В природе, как и в реальной жизни, существует не так много типов реакторов. Есть ВВЭР-1000, РБМК, есть "Вестингауз"… И мне кажется, нельзя запустить русский реактор на руинах советского реактора, а принципы, на которых советский реактор был построен, прямо противоположны тем, по которым устроена жизнь сегодня. Есть капиталистический способ организации жизни, а есть социалистический. И каждый новый день доказывает, что принципы, на которых было основано советское государство — что общественное бытие определяет сознание, а не наоборот, — они незыблемы.
Нужно обратить внимание на одну очень важную контекстуальную деталь, которая имеет отношение ко всем нашим проблемам и язвам. В своё время Столыпин сказал: "Если России будут даны 20 лет спокойствия без великих потрясений, то Россию мы не узнаем". Но никто и никогда России 20 лет спокойствия не предоставлял и не предоставит. И как сто лет назад, о чём говорили классики политэкономии, так и сегодня в капиталистическом мире назревают противоречия, которые в определённый период времени прорываются в войнах, в жесточайших кровавых конфликтах.
Мы видим, что планета беременна войнами, и, ставя вопрос о том, какой реактор можем перезапустить или пересобрать, мы, в первую очередь, должны спрашивать себя, в состоянии ли мы, в случае если эти противоречия вновь полыхнут очередным пожаром, сохранить то немногое, что у нас осталось. И должны прямо отвечать себе: с нынешним общественным и экономическим устройством мы не уцелеем в этом пожаре, мы не в состоянии обеспечить даже минимальную обороноспособность для того, чтобы защитить этот самый реактор.
Реактор должен основываться на базисе. Но если в этом базисе кровь и пот большинства, несправедливость, слёзы и безудержная эксплуатация, то надстройка не может быть сверкающей, ослепительной и божественной. Поэтому до тех пор, пока мы не поменяем основы нашего экономического уклада, ничего не изменится и в надстройке. И чем больше сегодня мы углубляемся в метафизику, тем больший ущерб наносим физическим принципам организации нашего общества.
Я рассуждаю не как перековавшийся марксист, хотя считаю, что пришло время реабилитировать классическую политэкономию, и она не противоречит основным канонам христианства и православия, а я рассуждаю как журналист, который видит деградацию, декомпозицию нашей жизни — ежедневную, ежеминутную.
Мы снимаем большой фильм об образовании — народный, не инициированный ВГТРК или кем бы то ни было ещё. Он объединил 5000 человек из разных уголков страны от Владивостока до Калининграда — людей, которые видят катастрофу ежедневно. И они ставят вопрос о цене эволюции.
Очень много сказано — в том числе и мною как журналистом — о том, что революция опасна, нового переворота наш реактор может не пережить. Но какова цена эволюции? Если завтра мы останемся с поколением, которое не сможет сесть за штурвалы самолетов, которое будет не в состоянии проектировать и испытывать новое высокоточное вооружение, которое не сможет встать за операционный стол со скальпелем в руках; если завтра ценой эволюции будет размещение чужого высокоточного оружия в одной минуте подлётного времени от нашей столицы, то можем ли мы смириться с такой эволюцией? Можем ли мы без конца заклинать и отстаивать стратегию эволюционного развития? Не будет ли такая эволюция дороже для нашего реактора, чем любая революция?
Некоторое время назад я сам верил в то, что можно выкликать, вымолить православного святого русского олигарха, который будет строить, воссоздавать русскую матрицу, русский мир. Но вот я приехал из одной из русских областей, где снимал руины советских школ, построенных в совхозах и колхозах в 1988‑ом, и даже в 1989-ом. Казалось бы, уже конец советского мира, и, тем не менее, деревни жили, в эти деревни проводился газ, школы там строились. А сейчас я видел там руины, дымящиеся кирпичи, видел то, чего не мог представить себе ещё некоторое время назад, когда был очарован романтическими надеждами.
Когда едешь по самой что ни на есть русской провинции, по обе стороны дороги видишь колючую проволоку, потому что все колхозные и совхозные поля приватизированы и распроданы, куплены тем самым появившимся, народившимся у нас новым русским посконным православным национальным капиталом, который выращивает на этих полях американскую мраморную говядину, чтобы продавать её в дорогих столичных магазинах. Для того чтобы расчистить площадь под американских быков, со свету сживаются последние деревни и оставшиеся там школы, а детей выбрасывают на улицы.
Месяц назад я стоял на могиле доктора физико-технических наук, заведующего кафедрой нанотехнологий в Южном федеральном университете в Ростове. Этот человек повесился у себя во дворе. Он повесился, потому что не сумел набрать студентов на свой новый курс физтеха. Администрация вуза обещала ему одни параметры зачисления по ЕГЭ, а потом внезапно подняла входную планку по русскому языку, и дети, которых он лично убеждал идти в физики, не пошли к нему и не стали физиками. И он решил свою судьбу так, не по-христиански.
Тот курс, который сейчас проводится в экономике и в политике, не является противоположностью курсу, сформулированному в 1991 году, когда разрушался советский реактор. Это естественное и закономерное продолжение тех принципов, которые были положены в основу новой русской государственности, той приватизации, которая была проведена в 1993 году. Всё закономерно, не произошло никаких фундаментальных перемен.
Национальный капитал, выросший у нас, пришедший на смену всем этим Ходорковским и Гусинским, которые были всего лишь интерфейсом для людей, что задумывали разрушение советского государства и приватизацию общенародной собственности (а эти ребята были нужны лишь для того, чтобы сделать грязную работу и передать имущество настоящим собственникам) — так вот, национальный капитал и в национальных республиках нашей страны ведёт себя абсолютно одинаково, будь то татарский, башкирский, адыгский, чеченский или русский капитал. Ему нужна идеология для того, чтобы защищать свои завоевания — то, что он проглотил в 1990-е. Этой идеологией становится национализм — это национализм местный, этнический, это национализм великорусский. И это самое опасное, на мой взгляд.
Мы должны чётко понимать, что с помощью идеологии русского мира национальный капитал, которому выгодна эта идеология, пытается расправиться с остатками мира советского. Он сталкивает два этих мира, он выращивает это противоречие.
Мы наблюдаем, как это происходит сейчас на Украине, и я боюсь, что это начнёт происходить и в других местах. Обелогвардеивание нашей сегодняшней действительности, попытка протащить какие-то коллаборационистские мифы, реабилитировать их, восстановить в массовом сознании, попытка демонтировать остатки советского идеологического наследия — прямо связаны с желанием национального капитала сохранить то, что им было завоёвано.
Если 8 марта этого года в центре Минска при колоссальном стечении молодого белорусского народа проходит концерт рок-группы, выступающей под символикой, напоминающей символику 30-ой гренадёрской дивизии СС, то это должно заставить нас насторожиться. И такая реакция со стороны уже белорусского мира и белорусского капитала, который с помощью своего национального мифа отгораживается от экспансии русского капитала, закономерна. Я видел то же самое в 2009 году на Украине, когда до войны ещё было далеко, но все уже ждали войну, и все говорили тогда, что русские олигархи, православные олигархи точно так же вкладывают в развитие украинского национализма и финансируют украинские националистические партии, как и в домашние националистические партии, потому что капитал не имеет отечества и нации, капитал интересуется только прибылью.
Конечно, очень важно, что в 1941 году появилась икона над Москвой, но если бы в 1921 году не начали испытываться в созданных большевиками институтах ракетные боеприпасы для миномета БМ-13, "Катюша" — то одна икона бы не помогла. Одна лишь икона не в состоянии защитить детей Донбасса, необходима оборонная промышленность, которая в условиях столкновения с внешним империалистическим окружением будет в состоянии не одну "Армату" произвести для парада Победы, а производить их систематически и непрерывно.
Мы должны сейчас изо всех сил: православные, мусульмане, все, — бороться за сохранение советской инерции, потому что, если эта инерция будет разобрана, если она будет брошена в качестве добычи местным национализмам (повторюсь, за каждым из этих национализмов стоит капитал), то мы пропадем все.
Мне кажется, сейчас очень распространена иллюзия, что когда рухнет заговор глобалистов-империалистов, ему навстречу придёт единый фронт традиционалистов, в котором сольются англичане, немцы, французы, американцы и русские, и наступит какая-то другая эпоха. Но ровно всё то же самое происходило в начале ХХ века. Сразу после того, как глобализаторский проект рухнет, участники этого традиционалистского сообщества вопьются друг другу в глотки и примутся с радостью друг друга потрошить. Немецкие консерваторы будут потрошить французских, русские турецких и наоборот. И сегодня ключевая задача тех людей, у которых болит сердце за будущее русского народа и русского мира, — защитить мир советский. Единственным рецептом для спасения русского мира сегодня является ресоветизация, потому что это единственная стратегия, которая позволяет изменить базис. Без смены базиса, без перехода от метафизики к физике (потому что мы умираем сегодня физически), может быть, мы спасёмся духовно, но умираем мы физически сегодня.
Принципиально важно исходить из того, что есть такие вещи, как первичные атомы (коль скоро о реакторе мы говорим) — это труд и капитал. И если капитал объединяется, если капиталисты всех стран интернационально объединены — и мы видим, как наш капитал вертит хвостом в Донбассе и повсюду, пытаясь договориться с капиталом международным, — то только проповедь сплочения трудящихся способна быть эффективным противоядием. Когда я говорю о ресоветизации, то речь не об этической стороне вопроса, не об инерции каких-то представлений о добре и зле, а, в первую очередь, об организации экономики, которая упирается всё в те же максимы классической советской политэкономии.
Вот у меня на столе лежит книга "Гражданская война в СССР" под редакцией товарища Сталина, где в одной из статей очень подробно говорится, как подвозился уголь русской армии снабжавшими её олигархическими трестами на фронты Первой мировой войны. Так вот, никакой возможности организовать планирование в условиях, когда в экономике господствует частная собственность на средства производства, нет. Поэтому никакой стратегии будущего, никакого государственного планирования при торжестве частного капитала быть не может.
Нам нужна национализация, нужна общественная собственность на средства производства, потому что только это даёт возможность планировать. И только имея возможность планировать, можно говорить об эффективной обороне и защите Отечества.
Я прошу у Александра Андреевича Проханова — человека советского, с таким же красным базисом, как и у тех, кто младше его по возрасту, — заступничества от лица советского мира, который убивается на наших глазах.
