Замечательный философ Эдмунд Гуссерль более ста лет назад заметил, что европейские науки, прежде всего естественные, находятся в глубочайшем кризисе. Гуссерль обнаружил это благодаря феноменологическому методу. Этот метод тщательно изучает процессы, протекающие внутри сознания человека, прежде чем человек приходит к тому или иному заключению относительно того, что есть вне его, а чего нет. Оказывается, что мы имеем дело не с вещами в себе, а их представлениями в нашем сознании. Всё, что мы знаем о внешнем мире, существует лишь в нашем сознании.
Поэтому научные дисциплины, искренне полагающие, что исследуют законы объективного и независимо от нас существующего мира, глубоко ошибаются. Они изучают лишь структуры нашего мышления. Так лучше бы и говорить, оставив безосновательные претензии на объективность политическим пропагандистам.
То, что ясно понял и блестяще объяснил Гуссерль, стали понимать и сами учёные. Так, например, в квантовой механике сам процесс зависит от позиции и даже от самого наличия наблюдателя. В теории относительности Эйнштейна становится относительной и структура времени, также зависящая от того, куда мы на временной шкале помещаем субъект. И если допустить процессы, протекающие со скоростью, большей, чем скорость света, то время – за пределом пространства Минковского – становится обратимым. Современная теория суперструн связывает структуры измерений с калибровкой мирового листа и духами Фадеева – Попова, что также отсылает именно к субъекту.
Роль риторики, убеждений, а также политики и экономики в науках, претендующих на точность, вскрыли Томас Кун, Пол Фейерабенд и Александр Койре. И наконец, Мишель Фуко, а вслед за ним ещё более разоблачительно Бруно Латур прекрасно показали, что в истоках научных опытов и открытий лежит чистое надувательство – борьба лабораторий и научных сект за гранты, славу и власть.
Собрав всё это воедино, некоторые философы науки, такие как Джон Хорган, пришли к выводу, что конец науки наступил, а современные учёные – это свихнувшиеся сектанты, утратившие всякую связь с реальностью, и полезные только для изобретения технических аппаратов, чье производство давно оторвалось от фундаментальной науки.
Если здание объективной реальности, на изучение которой претендовали ранее естественные науки, посыпалось, то это не могло не повлиять и на гуманитарные науки. Они и раньше не считались точными, а теперь – в условиях полного релятивизма и растерянности – превратились в крикливый произвол.
Собственно, это и есть постмодерн. Всё относительно, всё поддельно, всё иронично, всё бессмысленно.
Если раньше наука созидала, или ей так, по меньшей мере, казалось, то теперь она открыто принялась разрушать. Можно оплакивать конец науки или превращение её в ироничную науку (по словам того же Хоргана) или радоваться – зачёты и экзамены отменяются, так как весь преподавательский корпус разом признан психически невменяемым. Но можно попытаться определить тот момент, когда что-то пошло не так. На мой взгляд, это более важно.
По результатам моей собственной деконструкции современного естественно-научного корпуса идей и представлений, проблема заключается в атомизме.
Идея о существовании отдельных неделимых (а атом по-гречески и значит нечто неделимое) материальных частиц, частей без целого, была выдвинута ещё Левкиппом и Демокритом, а вслед за ними подхвачена Эпикуром и Лукрецием Карром. Но в классической науке – и вплоть до конца Средневековья – эта мысль совершенно справедливо считалась бредом. Не потому, что атомы найти нельзя (то, что сегодня называется «атомами», делится, а значит, это никакие не атомы), а потому, что Единое – ум, душа, дух, – как справедливо доказал Платон, из многого не выводится. Либо ум, либо атомы. Атомизм постулирует радикальный материализм и глубинную бессмысленность мира. В таком мире правит безумие, в нём всё случайно – всё так, не более, чем иначе (как гласит атомистский закон изономии). И как только – с Галилея, Ньютона и Гассенди – атомизм стал основой естественных наук, человечество стало жертвой тлетворной и опасной галлюцинации. Оно стало воображать внешний мир таким, каким он не просто не является, но не может являться. Так научное мировоззрение стало систематически прививаемым людям безумием. И привело это закономерно к тотальному кризису.
Испортили свой ум, испортили и окружающий нас мир. Отсюда материализм, атеизм, демократия и либерализм. В политике атомизм выразился в индивидуализме, но индивидуума так же не существует и не может существовать, как и атома. Человек – континуум, его дискретность – есть видимость. Отсутствие Единого – в религии, государстве, обществе, морали – ведёт человечество к полному вырождению. И именно это мы сегодня и наблюдаем.
Последнее: если мы хотим спасти науку, надо вернуться назад, отвергнуть атомизм и всё на нем построенное (в физике, химии, политологии и т.д.) и начать всё заново.
