работали на слом системы — на будущих собственников и на своё превращение из квазиинтеллигенции в культурбуржуазию. Социальной базой властно-интеллигентских автофобов в позднем СССР стал активно формировавшийся с 1970-х годов слой советских мещан, лавочников — продукт реформы Косыгина—Либермана, экспорта нефти и газа, развития системы распределения "дефицита", "теневой экономики".
1991 год стал триумфом советских лавочников всех уровней и внуков тех, чьи дедушки до чисток 1937–1938 гг. руководили НКВД и ГУЛАГом, и кто после 1991 года очень хотел превратить Россию в либерально-фашистский ГУЛАГ. Тот год и последовавшая за ним ельцинщина стали триумфом тёмной стороны советского общества — тени, которая перестала знать своё место.
В сегодняшнем властно-экономическом раскладе постсоветские аутофобы ведут дело к ликвидации России как геополитической, культурно-исторической и демографической целостности. Во-первых, в ситуации нынешнего противостояния путинского режима с Западом они рассчитывают, что с помощью Запада устранят последний, пусть слабый, но реально существующий в виде суверенитета политический и правовой барьер на пути полного и бесконтрольного расхищения-эксплуатации русских ресурсов и полного подавления русского народа как культурно-исторического типа. Во-вторых, крушение России позволит этой публике спрятать в воду концы своих преступлений, за которые в случае сохранения РФ и, тем более, восстановления её мощи им придётся так или иначе отвечать.
Эти факторы лепят из автофобов почти абсолютных национал-предателей, ненавидящих в лице путинского режима российскую государственность, а в лице народа ("ватники" и т.п.) — всё русское. Опять же в полном соответствии со сталинской формулой: национальное по форме, классовое по содержанию.
Эта публика готова стать приказчиками-плохишами "международного сообщества", т.е. мировых ростовщиков и транснациональных корпораций, не чувствуя, что новые хозяева вышвырнут их за борт, как только осуществят пиратский захват флагмана "Россия". Впрочем, и в случае, если захвата не произойдёт, их всё равно вышвырнут — это сделает команда флагмана.
Эта обреченность порождает в аутофобах неизбывную ненависть к России — ненависть раковой клетки к организму, который она использует. Вопрос лишь в средстве лечения: терапевтически или хирургически?
Александр АГЕЕВ, политолог.
С либерализмом всё более-менее ясно — поговорим о предательстве. Есть ситуации, когда предательство и измену можно квалифицировать абсолютно ясно. Так, нарушение присяги, переход на сторону противника в ходе войны или оказание ему шпионских услуг во вневоенное время. Эти услуги и поступки караются законом и моралью. Поэтому любой шпион типа генерала Полякова или дипломата Шевченко — ясные ситуации измены и предательства, государственной измены. Отказ от того, что является присягой, клятвой, то или иное отречение от веры, от принципов, сильных обещаний — это все ясные ситуации предательства и измены. Можно вспомнить в этом контексте преподобного мученика Феофана Ватопедского. Родился он в семье благочестивых христиан в Греции во времена османского владычества. В юном возрасте отрекся от Христа и принял ислам. Позже раскаялся в этой измене и стал иноком Ватопедского монастыря на Афоне. Но совесть побуждала его к еще более высокому искуплению своего предательства. Придя в столицу Османской империи, он во всеуслышание заявил об отречении от ислама, за что полагалась смертная казнь. Его пытали, заставляли отречься от христианства, ничего не добились, казнили.
Второй момент, который важно иметь в виду, связан с тем, что именно наша великая страна пережила совершенно уникальный опыт, который породил самые тяжелые трагедии и самые высокие искупления. Даже Германия ни после 1918 года, ни после 1945 года не переживала такой фундаментальной катастрофы, как наша страна, когда и в 1917 году, и в 1991 году произошла не просто смена государственной власти, но смена идеологии. В Германии, при всех нюансах процессов нацификации, а затем — денацификации, ничего подобного не было. Но есть одна тонкость — Победа 1945 года. Она была и остается для России чем-то, что выше всяких мерил, почти религиозным откровением, которое до сих пор в полной мере не осознано.
Если же углубляться в отечественную историю, мы увидим в ней и Раскол XVII века, и — чуть ранее — Смуту, и ордынское иго, и Крещение Руси с отказом от прежних богов. И каждое из этих потрясений порождало то, что квалифицируется как предательство в одной культурной среде, но в другой ценностной системе координат носит совершенно иной, глубоко позитивный характер. Это момент идентификации по признаку "свой/чужой". И если ты что-то делаешь ради "чужих" во вред "своим" — это и есть предательство. Поэтому Сноуден — безусловно, предатель, на взгляд США, за что его и лишили американского гражданства. Хотя в качестве "гражданина мира", защитника интересов и прав всего человечества, он — несомненный герой.
Так на каком уровне мы в принципе можем говорить о предательстве? На уровне личностном? Конечно. Друзья, товарищи, один изменил, предал — ясно. На уровне рода? Тоже, в принципе, дело ясное. На уровне общины, в которой человек живет, на уровне профессионального сообщества. Мы найдем массу примеров, когда возникают профессиональные кланы, где предательство через клубление интриг является неявной, но значимой ценностью. Уровень страны — появляется идеология, вера, цивилизация, и в конце концов мы опять приходим к космосу и хаосу. Кто мы? Космические существа, сакральные, люди чести, следующие принципам и заповедям, или вертлявые, конъюнктурные существа? В итоге придем к Хаму. Где начинается предательство Хамом своего отца? Когда он стал на его наготу смотреть и потешаться. То есть в Ветхом завете еще очень четкое указание моральных ограничений, где нужно остановиться. И однозначная моральная рекомендация в отношении пренебрегающих — презрение. Презрение, дистанцирование от всех этих поступков и взглядов.
Момент прощения. Он тоже проходит красной нитью во всей мировой истории. Фактически прощение и даже защита Каина, прощение Хама, и, наконец, прощение блудного сына. Человечество заблудилось — и всё равно Отец его прощает. Это, правда, не исключает уничтожения Содома и Гоморры, если там не найден ни один праведник. И не оправдывает предательства Иуды, который предал Бога и не раскаялся в этом предательстве.
Где же проходит "красная черта", за которой те или иные поступки становятся предательством? Эта "красная черта" возникает, если есть единство истины, красоты и морали, глубоко укорененное в народе. Если торжествует аморализм, или за мораль выдается относительность, толерантность и т. д. — тогда никакого предательства нет и быть не может, тогда предательство исчезает как моральное явление вообще и тогда можно работать с этим обществом и с его ценностями как угодно.
В любом случае, говоря о технологиях предательства, мы можем иметь в виду мотивы мести, мотивы эгоизма, лжи, лицемерия, зависти, убийства, блуда и так далее, — все они одного порядка со смертными грехами. Отказ от высшего ради низшего есть предательство, отказ от низшего ради высшего есть подвиг и героизм. Но для этого должен быть, помимо вектора "свой/чужой", проставлен еще и вектор "верх/низ" во всём и всегда.
Поэтому вопрос о предательстве, в конечном счете, выходит на то антропологическое начало, которое вообще весь наш мир держит. Расширение этого начала до верности общностям: товарищеским, родовым, семейным, патриотическим — и дальше: общностям космическим, божественным, — на самом деле, это путь восстановления изначальной человечности.
Василий ТУГАРИНОВ, юрист.
Вопрос предательства, который Михаил Делягин поставил в своей замечательной книге "Конец эпохи национального предательства?" и в серии портретных очерков, опубликованных газетой "Завтра", я согласен обсуждать. А вот вопрос либерализма — нет. Я знаю многих либералов, которые являются большими патриотами России, и которые вместе с нами готовы в случае войны взять автомат и пойти защищать Родину. Я знаю экономистов, которые являются либералами в силу своих убеждений, но не являются предателями. И я знаю предателей, которые не являются либералами.
Так вот, главное предательство, которое было совершено в ХХ веке и последствия которого будут ощущаться весь XXI век — это ГКЧП, Беловежская пуща и Горбачёв. И все виновники этого предательства, которое привело к отмене Ялты, отмене Потсдама, отмене Нюрнберга, — все виновники этого международного преступления остаются безнаказанными. Именно это предательство привело к тому, что сейчас идёт Третья мировая война: с "арабской весной", с братоубийственными конфликтами на всей территории бывшего СССР, с глобальной американской агрессией по всему миру, с провокациями типа 11 сентября 2001 года, с кровавым геноцидом в Африке, с гибелью уже десятков миллионов человек. Это предательство привело к 11 сентября, это предательство привело к обострению ситуации на Ближнем Востоке. К срыву всех мирных переговоров между арабами и евреями. Это предательство привело к кровавому геноциду в Африке, где миллионы были убиты. Всё это — последствия беловежского предательства. Но оценки ему не дано ни международной, ни российской.
А она нужна. Истоки и последствия всего, что касается Беловежской пущи, следует обсуждать — и обсуждать досконально, без сроков давности. По документам, по каждой строчке, по каждой минуте. Кто за что ответственен, все должны быть допрошены. Все, кто остался в живых. Да, это сотни томов, это месяцы, а то и годы слушаний — это длинный процесс. Но без такого процесса, без правовой и судебной оценки уничтожения СССР нынешней России не выжить.
Михаил ДЕЛЯГИН, экономист.
Уважаемые коллеги, я искренне признателен всем вам за те добрые слова, которые прозвучали как оценка моей скромной работы. Но меня, честно говоря, больше всего интересуют психологические механизмы предательства.
Вот, например, живет в Одессе мальчик. Летом 1941 года его чудом спасают, он стоит у окна поезда и видит, как "мессеры" на бреющем полете расстреливают этот поезд. Он выживает, спасается, мыкается с мамой по эвакуациям, голодает, затем поступает в вуз, учится, работает… А потом становится либеральным гуру, рецепты которого загоняют в гроб миллионы его соотечественников — так, что на этом фоне асы гитлеровского люфтваффе выглядят чуть ли не гуманистами.
Как, под влиянием чего, каким образом, под воздействием каких мотиваций нормальный человек становится "либералом-западником"?
Ну, вот есть мальчик или девочка: они растут, развиваются, становятся юношей или девушкой, у них какие-то проблемы, какие-то достижения, — в общем, всё как у всех. А потом вдруг — бац! — и этот же самый, во всем остальном, как правило, сохраняющий полную нормальность человек призывает уничтожить "эту страну". И не только призывает, а начинает действовать в этом направлении, всеми силами, всю душу в это занятие вкладывая, — уничтожать собственных друзей детства, своих родных и близких. Что с ним происходит? Как такое могло случиться? Это ведь не болезнь, это не гормональное.
Интерес к этому вопросу отнюдь не праздный.
Понять, как и почему нормальные люди становятся лютыми ненавистниками и палачами своей страны и своего народа, надо прежде всего для того, чтобы не допустить продолжения этих превращений, чтобы сломать алгоритм этого процесса, который идет сейчас полным ходом. Чтобы бороться с его причинами, а не с его многочисленными и уже готовыми следствиями. Наша стратегическая задача — понять, вскрыть хотя бы в наиболее значимых, ключевых элементах социально-психологический механизм, который людей так разрушает и перемалывает.
Мы уже видим третье-четвертое после уничтожения Советского Союза поколение либералов в России: это политики, управленцы, экономисты, журналисты, деятели искусства и так далее. Люди не просто активные и образованные, но зачастую просто талантливые. Какие основные пути ведут их в либеральный клан, почему элиты всё чаще предают свои народы и становятся либеральными, прозападными? И главное — как сделать так, чтобы люди, подрастая, не начинали считать, что доллар выше всего, что государство должно служить глобальному бизнесу, а если в "этой стране" вымрет три четверти населения — ну, и пес с этим быдлом, "они не вписались в рынок". Или, как укронацисты-необандеровцы, разжигая в стране гражданскую войну, говорили: мол, эти "ватники" — они такие убогие, что не способны получать удовольствие от жизни; поэтому, убивая их, мы, по сути, совершаем акт гуманизма, освобождая этих "недочеловеков" от бессмысленных мучений…
Зоран Джинджич, ставший премьером Сербии и продавший Слободана Милошевича Западу (правда, вместо трехсот миллионов долларов ему заплатили, помнится, лишь тридцать — вероятно, в память об иудиных "тридцати сребренниках"), во время учебы в Германии подрабатывал в стрип-клубе, причем в стрип-клубе не для женщин… И я вполне представляю, как уже в близком будущем некий аналог Джинджича может стать политическим лидером уже не Сербии или Украины, а России.
И если одно с другим действительно очень тесно связано, то что и как нужно противопоставить этой связке, чтобы трагедия Украины и Сербии не стала трагедией России?
Александр НАГОРНЫЙ.
Уважаемые коллеги! Искренне признателен всем вам за тот откровенный и порой неожиданный разговор, который состоялся в рамках этого "круглого стола". Добавлю к нему только одну аналогию. После Февральской революции, приведшей к уничтожению Российской империи, партия большевиков-революционеров с классовым подходом, отрицающим частную собственность, овладела властью и оказалась в тотально враждебном окружении. Следовательно, ей пришлось вести борьбу практически со всем миром, и опереться в этой борьбе они могли только на внутренний потенциал страны. Что и привело к победе сталинизма, поддержанного не только новой, большевистской элитой, не только широкими массами населения, но и значительной частью традиционных элит: военных, научно-технических, да и художественных. До середины 30-х годов Советская Россия была заключена в жесточайшую изоляцию. И номенклатура, элита вынуждена была думать о том, как организовать жизнь во всех сферах: от идеологии до розничной торговли. И надо сказать, что в итоге Россия, которая по всем социально-экономическим параметрам уступала Западу, к началу 50-х годов практически сравнялась с ним, а во многом и вышла на лидерские позиции, вершиной чего стал полет Юрия Гагарина 12 апреля 1961 года. Но на эту вершину Советский Союз взлетел уже по инерции, ХХ съезд КПСС в 1956 году выключил все двигатели сталинской модернизации, а XXII съезд с новой Программой КПСС вообще переложил рули в сторону "общества потребления". События в Новочеркасске и Карибский кризис стали точкой отсчёта нисходящей фазы в жизни советского общества. В сфере идеологии главенствующее положение заняли "борьба за мир" и "мирное сосуществование двух систем", а в сфере экономики — "прибыльность народного хозяйства" согласно реформам Косыгина—Либермана. В высшей совпартхозноменклатуре ключевые позиции занимали люди, которые продвигали принципы политической конвергенции. Назову в их числе зятя Косыгина Джермена Гвишиани, академиков Арбатова, Примакова, Велихова, Шаталина, группу "андроповских референтов" и так далее. А под этим зонтиком бурно стали развиваться намного более радикальные тенденции как диссидентского, так и сепаратистского толков. С начала 70-х годов расцвела и "теневая экономика". Подписание Советским Союзом в 1975 году Хельсинкских соглашений с их знаменитой "третьей корзиной" по "правам человека" перевело советскую систему в режим дестабилизации с положительной обратной связью. Кино, литература, театр, телевидение, пресса усиленно создавали и пропагандировали тип человека-потребителя: обывателя, социального паразита, озабоченного лишь собственным материальным благополучием, недовольного дефицитами, очередями, "блатом" и "номенклатурными спецраспределителями".
Подавляющее большинство "властителей дум" времен брежневского "застоя" и горбачевской "перестройки", включая самых яростных "диссидентов" и многих эмигрантов, было агентурой советских спецслужб, проводивших "конвергенцию" вплоть до уничтожения СССР и тотальной вестернизации "постсоветского пространства" в рамках "рыночных реформ". К ним в конце 80-х годов присоединилась значительная часть номенклатуры, заинтересованная процессом конвертации власти в собственность.
За прошедшую четверть века они сменили разве что кураторов, но не идеологию, не систему ценностей. Скажем, во время переворота, который был организован в 1990-91 гг., можно было наблюдать совершенно парадоксальное явление, когда работники военно-промышленного комплекса, которые должны бы были защищать централизованное государство, дружными рядами бросились поддерживать сначала Горбачева, потом Ельцина, а потом мы столкнулись с ними как с людьми, которые с 1991 года определяют основные идеологические направления деятельности государства. И эта группа, которую мы хорошо знаем и которую описывает Михаил Геннадьевич в своей "галерее иуд", полностью поддерживала, поддерживает и будет поддерживать "новый мировой порядок против России, за счет России и на развалинах России", как сформулировал Збигнев Бжезинский. Более того, в качестве главнейшей стратегической задачи ставится полное уничтожение русской государственности и тотальное изменение "национального кода русских", о чем, кстати, говорил недавно Путин. И сейчас, когда резко обострились отношения между Москвой и Вашингтоном, мы сталкиваемся с тем, что она в значительной степени определяет не только медийный фон, но и реальную текущую политику. Я думаю, что эта группа в течение ближайших полутора-двух лет добьется своего — и Путина отстранят от власти по требованию "вашингтонского обкома" и под воздействием искусственно организуемого финансового и экономического кризиса внутри страны.
Как стратифицирована эта группа? Я бы выделил пять направлений. Во-первых, это бюрократическое направление, которое сидит в министерствах и ведомствах. Дальше идет вторая, военно-силовая группа, которая объединена теми же идеями и заточена под конструктивное взаимодействие с западными партнерами. Третья группа — олигархическая, предпринимательская. Туда практически входят все олигархи, потому что огромные средства выведены ими в зарубежные банки, и огромная собственность взята в разных местах, прежде всего — в США и Европе. То есть, они привязаны. Затем — культурно-идеологическая группа. И, наконец, — это информационная группа, которая практически сидит на всех телевизионных каналах и основных радиостанциях. Сейчас вся она вроде бы работает под оком Кремля, но в любой момент может переориентироваться и сыграть мобилизационную роль для следующей "цветной революции" у стен Кремля. Именно во избежание данного разворота событий патриотические силы всех идеологических направлений должны сомкнуть свои ряды и в первую очередь добиться выдавливания проамериканской агентуры из власти, и, прежде всего — из финансово-экономического блока правительства, который манипулирует ситуацией и все ближе подводит нас к экономической катастрофе. В этом и заключается важность нашего сегодняшнего обсуждения, которое позволяет открыть эффективные формы противодействия данным кругам.
Рис. Гелий Коржев. Иуда
