Сообщество «Советская Атлантида» 00:00 8 мая 2014

Красная эра

Одна из ключевых проблем исторической науки — это проблема преемственности в истории. Это проблема невероятно важная и недостаточно исследованная в отечественной науке, поскольку господствующий информационный принцип исторической науки нарезал историю на кусочки, как колбасу.

Укрепление позиций России на мировой арене не может состояться без уважительного отношения к истории нашей страны. Неслучайно именно сейчас происходит пересмотр концепции учебников истории в наших школах, меняется отношение к нашему прошлому, которое все последние годы оценивалось как ужасное, как "чёрная дыра". Интересно и показательно в связи с этим совместное заседание Российского исторического общества и Либеральной платформы партии "Единая Россия", возглавляемой Владимиром Плигиным, который и вёл дискуссию на тему "Место советского периода в российской истории: от революции 1917 года до революции 1991 года". К сожалению, далеко не все выступления участников обсуждения можно привести в газетном материале. Не представляется возможным и дать полностью тексты выступлений. Но самые интересные суждения и оценки мы попытались представить вниманию читателей.

Сергей НАРЫШКИН, председатель Государственной Думы. События на Украине еще раз показали, насколько тесно связаны между собой политическая жизнь и история. Когда игнорируется история, затруднена сугубо правовая оценка того или иного события. Манипуляции фактами из прошлого опасны. На Украине за последние два десятка лет воспитано поколение на лукавой картине мира, где возникают и такие суррогатные герои, как Бандера и Шухевич. И где появляются такие странные конструкции, как государство "Запорожское войско". В результате молодые люди вышли на Майдан и пытались реализовать казацкую демократию так, как они это понимали.

В такой ситуации понятен и выбор жителей Крыма. Там веками складывались традиции поликультурного диалога. А в эти двадцать три года украинские власти предпринимали попытки масштабной украинизации населения. Но крымчане смогли и защитить свою историческую память, и сохранить культурное наследие.

Надо осознать, что история нашей страны целостна и непрерывна. Общественная и политическая жизнь России не раз меняла свои фазы на противоположные, но сколь бы сильно не раскачивался этот маятник, несмотря ни на какие войны и революции, было развитие страны.

При обсуждении сегодняшней темы могут открыться новые грани и возможности для диалога представителей разных взглядов, политических партий. Главное, чтобы использовались в качестве аргументов не лозунги и штампы, а выверенные факты, ссылки на исторические документы.

Юрий ПЕТРОВ, директор Института российской истории РАН. ХХ век в мировой истории практически всеми признается веком России, которая после революции называлась Советским Союзом. Те достижения, тот прорыв, который совершила страна в начале ХХ века, и тот уровень, которого она достигла к концу этого века — достаточное основание для такой оценки. Более того, с историей России связано даже и хронологическое начало ХХ века. В науке принято, что XIX век закончился с началом Первой мировой войны, а ХХ век закончился в 1991 году с распадом Советского Союза.

Отношение к советскому прошлому в нашей стране различно. Первое я бы назвал апологетическим, когда воспринимается советское прошлое как некий потерянный рай. Второй подход абсолютно критичный, он оперирует скорее эмоциональными подходами к истории, называет этот период сатанинским, безбожным, когда святая Русь была уничтожена… Есть оценки близкие к нему: называют этот период периодом тоталитаризма, делается акцент на отсутствии свободы, на репрессиях. Что это тупиковый путь, на который страна была сбита враждебными силами, что он увел Россию со столбовой дороги мирового развития.

И в мировой историографии было несколько направлений изучения нашего прошлого. Наиболее популярный — так называемый тоталитарный подход, когда систему советского истеблишмента рассматривали как полный и жестокий контроль над обществом со стороны государства, которое подавляло общество путем механизма репрессий ГУЛАГа. Собственно, на этом оценки и заканчиваются. Но наука — вещь живая, она постоянно меняет свой угол зрения и задает новые вопросы прошлому. И примерно лет тридцать-сорок назад появились так называемые ревизионисты. Они рассматривали советскую историю как систему взаимоотношений между государством и обществом. И пытались исследовать, как импульсы, посылаемые властью вниз, находили поддержку или сопротивление общества, каковы были механизмы реализации этой тоталитарной политики и насколько они оказывались успешными. Это был подход, который провозглашал примат интересов отдельного человека перед давлением государства. В этом направлении выделилась очень важная ветвь, которую условно можно назвать "модернисты". Давайте посмотрим, — сказали они, — как изменялся Советский Союз с точки зрения так называемой модерники. Модерника — это система элементов любого индустриального общества, которое переживает переход сначала к индустриальному, затем и постиндустриальному. И выяснилось, что ключевые процессы, такие, как индустриализация экономики, сдвиги в культурной области, адаптация интересов города и деревни в советской России были сродни тем процессам, которые развивались и в западном обществе. Т.е. советский путь при всей его специфике не уводил Россию куда-то в сторону с мирового вектора развития. Это был свой путь, но примерно в том же коридоре развития, которым шел и остальной мир. Советское государство к исходу его истории представляло собой похожее на западную модель социальное государство.

Мы — историки, ученые — должны относиться к советскому периоду как к очень важному, неотъемлемому периоду нашей истории. Нам важно и нужно не ругать этот период, не отрекаться от него, а понять, как жило общество в это время, какова была природа тех высоких достижений, которые общество имело. Советский Союз стал к 60-м годам второй, а по силе почти равной, супердержавой мира.

Александр ЧУБАРЬЯН, директор Института всеобщей истории РАН. Сегодня в историческом сообществе есть консенсус в оценке революции. И все же остаются некоторые принципиальные вещи. Во-первых, происхождение революции. Мы попробовали в этой концепции (учебника истории. — Е.Г.) объединить Февраль, Октябрь и гражданскую войну — по типу Французской революции, имея в виду, что следствием революции явилась гражданская война. Впрочем, это признак для всех революций, когда шло острое столкновение. В отношении гражданской войны в историографии тоже есть определенное согласие: теперь все признают, что есть правда у "красных" и правда у "белых".

Второй момент — это влияние революции. Революция отразила общую тенденцию, которая началась еще в конце XIX века. Есть книга "Левая альтернатива в ХХ веке". Эта альтернатива идет с начала века и по наши дни: события в Латинской Америке, на Кубе. Советский Союз и наша революция стали неким символом этой альтернативы.

На нас в современной историографии оказывают влияние подходы к изучению революции и советского периода бывших членов нашего сообщества — Советского Союза. Вот главная проблема у крымских учителей, о которой они рассказали — как учиться дальше? Книги, по которым учились в Крыму, производят впечатление тревожное. Во-первых, интересная тенденция, касающаяся и нашей революции. "Украинская революция" 1917-1918-й годы — это самостоятельная революция, которая инициирована из Москвы: приехали москвичи и всё устроили.

Во-вторых, почти треть учебника — теоретическая часть для учеников 8-9 класса — это что такое "нация", "национальность", что такое "национальное государство". Это элемент формирования национального самосознания, но совершенно очевидной ангажированной направленности, чтобы доказать существование самостоятельного украинского национального государства. Потрясает освещение в учебнике Великой Отечественной войны: это не наша война, это война не за наши интересы, это была война, которую вел Советский Союз, чтобы утвердить свое господство, в том числе и на Украине.

Различны оценки нашей революции в разных странах. В Финляндии — это всё со знаком плюс — она получила независимость. Это единственная страна, которая, находясь в составе Российской империи, признает, что имела высокий автономный статус: свои органы власти, свою автономию языковую и прочее. В то же время мы сталкиваемся с тем, что наши соседи (за исключением Белоруссии, Армении, Таджикистана, отчасти Киргизии) называют это колониальным периодом.

После 1924 года Россия, Советский Союз стал неотъемлемой частью общемировой системы развития экономической, политической. Наиболее хорошие контакты с Америкой у нас были в самые пики "холодной войны". Еще вопрос: положение России и Советского Союза в ХХ веке. Общее признание: без России и без Советского Союза стабильного и вообще нормального развития, скажем, Европы быть не может. Поэтому плохо, хорошо ли, Россия участвовала во всех коалициях, комбинациях, которые имели место.

Мы попадаем порой в такую вилку, что некоторые критикуют советский период. И в то же время признают, что мы стали сверхдержавой не только из-за атомной бомбы, а из-за общего воздействия на ход мирового развития.

Виталий ТРЕТЬЯКОВ, главный редактор журнала "Политический класс". Если и к 2017 году мы — российское государство — подойдем с дискуссиями о том, хороши мы или плохи, хороша или плоха наша история, то мы так и будем, как академик Чубарьян сказал, находиться под влиянием то казахских историков, то украинских историков, то французских. Мы должны заявить о своей собственной истории сами, что мы о ней думаем. И лучшим, на мой взгляд, заявлением, внешне проявленным, будут две вещи. Первая: я надеюсь, что в 2017 году постыдная фанерная загородка, отделяющая Красную площадь во время праздничных торжеств от архитектурного шедевра и одновременно памятника российской истории под названием "Мавзолей Ленина", будет снята. Весь мир смотрит на это и говорит: эти идиоты сами стыдятся своей истории, чего же мы будем ее восхвалять?

Второе: существует проект создания этаких мостов, которые будут соединять ранее отторгнутые территории, части, в том числе исторические. Как мы видели, например, действо на открытии Олимпиады, мост на остров Русский. И есть великий монумент, архитектурный шедевр — памятник грандиозной русской революции. Это Татлинская башня III Интернационала. Ее нужно к 2017 году построить в Москве. Это памятник великой утопии, не только русской, но и западноевропейской. Это памятник великой революции, памятник всякой утопии, которую нельзя воплотить. И это архитектурный шедевр. Исторические вопросы — вопросы абсолютно политические, в том числе текущей политики и стратегии будущего. Кто пишет историю, (я говорю банальности), тот пишет правила для других политиков и свое собственное будущее. Мы до сих пор продолжаем писать историю по чужим лекалам.

Великая Октябрьская Революция — это гигантский социальный эксперимент. Удавшийся — не удавшийся… До конца, как рай на Земле, безусловно, не удавшийся. Но никто бы другой не смог и этого. Мы скачком попытались обогнать все остальное человечество, сразу. Не удалось. А кто-нибудь другой попробовал вот так сразу перепрыгнуть и в рай? Да, жить в тиши, в геранях в Париже, в Стокгольме очень хорошо. Но тогда не говори, что ты творишь историю.

Революция — порыв к свободе, к освобождению от нужды, угнетения. И многое удалось. Любая революция — это трагедия. Трагедия для тех, кто внутри нее живет, даже часто катастрофа, но для будущих поколений, это шекспировская трагедия, которую ты смотришь в театре.

Жертвы были напрасны? А жертвы всегда напрасны. Но более грандиозного события не было, мы в нем продолжаем жить. И не может быть тупиком путь, который привел прямо в космос.

Рудольф ПИХОЯ, профессор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ. Одна из ключевых проблем исторической науки — это проблема преемственности в истории. Это проблема невероятно важная и недостаточно исследованная в отечественной науке, поскольку господствующий информационный принцип исторической науки нарезал историю на кусочки, как колбасу.

История страны не укладывается в рамки политического устройства. Она обладает континуитетом — способностью к продолжению. Какие факторы обуславливают эти тенденции сохранения? Прежде всего, инфраструктурные факторы — такие, как дороги, территории, природно-климатические факторы, речная сеть, которые ни от какого политического режима не зависят. Очень важная проблема — это проблема ресурсов власти, потому что проблема ресурсов власти — это проблема дееспособности и типа развития власти. Кстати, в качестве одной из имманентных характеристик для отечественной истории я должен указать на постоянную роль сырьевого фактора в истории России, для XVIII века — это железо, для XIX века это золото, добыча которого выросла с 250 килограммов в начале века до 50 тонн в конце века. А в советское время она достигла 300 тонн золота.

Демографические ресурсы. В России накануне Первой мировой войны каждый третий европеец — был гражданин европейской части России. Какие факторы, на мой взгляд, определяют разрывность? Я позволю себе провести свое распределение социального состава Российской империи. Собственников в России, то есть крупных чиновников, мелких предпринимателей, городских обывателей, было в совокупности: первых 3%, вторых 8%, итого 13%. Зажиточное крестьянство составляло 19%, середняки — 20-25%. То есть 45% населения страны не имело никакой собственности вообще. И порядка 40% населения были крестьяне, которые во всех своих проявлениях, и богатые крестьяне, и бедные, воспринимали существующий строй как несправедливый. Сплоченность против власти и отсутствие собственности стали тем генератором, который в значительной степени определил революцию. Исследуя только революцию, но не изучая эти имманентные факторы развития, мы не получим точной картины исторического развития.

Борис НАДЕЖДИН, политик. Было сказано, что оценки советского периода в нашем обществе полярны. Один подход — блестяще, все здорово. Второй — полная катастрофа. Я за свою жизнь прошел обе эти стадии. Я был правильный советский пионер, комсомолец, был уверен, что все хорошо. Потом, став студентом физтеха, начитался книг диссидентов и был уверен, что все ужасно. Сейчас я пришел к какому-то равновесию.

За этими двумя полярными оценками стоят определенные системы ценностей. И мы присутствуем при удивительном историческом моменте, когда эти системы ценностей начинают испытываться. Первая система ценностей выглядит так. Великая страна — это огромная мощная держава, которую соседи уважают, а на самом деле боятся, и которая, если нужно, сама действует, ни с кем не советуясь. И на протяжении тысячелетий эффективным было именно такое государство. Россия — великая страна потому, что наши предки сумели создавать сильнейшие военно-политические машины, очень искусно используя свое уникальное положение, когда можно было с Запада брать технологии, а с Востока — технологии управления коллективами людей путем насилия.

Есть вторая точка зрения, которая ближе мне как либералу. Я не говорю, что она правильная, я говорю, что она имеет право на существование. Что великая страна — это страна, в которой высокая продолжительность жизни людей, большой ВВП на душу населения, и связанные с этим параметром производительность труда и прочее. Советский Союз развалился, на мой взгляд, по одной причине — он был очень эффективен в рамке первой модели, сумел действительно удержать военно-стратегическое преимущество. Но при этом уровень развития человеческого капитала начинал проигрывать нашим вечным конкурентам — Западу.

В ближайшей исторической перспективе в стране будут и те, для кого Сталин — гений, светило и строитель великой страны. И будут те, кто будет считать, что это трагедия. Я — либерал, вы — государственник. Надо только отдавать себе отчет, что стране нужны и те, и другие.

Галина ИВАНОВА, ведущий научный сотрудник центра "Россия, CCCР в истории ХХ века" при Институте российской истории РАН. Апогей развития советской системы приходился именно на тот период, когда советское государство приступило к реализации важнейших социальных программ, сходных по своим задачам и целям с теми социальными проектами, которые осуществлялись западными государствами в рамках концепции государства всеобщего благосостояния и социального государства. Этот период отечественной истории может быть обозначен как советское государство благосостояния или советское социальное государство. Если трактовать сущность государства всеобщего благосостояния с позиции справедливого распределения общественных благ и обеспечения благосостояния всех членов общества, то можно утверждать, что в определенный период своей истории, а именно с середины 50-х и до середины 80-х годов, Советский Союз проводил социальную политику, совпадавшую по своим целям с политикой государства всеобщего благосостояния. Этими целями были социальное равенство, высокий уровень и качество жизни всех членов общества, реализация их социальных возможностей и потребностей. Другое дело, что средства и методы — это директивное планирование, жесткий государственный контроль над мерой потребления трудоспособных членов общества, административное распределение ресурсов, отсутствие экономической свободы.

Советское государство со второй половины 50-х и до середины 80-х годов выступало гарантом социальной защиты населения, финансировало основную часть расходов в социальной сфере, но при этом оставляло за собой право решать все вопросы социального развития, исходя из собственных экономических, идеологических и политических приоритетов. Политика государственного патернализма соответствовала массовым представлениям советских граждан о социальной ответственности государства. Ограничение индивидуальной свободы выбора в условиях экономической несвободы не воспринималось населением как нечто противоестественное. Наоборот, рассматривалось как неотъемлемое право государства, несущего на себе бремя забот о человеке. Основная масса населения не только не тяготилась государственной опекой, но даже гордилась ею, о чем свидетельствуют данные социологических опросов. Советская модель социальной политики основывалась на постулате об ответственности государства за социальное благосостояние каждого человека, от его рождения до старости. Патерналистский подход исключал разделение общества на экономически сильных и слабых. И в этом состояло его главное отличие от либерального подхода, который реализовывался в моделях социальной политики во многих капиталистических странах.

У меня есть монография "На пороге государства всеобщего благосостояния". Эта тема была инициирована немецкими коллегами. Они сказали: вы не видите своих достижений. До этого я занималась историей ГУЛАГа, а потом — резкий поворот к социальной политике. Одно дело — конкретные факты, а другое дело — теоретическое осмысление этого опыта. Нужно изучать его и видеть связь с предыдущими поколениями и с современными. Этот опыт позволяет не рассматривать Россию как какого-то изгоя, как монстра, что возник на обломках самовластия, на разрушенной тюрьме народов. А увидеть социальное государство, которое заботилось о человеке.

Иосиф ДИСКИН, председатель комиссии Общественной палаты РФ по вопросам развития гражданского общества и взаимодействию с общественными палатами субъектов РФ. С моей точки зрения, российский либерализм, отстаивающий ценности свободы, права, не может быть укоренен в российском обществе, не отказавшись от либерального фундаментализма с представлениями о том, что существуют внеисторические ценности, с позиции которых можно писать историю.

Наука и предназначена для того, чтобы за огромным количеством локальных фактов выстраивать объяснительные, понимающие конструкции, которые обусловлены каким-то обозримым количеством факторов, определяющим исторический процесс.

Принципиально важны сегодня не оценочные, а понимающие суждения. Проникновение в представление тех, кто действовал в те исторические времен. Без понимания того, что в большевистской партии до 1930 года огромной проблемой было ощущение тонкой пролетарской прослойки в крестьянской стране и постоянная угроза всеобщего крестьянского восстания, непонятна позиция относительно коллективизации. А ведь были два доклада — Разведывательного управления РККА и ИНО ГПУ — относительно перспектив развития глобального процесса и того, что в 1932 году распадется Веймарская республика. Прогноз был правильный, но только было предположение, что победят коммунисты. И тогда Антанта пойдет подавлять это восстание в Германии, а потом через Польшу вместе с польской армией придет в Советский Союз. И это многое определяло в темпах коллективизации. С моей точки зрения, по-другому будут выстраиваться оценки издержек индустриализации, если будет понимание того, чем руководствовались тогда. А ведь тогда было ощущение, что мировая война уже идет, только в скрытом виде. И была угроза перейти в открытый характер.

В работе Дугласа Норта "Насилие и социальные порядки" либералы впервые признали, что общественные институты существенно зависят от социальных условий: от уровня образования, от уровня идеологической доктринации, от культурных традиций... И тогда мы можем лучше понять, возможно ли было осуществлять ускоренную индустриализацию без идеологической мобилизации.

Я считаю, что советский период был ответом на вызовы национальной конкурентоспособности в тех формах и в тех институциональных условиях, которые сложились в тот конкретный период.

Нельзя вложить наши сегодняшние ценности в головы людей, которые действовали тогда. Это и есть исторический процесс. И представление либералов о том, что существуют внеисторические ценности, которые действуют всегда и навсегда, ошибочен.

Георгий КЛЕЙНЕР, заместитель директора Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) РАН. Социальная система, которая сложилась в СССР, имеет много общего с той абстрактной, которую мы приписываем раю, а именно по следующим трем параметрам. Первый — это отсутствие противоречий между "я" и "не я", между тобой и окружающей средой. Второе — отсутствие противоречий между желаемым и имеющимся. И третье — это отсутствие противоречий между настоящим и будущим. Это было уникальным достижением. Единство идеологии, онтологии, в какой-то степени, гносеологии и аксиологии в Советском Союзе было уникальным. Чего нельзя, к сожалению, сказать о сегодняшнем периоде.

Борис ЮЛИН, военный историк, публицист. Есть много исторических школ. Официальная история является, в отличие от просто исторической школы, инструментом, который используется для воспитания граждан данного государства. Нельзя плевать в советский период, заставлять кого-то каяться, говорить о том, что нужно осудить сталинский период…. Это вносит раскол в общество. Давно уже существуют критерии, которые показывают: государство находится на подъеме, в состоянии упадка или в состоянии равновесия.

Если у нас распахиваются новые поля, строятся города, развивается инфраструктура, если растет продолжительность жизни и благосостояние людей, наша культура распространяется все больше, в этом случае государство находится на подъеме. Если налицо обратные процессы — оно в состоянии упадка. Если процессы представлены примерно равнозначно, то — в состоянии определенного равновесия. Именно с этой точки зрения в общей картине истории, официальной для страны, и нужно давать оценку политической деятельности конкретных лидеров, состояния страны в определенные периоды.

У нашей страны было несколько периодов крупного подъема. И советский период, особенно первая его часть, относится к таким подъемам. К примеру, есть те, кто не справились с задачами — Николай II, Горбачев. А есть те, которые справляются со своими задачами. Это Петр I, Сталин. Путин, который сейчас обеспечивает определенный подъем.

Подъем для государства и для народа — единственный вариант оценки.

Сергей НАРЫШКИН. Такие встречи и обсуждения важны и нужны. Результаты наших дискуссий трансформируются в те или иные законодательные инициативы, которые через какое-то время становятся нормами законов, по которым живет вся наша страна.

Материал подготовила Екатерина ГЛУШИК

Cообщество
«Советская Атлантида»
22 марта 2024
Cообщество
«Советская Атлантида»
1.0x