Сколько раз за минувшие годы всем нам приходилось выслушивать и от разномастных «политологов» и «аналитиков», и от должностных лиц сентенции в духе, что мол, конечно – распад СССР было актом драматическим, но, по крайней мере «бескровным».
Хотя сегодня, при виде того кровавого кошмара, который творится на Украине, о «бескровности» распада СССР вряд ли уже заикнется и заправский либерал.
Настолько очевидно, что гражданская война на Украине просто была исторически запрограммирована в 1991 году, с преобразования УССР в «незалежную державу», и фактически является лишь проявлением ( пусть и с задержкой на 23 года) одного из многих процессов, запущенных актом упразднения Союза.
Впрочем, лживость тезиса о «бескровном» распаде страны была очевидна уже тогда, в начале 1990-х годов, когда стали одна за другой множиться «горячие точки», быстро приобретающие характер ожесточенных локальных войн.
Об одной такой локальной войне хочу сейчас напомнить, хотя бы потому, что события уж очень напоминают то, что происходило, и сейчас происходит в Славянске, Краматорске, Луганске и других городах восставшей Новороссии.
Также, как и в этих городах, в знойном июне 1992 года в городе Цхинвал царил кровавый кошмар. Улицы города были объяты огнем, постоянные ракетные и артиллерийские обстрелы разрушали его дома и убивали жителей, которые и так страдали от нехватки пищи, медикаментов и даже питьевой воды. А многочисленных убитых их родственникам приходилось на скорую руку погребать прямо под окнами своих домов… Но самым жутким для жителей города было то, что нет надежд на спасение. А для автора этих строк в те дни - не высказанный, но чувствовавшийся чуть ли не в каждом взгляде укор – «русские, почему вы нас предали?!».
- Позвольте, - удивится молодой читатель,- о чем это автор? Ведь всем известно, что нападение грузинских войск на Цхинвал произошло в августе 2008 года, эту войну так и прозвали «08.08.08»., при чем тут июнь 1992 года речь?!
Увы, кровавые события августа 2008 года стали только последней по времени, но далеко не первой трагедией Цхинвала и всей Южной Осетии. Так что несколько наивными выглядят рассуждения, которые так любят и западные журналисты и политологи, и их российские «либеральные» коллеги: вошли ли российские войска в Южную Осетию после нападения на Цхинвал 8 августа 2008г, или начали выдвижение еще накануне? Потому что все началось много, много раньше…
К июню 1992 года Цхинвал уже имел печальную славу «долговременной горячей точки», как столицы «непризнанной республики», и даже само название города было предметом для конфронтации. Последнее – вовсе не шутка. Потому что с 1961 года, в рамках «развенчания культа личности Сталина», город, ранее именовавшийся Сталинири, был переименован в Цхинвали – и с таковым наименованием значился он и на картах мира, и СССР, и разумеется, и Грузинской ССР, в состав которой входил как центр Юго-Осетинской автономной области. Однако осетинская часть населения как города, так и области, даже в советские времена все же в обиходе предпочитала называть его Цхинвал (как, кстати, его официально именовали и во времена Российской империи).
Но эта буква «и» в окончании была вовсе не мелочью. Грузинские ученые мужи, в том числе и в годы «пролетарского интернационализма» и «ленинской «национальной политики», из кожи вон лезли, чтобы доказать, что по древнекартвельски ( картвелы- самоназвание грузин) Цхинвали – «это город грабов», следовательно, это грузинский город. Осетинские их коллеги с не меньшим рвением доказывали, что само слово Цхинвал имеет древнеаланские ( аланы – предки осетин) корни, и означает «верховное обиталище».
Российские официальные лица после распада СССР по прежнему использовали грузинскую форму именования города. Вплоть до 26 августа 2008 года, когда президент России Дмитрий Медведев впервые в своем заявлении назвал столицу Южной Осетии Цхинвалом, и объявил о признании независимости республики.
Казалось бы, все это забавные мелочи, связанные с известным обостренным национальным самолюбием кавказских народов. К тому же, в те периоды, когда грузины и осетины проживали в составе Российской Империи или СССР, в целом отношения между ними никогда не имели антагонистического характера, о чем свидетельствует, кстати, и обилие смешанных браков.
Но уже распад Российской Империи в 1917-1918гг. привел к яростному межнациональному противостоянию, и новоиспеченной Грузинской Демократической Республике пришлось неоднократно усмирять своих осетинских подданных силой оружия. Те же, словно в пику ей, чуть ли не поголовно стали поддерживать большевиков (хотя, вероятно, мало кто из них имел представление о «марксизме-ленинизме» и «классовой борьбе»). Впрочем, вероятно, если бы в Гражданской войне победили бы белые, осетины с не меньшим рвением поддержали бы Добровольческую армию Деникина – благо, грузинские власти и с ней были на ножах.
В советский период истории все, казалось, выглядело в грузино-осетинских отношениях относительно благополучно, но первые же волны горбачевской «перестройки» в конце 80-хгг ХХ века разбудили не столько «созидательные процессы», сколько все возможные националистические амбиции. Причем грузинское общество достаточно резко стало ставить вопрос о выходе из состава СССР – кстати, когда республикой руководил еще не воинствующий «национал-демократ» Звиад Гамсахурдиа, а первый секретарь ЦК КП ГрССР товарищ Гумбаридзе. Между прочим, ранее возглавлявший республиканский КГБ – вот такие партия взрастила кадры к концу 80-х! Чаяния осетин, у которых тоже началось «национальное пробуждение», были куда скромнее – поднять статус Южной Осетии с автономной области до автономной республики, опять же, в составе Грузинской ССР.
Это вызвало яростное негодование и у грузинских коммунистов, и у грузинских антикоммунистов, и с 1988-1989 года из Тбилиси в Цхинвали регулярно стали совершаться многотысячные «марши мира», обычно сопровождаемые погромами и мордобоем.
А осенью 1990 года после первых демократических выборов в Грузинской ССР к власти официально пришел Звиад Гамсахурдиа со товарищи, которые не скрывали своих целей на отделение от СССР Грузии, и ликвидацию в ней всех автономий ( для абхазов правда, потом Звиад весьма расплывчато пообещал сделать исключение). И тогда облсовет Южной Осетии принял решение провозгласить Юго-осетинскую Советскую Социалистическую республику в составе СССР. В ответ 10 декабря 1990 года Верховный Совет Грузии принял решение о полной ликвидации югоосетинской автономии. С тех пор термин «Южная Осетия» в принципе отсутствует в грузинском политическом лексиконе. Гамсахурдиа окрестил Южную Осетию «Самачабло» - т.е. область князей Мачабели. Действительно, некогда представители этого княжеского рода несколько раз обращались еще к НиколаюI с просьбой передать им в качестве крепостных югосетинских крестьян, на что, правда, последовал монарший отказ. Со времен Шеварднадзе про князей как-то забыли, и грузинский официоз обычно говорит о «Цхинвальском регионе», или части провинции Шида(внутреннего)-Картли. Такая практика продолжается и по сей день – поэтому все обещания того же Саакашвили ( и его преемников – также) дать осетинам «самую широкую автономию» изначально воспринимались как откровенное вранье: какая уж тут автономия, если за Южной Осетией не признают даже права на самоназвание!
А грузинские «демократы» образца 1990гг. не стали медлить с реализацией своего постановления по отношению к осетинской автономии ( не говоря уж о «независимости»). В ночь с 5 на 6 января 1991 года в Цхинвали вторглись подразделения грузинского МВД во главе с генералом (советского МВД, кстати) Кванталиани, назначенным Гамсахурдией «военным комендантом» города. Правда, большая часть грузинских «милиционеров» состояла из разношерстной националистической публики, только недавно одевшей серые бушлаты с погонами, и больше склонна она была к грабежу, чем к «восстановлению территориальной целостности». Поэтому после трех дней боев плохо вооруженные ополченцы и осетинские милиционеры выставили незваных гостей из города. Но после этого конфликт распространился на всю территорию Южной Осетии – с обеих сторон стали создаваться отряды самообороны. Вооруженные столкновения охватили всю Южную Осетию – и велись они весьма жестоко, скажем честно, с обеих сторон. Но надо сделать обязательное уточнение – если осетины и местные грузинские ополченцы еще хоть как то договаривались друг с другом (сказывались давние соседские и порой даже родственные связи) избегать откровенных зверств, то прибывавшие из прочих регионов Грузии на «осетинский фронт» формирования, таковых сдерживающих рычагов не имели. Напротив, как «официальные», т. е. относящиеся к создаваемой Грузией Национальной гвардии, а тем более «добровольческие» («Общество Ильи Праведного», «Белый Георгий», «Белый орел», ну и конечно, легендарные «Мхедриони») формирования, зачастую являлись откровенными бандами, набранными из соответствующих элементов, лишь слегка прикрывающимися теми или иными «идейными» лозунгами. Собственно, на них приходится львиная часть зверств и разбоев – что, конечно, не снимает ответственности с вдохновивших и пославших их на «подвиги» политиков-националистов.
Но, если с последними все ясно, то весьма нелепой выглядела позиция Москвы. Причем как союзного Центра во главе с Горбачевым, так и российской «демократии», развернувшей против него яростную борьбу. Казалось бы, симпатии Центра должны были бы быть на стороне осетин – ведь они были за сохранение Союза! Однако из Москвы осетинских депутатов одернули, указав, что принятое ими решение о создании ЮОССР в составе СССР «неконституционное». Грузинскому же Верховному Совету ни по поводу ликвидации автономии, ни по поводу фактически развязанной войны никаких протестов не последовало.
Правда, позднее части Внутренних войск МВД СССР все же были введены в Южную Осетию, чтобы обеспечить снабжение Цхинвала, оказавшегося практически в полной блокаде (в добавок, Союз энергетиков Грузии в феврале 1991г. отключил электричество большинству районов Южной Осетии). Гамсахурдиа тогда же заявил, что Грузия подверглась «имперской агрессии Москвы» и объявил СССР «экономическую блокаду». (Что, впрочем, в первую очередь, ударило по самой Грузии). Но и эта выходка Звиаду сошла с рук. Причем, почти в то же время, он обратился к командованию войск Заквказского округа – с просьбой разоружить его политических конкурентов из «Мхедриони» во главе с профессором и «вором в законе» Джабой Иоселиани. Что и было проделано спецназом ЗакВО, который Гамсахурдиа продолжал именовать «оккупационными войсками». А криминальный профессор отправился в Тбилисскую тюрьму – туда же Звиад оправил и лидера Южной Осетии Тореза Кулумбегова, пригласив его, якобы, «для переговоров». Официальная Москва отнеслась к этому философски. Более того, когда Грузия стала создавать Национальную гвардию, Москва не только не возмутилась – напротив Министерство обороны СССР через сохранявшуюся сеть военкоматов стало обеспечивать призыв в Национальную гвардию! Это, между прочим, уже после того, как Грузия официально бойкотировала референдум о сохранении Советского Союза, а затем, 9 апреля 1991 года, объявила о независимости от СССР! В то же время в Южной Осетии референдум был проведен и 98% голосовавших высказались за Союз.
Разумеется, в то же время, российская «демократическая» общественность воспринимала осетин как «коммунистов и реакционеров», а грузинскую же сторону – как борцов с «тоталитарной империей». Правда, скоро выходки Звиада стали смущать даже российских «демократов» - особенно когда он начал преследовать и своих бывших друзей по «национал-демократическому» лагерю. А, тем более, (что болезненно восприняла московская «общественность»), представителей грузинской интеллигенции, так или иначе выразивших несогласие со звиадистским режимом.
В результате, когда в декабре 1991- январе 1992гг. в результате «народной демократической революции» Гамсахурдиа был свергнут, в восторге был и Кремль (где уже успел разместиться Борис Ельцин, ценой Беловежских соглашений избавившийся от Горбачёва) и «демократическая общественность» России, и даже осетины! Последние – потому что революционеры выпустили Кулумбегова вместе с Иоселиани из тюрьмы, причем последний стал и одним из руководителей «новой демократической» Грузии. А за время своего пребывания за решеткой, по разным поводам ругая Звиада, он, в частности, высказывался и за более «гибкое» решение осетинского вопроса. Ну а когда во главе Грузии стал Эдуард Шеварднадзе – любимец как российской, так и международной «прогрессивной общественности», ликованию вообще не было предела.
Хотя для Южной Осетии как раз и начались еще более страшные, чем прежде, испытания. Новая грузинская власть ни на какие уступки осетинам идти не собиралась. В результате 19 января 1992 года в республике был проведен референдум, на котором 98% участников высказались за независимость от Грузии и за присоединение к России. В результате военные действия вновь разгорелись уже в конце февраля-начале марта 1992 года. Причем, если в Западной Грузии сторонники Гамсахурдиа и Госсовета, возглавляемого Шеварднадзе, еще воевали друг с другом, то в Южной Осетии они выступали единым фронтом. Грузинские формирования взяли под контроль Знаурский район на юго-западе республики, Ленингорский (переименованный в Ахалгорский) на востоке. Грузинские села к юго-западу, югу и востоку от Цхинвала с самого начала конфликта оставались вне контроля осетин. Но самое главное, группа грузинских сел, самым крупным из которых было Тамарашени, располагались вдоль дороги соединяющей Цхинвал с Джавой (вторым по величине городом республики), а фактически, и с внешним миром.
Единственной дорогой из Цхинвала на Джаву была т.н. «объездная» грунтовка, Зарская дорога. Ее именовали и «дорогой жизни» - по ней, хоть и с великим трудом, но поступали в город продукты и медикаменты, вывозились раненые и беженцы, и «дорогой смерти» - потому что она находилась под постоянным ракетно-артиллерийским обстрелом грузин. Действовали здесь и грузинские диверсионно-террористические группы. Одной из таких 20 мая 1992 года была расстреляна колонна беженцев их Цхинвала, погибло 36 человек в возрасте от 11 до 76 лет.
Эдуард Шеварднадзе, чтобы не смущать влюбленную в него «прогрессивную общественность» от этой, да и прочих подобных акций старательно дистанцировался. Он весьма успешно убеждал всех желающих верить в своем миролюбии, а войну в Южной Осетии и связанные с ней злодеяния списывал то на «звиадистов», то на какие-то «неподконтрольные формирования», то вообще на происки неких «темных сил, не желающих мира».
И под эти разговоры он добился в конце апреля от Бориса Ельцина, с которым у него сложились крайне приятельские отношения, вывода из Южной Осетии Внутренних войск – которые являлись хоть какой-то страховкой для осетин, что их попросту всех не уничтожат. На стене одной из временных казарм кто-то из уходящих российских военных написал: «Вас снова продали!». Правда, офицеры группировки все же передали часть оружия и боеприпасов представителям «законной власти Южной Осетии». А что – вот избранный народом Верховный Совет, вот правительство, им тоже что-то должно полагаться при разделе союзного имущества… В условиях всеобщего бардака, охватившего «постсоветское пространство», такие объяснения были признаны вполне логичными – а, скорее всего, в этот вопрос в Москве никто и вникать не стал.
Также, как довелось лично услышать, командующий Внутренними войсками генерал-полковник Василий Саввин не стал форсировать вывод из под Цхинвала вертолетной части – похоже, на свой страх и риск. А вертолетную площадку (громко именуемую «аэродромом») положено охранять, особенно если вертолеты военные – так что некоторое число наших военнослужащих (их позднее, в официальных документах, почему-то назовут инженерно-саперным батальоном) все же под Цхинвалом осталось. Эти вертолеты, их экипажи и «инженеро-саперы» несколько месяцев, с апреля по июль, делали максимум из своих скромных сил, чтобы обеспечить уход многочисленным раненым и больным, вывоз их, а также просто беженцев, доставку продовольствия и медикаментов - и без официального приказа Москвы (не говоря уж о «верховном Главнокомандующем», как любил себя величать Борис Николаевич). Причем под постоянным обстрелом так называемых «неизвестных формирований». Надо ли говорить, что этот подвиг никак вознагражден не был – а напротив, наглухо забыт.
К июню ситуация для Цхинвала окончательно стала критической. Фактически от падения его удерживало лишь мужество отчаяния его защитников, которым некуда было отступать и которые не могли рассчитывать на пощаду. А также отсутствие единого и грамотного военного командования с грузинской стороны, практически полное отсутствие даже подобия дисциплины, постоянные выяснения отношений как между командирами, так и бойцами отдельных отрядов. И все же явный военный перевес был на их стороне.
Меж тем, дальнейшее развитие событий по грузинскому сценарию грозило осложнениями уже и самой России. Во-первых, фактическим поощрением Москвой грузинских действий в отношении Цхинвала были крайне возмущены жители Северной Осетии – региона, традиционно являющегося наиболее лояльным России на Северном Кавказе. Северные осетины в индивидуальном порядке, в общем-то, давно направлялись воевать на стороне южных собратьев, правительство республики также оказывало южанам посильную гуманитарную помощь. Но Москва регулярно требовала «прекращения вмешательства во внутренние дела независимой Грузии», что начало приводить в ярость традиционно пророссийски настроенных осетин.
К 9 июня кольцо грузинской блокады практически полностью сомкнулось вокруг Цхинвала, грузины заняли все господствующие над городом высоты, и попытались форсировать реку Лиахву, перенеся, таким образом бой на городские улицы. Тогда же во Владикавказе произошел взрыв народного негодования. Были захвачены военные склады со стрелковым оружием, боеприпасами и 12-ю самоходными установками - все захваченное немедленно, через Рокский тоннель было отправлено в Южную Осетию. Российская военная прокуратура в ответ арестовала главу правительства Южной Осетии Тедеева - но осознав, что в сложившейся ситуации это подобно тушению огня керосином, вскоре его освободила.
Между тем о своей готовности помочь южным осетинам, «если Москва их намерена предать» объявила Конфедерация горских народов Кавказа(КГНК). Эта, в принципе, общественная организация, тогда, в начале 90-х, была весьма внушительной силой – особенно на фоне полного бессилия официальной российской власти. Как потом показало время, большинство из лидеров и активистов этой Конфедерации собственно, не были так уж антироссийски настроенными, как считали многие в Москве. Ну, за исключением, разумеется, представителей дудаевской Чечни.
Но тогда лидеры КГНК резонно рассудили, что ельцинское руководство нормальными доводами не прошибешь – и 13 июня во Владикавказ прибыл «передовой» отряд ополчения Конфедерации во главе с Мусой (он же Юрий) Шанибовым. Шанибов объявил, что идёт на помощь Цхинвалу, из Москвы тут же (такую бы оперативность да на благое дело!) во Владикавказ выслали милицейский спецназ. Вооруженного столкновения удалось избежать только благодаря личному вмешательству североосетинского президента Ахсарбека Галазова. Между тем, при другом исходе, этот инцидент мог бы не только взорвать Северную Осетию и откликнуться в других северокавказских республиках – без сомнения им не преминул бы воспользоваться лидер мятежной Чечни, Дудаев, не скрывавший своих планов взбунтовать против России весь Северный Кавказ. Как раз все это лето он вояжировал по этим республикам (при полном попустительстве Москвы), призывал к «борьбе за свободу» а потом ругался по адресу того или иного региона: «Они свиньи. К революции не готовы!».
Накаленность ситуации стали чувствовать и в Москве – в частности, в Верховном Совете, где уже давно выражались сомнения относительно «демократичности» грузинских действий в отношении Южной Осетии. В начале июня вице-президент Александр Руцкой предложил Борису Ельцину направить в Южную Осетию североосетинскую Национальную гвардию. Удивительно, но Ельцина возмутил не факт наличия у одной из российских республик собственной (незаконной) Национальной гвардии, а предложение вмешаться в дела старого товарища по Политбюро ЦК КПСС Шеварднадзе.
Однако, как рассказывает в своих воспоминаниях Александр Руцкой, помог случай. 15 июня1992 года Борис Ельцин убыл в свой первый государственный визит в США, и счастливый этим, никаких указаний по югоосетинскому вопросу не оставил. Руцкой тут же связался с заместителем министра обороны генерал-полковником Кондратьевым и попросил его побывать в Цхинвале и самому разобраться в обстановке. Кондратьев вернулся из Цхинвала в бешенстве – он лично видел расстрел города, причем снаряды и ракеты рвались и на российском «аэродроме». Руцкой связался с Шеварднадзе, и услышал дежурное повествование: «войска, которые штурмуют Цхинвал, не являются грузинской армией». Кондратьев, похоже, был возмущен этим заявлением не меньше Руцкого, поэтому он с готовностью исполнил поручение нанести удар вертолетами по всем силам, обстреливающим город.
Приказ был выполнен, и по словам Руцкого «тут же раздался звонок из Тбилиси, и Шеварднадзе на повышенных тонах сказал, что я вмешиваюсь во внутренние дела суверенного государства». В ответ Руцкой поручил Кондратьеву еще раз повторить удар, и как утверждал уже потом сам Шеварднадзе, пообещал поднять авиаполк и разбомбить на этот раз Тбилиси.
Шеварднадзе попытался отыграть ситуацию сразу в трех направлениях. Во-первых, 20 июня он обратился, в ООН с жалобой на «агрессию» и «имперские притязания» России. Кроме того, в тот же день грузинские формирования попытались прорваться на левый берег Лиахвы, и их отбили уже буквально из последних сил. Ну и разумеется, Эдуард Амвросиевич поспешил пожаловаться Борису Николаевичу на «самоуправство» его вице-президента и генералов.
Но тут уж даже Ельцин понял, что дело зашло слишком далеко. Он еще очень нетвердо сидел на кремлевском престоле, экономические реформы пока вызывали только массовое обнищание, и соответственно, недовольство населения. А впереди еще предстояла ваучерная приватизация… Надежного карательного аппарата Ельцин тогда тоже не имел – и тем более побаивался злить генералов, которые, по известным причинам Шеварднадзе, мягко говоря, не любили. Ни к чему в такой обстановке был и прямой конфликт и с Руцким и с Верховным Советом, да еще на фоне перспектив масштабного возмущения Северного Кавказа.
И в результате 24 июня в Дагомысе Ельциным и Шеварднадзе были подписаны соглашения «о принципах мирного урегулирования грузино-осетинского конфликта». Строго говоря, это было фактически соглашение о перемирии – но оно подразумевало размещение в регионе миротворческих сил из российского, грузинского и осетинского батальонов и создания Смешанной контрольной комиссии, которая должна была за этим перемирием наблюдать.
На бумаге остались почти все благие пожелания, содержащиеся в этих соглашениях – об экономическом восстановлении региона, о недопущении экономической блокады или угрозы таковой, о разоружении ополченческих формирований, взаимного возвращения беженцев и т.д. Да и прекращение огня наступило далеко не сразу – вплоть до 13 июля грузины продолжали ракетно-артиллерийский обстрел города, а его окраины пытались занять их штурмовые группы. Только с появлением 14 июля российских миротворцев пришло хрупкое перемирие.
Но, самое главное, вопреки названию документа, в нем ничего не говорилось о том, как же принципиально решить этот конфликт. Ведь осетинская сторона после всех понесенных жертв (только осетинских деревень было уничтожено 117) в принципе отказывалась быть в составе Грузии. А Грузия, в свою очередь, не желала слышать даже само словосочетание «Южная Осетия». Поэтому новая война была рано или поздно неизбежна, что и произошло в августе 2008 года. И лишь российское военное присутствие, сохраняемое в регионе, дает гарантии на не возобновление военных действий впредь.
В контексте всего вышеописанного, особенно остро воспринимается одно из последних заявлений командира ополченцев Славянска Игоря Стрелкова: «Я долго молчал по поводу "помощи России". Потому что все понимаю - и нюансы "большой политики", по сравнению с которыми Славянск - всего лишь крохотное пятнышко на скатерти Истории, и колоссальные риски, на которые должна пойти Россия, чтобы помочь нам вооруженной силой, и массу других учтенных и неучтенных факторов. Я не понимаю одного: почему было можно, рискуя всем, спасать несколько десятков тысяч уважаемых мною осетин-кударцев, немедленно кинувшись им на помощь, невзирая ни на что, но уже месяцы "тянуть волынку" со срочно необходимой помощью русским?».
И действительно, получается, что даже руководимая бездарным и бессовестным Ельциным Россия, находящаяся в 1992 году в состоянии полураспада, смогла все же помочь осетинскому народу, и заставить прекратить против нее войну. Тем более, стыдно будет за сегодняшнюю, несравненно более сильную Россию, если она позволит и дальше бандеровскому отребью безнаказанно истреблять у себя буквально под носом тысячи русских людей.
На фото: «Осетинская мать: будьте прокляты, убийцы!» Выставка «Война в Южной Осетии 1991-1992 гг.»
