На протяжении истории нашей цивилизации человек осваивал могучие стихии. Вначале это была суша, затем моря и океаны. В минувшем столетии человеку покорилась стихия воздуха, и были сделаны первые шаги в невиданной стихии под названием космос.
Но человек движим не только стремлением к новому. Народ или государство, первыми преуспевшие в покорении стихии, делали её основой своей власти, процветания и благополучия. Контроль над стихией зачастую вёл к контролю над миром, по крайней мере, над его ключевыми частями. Повелители стихий диктовали свою волю другим, заставляли сам ход истории идти в желательном для себя направлении. И сегодня, когда мы стоим у края безбрежной космической стихии, мало что изменилось
Ещё в середине прошлого века, когда космонавтика делала свои первые шаги, это было хорошо известно в США, претендовавших на мировую гегемонию. Тогдашний сенатор, а позднее президент Линдон Джонсон провозгласил: «Британцы господствовали в море и руководили миром. Мы господствовали в воздухе и были руководителями свободного мира с тех пор, как установили это господство. Теперь это положение займёт тот, кто будет господствовать в космосе».
Сегодня космос прочно утвердился в жизни каждого государства и каждого человека: вспомним систему GPS, спутниковое телевидение, связь, метеорологию, геодезию, космическую разведку и системы поддержки армий на поле боя.
Таким образом, первостепенное значение для выживания государства в XXI веке будет иметь «космическая мощь» (по аналогии с «морской мощью» Альфреда Мэхэна). И если продолжать аналогию между космосом и океаном, то государства, которые не будут вести собственную космическую деятельность, станут подобны странам, не имевшим выхода к морю в те столетия, когда оно играло ключевое значение в международных делах. В недалёком будущем «космическая мощь» станет ключом к долгосрочному выживанию.
Как сказал Е Пэйцзянь, глава китайской программы исследования Луны: «Космическое пространство — это океан, Луна и Марс — острова. Если мы не доберёмся туда, учитывая, что мы можем это сделать, наши потомки будут обвинять нас в том, что мы этого не сделали. Если другие достигнут этих мест раньше нас, они получат контроль над ними, и тогда мы не сможем добраться туда, даже если захотим. Это достаточная причина, чтобы всё‑таки туда отправиться…»
Потенциальный космический гегемон должен обладать достаточной космической мощью во всех её проявлениях, чтобы, контролируя околоземное пространство, проецировать свою силу как из космоса на землю, так и в дальний космос. Кроме того, тот, кто получит контроль доступа в космос, может попросту не допустить туда кого‑то ещё.
Перефразируя классическую геополитическую идею сэра Хэлфорда Макиндера и Николаса Спикмэна, мы получаем важнейшую космополитическую максиму: кто контролирует околоземную орбиту — контролирует околоземное космическое пространство. Кто контролирует околоземное пространство — тот доминирует на Терре. Кто доминирует на Терре — тот определяет судьбу человечества.
Естественно, условием победы будет военное превосходство. Как известно, в декабре 2019 года, в свой первый президентский срок, Дональд Трамп объявил о создании в США космических войск как отдельного вида ВС. Он провозгласил: «Космос — это новая сфера ведения боевых действий. И американское преимущество в нём совершенно необходимо.…Космические силы помогут нам контролировать важнейшую и окончательную сферу доминирования, которой является космическое пространство».
Тем самым США недвусмысленно заявили свои претензии на роль космического гегемона. Недаром их космические силы получили наименование «стражей», которые претендуют на то, чтобы задавать правила и контролировать космические путешествия и стратегические потоки ресурсов, товаров, инвестиций, технологий, данных и знаний.
В связи с этим стоит напомнить, что ещё в начале 80‑х США планировали масштабную милитаризацию космоса. Речь идёт о знаменитой Стратегической оборонной инициативе (СОИ), или проекте «Звёздные войны». Будучи реализована на практике, СОИ служила бы для США не только системой стратегической обороны, но позволила бы диктовать свою волю всей планете. (Ныне духовным и отчасти технологическим наследником СОИ выступает провозглашённый Трампом в самом начале его нового президентского срока проект «Золотой купол».)
И именно американские авторы — ещё в 90‑е годы прошлого века — начали концептуально обрисовывать подход к перспективе государственного соперничества в космосе, опираясь на классические геополитические доктрины. В первую очередь, речь идёт о доктрине «космической мощи» Джеймса Оберга, которую он развивал, исходя из учения о «морской мощи» А. Мэхэна, а также из концепции «астрополитики» Эверетта Долмана, которая сочетает в себе идеи геополитики с подходами т.н. Realpolotik. Эти и другие, более поздние, концепции мы в совокупности будем именовать космополитикой.
Тесно связанным с учением о космополитике будет представление о космостратегии. Как отмечает Э. Долман, «в стратегическом опыте всех периодов истории имеет место сущностное единство, поскольку для характера и функций войны и стратегии ничего существенно не меняется». Космополитика описывает геополитические основы для власти в космическом пространстве и даёт рекомендации о доминировании в космосе с помощью военных средств. Кроме того, она рассматривает социальное и культурное влияние новых технологий, прежде всего, космических, на эволюцию политических институтов. Наконец, космополитика претендует на то, чтобы дать прогностические инструменты, на основе которых будут выводиться модели и сценарии будущего соперничества в космосе.
Элементы космической мощи
Итак, что же такое «космическая мощь», которая составляет главный инструмент космополитики? Чем должен располагать потенциальный космический гегемон, чтобы, вступив в гонку с конкурентами, иметь максимум шансов на выигрыш?
Элементы «космической мощи» варьируются от очевидных — космических аппаратов, стартовых площадок и средств управления — до часто упускаемого из виду человеческого фактора: от отдельных людей, чей интеллект и самоотверженность способствуют инновациям, до общества в целом, которое понимает и ценит космическую деятельность, имеет космические амбиции (как в прямом, так и в переносном смысле) и уверено, что итог будет стоить приложенных усилий. Чем больше таких элементов у государства, тем более гибкими и надёжными будут применения «космической мощи».
Вслед за Джеймсом Обергом пройдёмся более подробно по этим элементам.
Аппаратные средства: участник космической гонки должен иметь очевидные элементы аппаратного обеспечения для проведения космических операций: производственные мощности, космические корабли и спутники, пусковые установки и средства управления и контроля.
Технология: научное сообщество должно разрабатывать программы фундаментальных и прикладных исследований, относящиеся ко всему спектру возможностей, связанных с желаемыми космическими операциями.
Промышленность: страна должна опираться не только на государственную, но и на частную промышленность в плане развития космических технологий. Частники должны обладать пониманием всего спектра преимуществ и возможностей космоса и финансировать собственные фундаментальные и прикладные исследования.
Реальные космические аппараты и ресурсы, необходимые для их эксплуатации (например, топливо, электроэнергия и т.п.), зависят от промышленных и финансовых возможностей, которые регулируются космической стратегией. Их качество, стоимость, срок службы и т.п. отражают первоначальный стратегический замысел и определяют фактические эксплуатационные возможности. Уровень запасных частей и резервов (которые могут понадобиться для восполнения потерь или развёртывания более многочисленных, чем обычно, космических активов) зависит от стратегии и имеющихся ограничений; это часто упускаемый из виду элемент «космической мощи».
География: для свободного осуществления космических операций требуется стартовая площадка с достаточными зонами безопасности и обширная сеть коммуникационных площадок. Этот фактор благоприятствует географически крупным странам. В этом контексте космодром Байконур, который находится за пределами нашей страны и функционирование которого зависит от наших отношений с Казахстаном, — уникальный и показательный пример связи гео- и космополитики.
В обществе должно быть достаточное количество инженеров-специалистов и учёных-теоретиков. Налогоплательщики должны сознавать важность государственных расходов на развитие космических технологий. Сторонники новых технологий, в первую очередь, космических проектов, должны оказывать заметное влияние на общественное мнение, а сами проекты должны обрести культурную значимость[1].
С вышеизложенным тесно связан ещё один фактор «космической мощи»: традиции и интеллектуальный климат. Космическая деятельность страны требует широкого общественного признания и поддержки, а нация должна выдерживать как долгосрочные экономические и политические изменения, так и краткосрочные неудачи. Космос должен стать существенным элементом национального самосознания. Общественный энтузиазм по поводу космической деятельности породит в итоге сообщество профессиональных космических работников и станет постоянным источником идей и вдохновения для лиц, определяющих космическую политику.
Поскольку вступающие в гонку государства и нации в той или иной степени обладают различными элементами «космической мощи», они могут использовать их различными способами.
Во-первых, для непосредственной выгоды обладателя, достижения дипломатических, гражданских и военных целей.
Во-вторых, для поощрения и вознаграждения других глобальных игроков. Кроме того, возможность объединить космические усилия нескольких игроков имеет измеримую экономическую ценность.
В-третьих, для наложения штрафных санкций на других игроков. Нежелательное поведение может привести к прекращению совместной деятельности, отказу в предоставлении информации и других услуг и даже изоляции от международного космического сообщества.
В-четвёртых, чтобы самому избежать наказания со стороны других игроков. Каждый игрок стремится к как можно меньшей зависимости от других стран в отношении ключевых элементов космической мощи, но только те, у кого самая широкая космическая инфраструктура, могут добиться этого и использовать предоставляемую ею свободу действий.
В-пятых, для проецирования своего влияния на других. Космическая мощь одной страны может существенно влиять на внутреннюю космическую политику (и иные направления политики) другого игрока, форсируя развитие или препятствуя стремлению к конкуренции или конфронтации.
Наконец, космическую мощь можно использовать как для применения силы в космосе, из космоса или через космос, так и для противодействия применению силы против самого себя.
Сегодня всё большее количество игроков стремится включиться в космическую игру, а значит, всё больше осознаёт потребность в собственной космической мощи. Свои программы освоения космоса уже имеют Бразилия и Индия, активно (правда, при помощи других стран) запускает военно-разведывательные спутники Турция, космические амбиции есть у Саудовской Аравии, которая запланировала до 2030 года потратить на их реализацию свыше 2 млрд долларов.
При этом по мере развития технологий минимальные космические возможности снижаются в цене. В недалёком будущем количество стран, имеющих доступ к космическим и ракетным технологиям того же уровня, что имелись у США и СССР в середине прошлого века, включая ракеты средней дальности, системы наведения и системы командования и управления, будут исчисляться десятками.
Но космической мощью теперь обладают не только национальные государства. Ещё в 90‑е годы на космической арене наблюдался значительный рост активности коммерческих организаций, которые запускали спутники для различных госструктур. Что уж говорить о всплеске частной космонавтики, наблюдаемом в последнее время и олицетворяемом такими фигурами, как Илон Маск и Джефф Безос, которых уже величают «космическими баронами».
К космосу растёт интерес и со стороны других неправительственных организаций, таких как наркокартели или революционно-террористические группы. Не исключено, что некоторые из них смогут получить доступ к космическим услугам дружественных правительств, и применение крупными космическими игроками космической мощи «в режиме запрета» станет правдоподобным вариантом.
Что нам мешает?
Однако реализация «космической мощи» может встретиться с рядом препятствий, что потенциальный космический гегемон должен учитывать в выстраивании своей космостратегии. Спектр ограничивающих факторов открывается характеристиками самого космического пространства и современных космических операций и заканчивается государственными и международными проблемами. Впрочем, каждое из этих ограничений само по себе не является непреодолимым и может быть обойдено за счёт развития технологий и грамотной политики
Наиболее очевидным ограничением космических операций является их стоимость. Несмотря на известный прогресс в снижении расходов на вывод полезной нагрузки на орбиту, этот фактор по‑прежнему отражается на всех остальных особенностях космических операций, ограничивая размеры, количество и доступные орбиты космических объектов.
С фактором стоимости связана проблема так называемых узких мест, через которые проходят космические операции. Речь идёт о стартовых площадках и наземных средствах управления, которые существуют в ограниченном количестве, что обуславливает уязвимость и стратегическую скованность системы в целом.
Другой ограничивающий фактор — природа космической среды и действий в ней. Развёрнутые космические средства зависят от суровых естественных условий, а также от характеристик космоса (высокие скорости, отсутствие препятствий для прямой видимости и т.д.), которые могут быть использованы для их намеренного повреждения или уничтожения. Это делает такие активы крайне уязвимыми — и, соответственно, заманчивыми целями для применения силы недружественными игроками.
Ещё одно ограничение лежит в дипломатической и юридической сфере. Деятельность в космосе — это деятельность на глобальной сцене с международными юридическими и дипломатическими проблемами. С 60‑х годов ХХ века накопился корпус т.н. космического права. В основе составляющих его договорённостей лежали разнообразные мотивы, как явные, так и скрытые. Однако они отстали от скорости технического прогресса, что делает их терминологию и концепции устаревшими. В итоге во многих аспектах космической мощи дипломатические соображения существенно ограничивают использование потенциальных национальных преимуществ.
Рассмотрим более подробно факторы, ограничивающие космическую мощь: к примеру, затраты на запуск. С одной стороны, высокая стоимость транспортировки является основным препятствием для расширенной коммерческой, частной и даже государственной деятельности в космосе. Притом сама эта стоимость в известной степени является барьером для лёгкого доступа в космос игроков второго и третьего эшелонов, чьё присутствие как минимум усложнило бы, а в худшем случае поставило бы под угрозу нынешнюю деятельность и претензии потенциального гегемона.
Как я уже говорил, в глобальном масштабе постепенная тенденция к удешевлению технологии космических запусков откроет (и в общем, уже открывает) двери ещё нескольким десяткам стран (а также корпорациям, институтам или каким‑то иным организациям) для приобретения собственных минимальных возможностей орбитальных запусков. В сочетании с достижениями в области лёгких материалов, электроники и вооружений эти возможности будут означать, что в течение нескольких лет на низкой околоземной орбите появятся десятки игроков, способных повторить всё, что было сделано США и СССР в 1960‑х годах. Это пилотируемые космические полёты, беспилотные аппараты для наблюдения за Землёй, ретрансляторы связи и прослушивающие устройства, коорбитальное противоспутниковое оружие и многоорбитальные системы бомбардировки (как ядерные, так и обычные). Для любого государства, желающего играть доминирующую роль в космосе, увеличение количества игроков в этой сфере может потребовать немалых дополнительных затрат на поддержание собственного высокого статуса.
Теперь несколько слов о так называемых узких местах. В отличие от моря или воздуха, практически в космос можно попасть только через чрезвычайно узкие каналы.
В настоящее время некоторые из самых передовых систем космического запуска имеют всего одну или две действующие стартовые площадки, что делает их уязвимыми в плане риска прерывания работы — естественного, случайного или преднамеренного характера. Другие элементы многих космических систем — от производства до запуска и управления — также не отличаются избыточной надёжностью.
При этом появление множества игроков на космической сцене совпадёт с давно назревшим расширением узких мест для доступа в космос. «Космические бароны» типа Илона Маска или Джефа Безоса уже обзаводятся собственными испытательными и стартовыми площадками, центрами связи и управления, не говоря уже о производственных мощностях. Известны также проекты Маска по строительству плавучего космодрома.
При этом уникальный отечественный проект — система «Морской старт», которую даже американские авторы называют наиболее впечатляющей из коммерческих разработок, позволяющих преодолеть «узкие места» выхода в космос, находится в спячке. Созданная ещё в 90‑е годы, система использует океанские средства для запуска ракет-носителей «Зенит», способных вывести на низкую околоземную орбиту до 15000 кг. Летом 2009 года компания «Морской старт» объявила о своем банкротстве. К 2020 году проект, по сути, был заморожен.
Ещё одна неожиданная неприятность может быть связана с возможностью некоторых государств в будущем выводить на орбиту космические аппараты из полярных регионов (прежде всего, Арктики, с её выходом как с моря, так и с воздуха), где прямое наблюдение с геостационарных спутников невозможно из‑за геометрии горизонта. Тактические преимущества, получаемые от выхода на орбиту незамеченным, могут иметь решающее значение в сценариях будущих космических конфликтов.
Космическое пространство является естественной суровой средой, а её опасности могут усугубляться враждебными действиями. Соответственно, живучесть космических средств является фундаментальным вопросом, особенно в условиях преднамеренного нападения.
Что касается природной среды, то сейчас достаточно изучены условия (вакуум, космическая пыль и т.п.), в прошлом приводившие к повреждению и разрушению космических аппаратов. Кроме того, космическая деятельность сама создаёт для себя опасности, в основном, из‑за распространения космического мусора. Для крупных космических аппаратов удары будут иметь разрушительные последствия.
Теперь несколько слов о намеренных атаках на космические ресурсы. Военный аналитик доктор Брюс Уолд перечисляет четыре точки, в которых космическая система может быть атакована: космические сегменты, коммуникации космос — земля, наземные сегменты и сама миссия.
Космический сегмент составляют космический аппарат, его полезная нагрузка и его сигналы. Атаки на космические сегменты могут быть с применением кинетической энергии (hit-to-kill, когда разрушение происходит за счёт простого удара), электромагнитного, в т.ч. радиационного, воздействия (от ядерного оружия и др.), оружия направленной энергии, радиоэлектронной борьбы.
Точно так же атаки на линии космос — земля могут быть направлены против физических объектов, против нисходящей и восходящей линий связи. Наземные сегменты имеют аналогичную восприимчивость к атакам и кибератакам, осуществляемым посредством саботажа или специальных операций, а также уязвимость из‑за недостатков в программном обеспечении.
Наконец, есть «атаки на миссии», которые, как пишет Уолд, «включают дипломатическое вмешательство в возможности страны получать космические услуги от других». «Даже когда страна-мишень приобрела возможности, дипломатическое и политическое давление иногда может ограничить открытое использование этих возможностей». В частности, «использование космоса даже такой страной, как США, ограничено несколькими договорами и, в некоторой степени, мировым и внутриполитическим мнением».
Скажем несколько слов об ограничениях, накладываемых так называемым «космическим правом».
Очевидно, что «космическая мощь» того или иного государства не существует изолированно. На её реализацию влияет множество внешних факторов, от усиления за счёт возможных транснациональных союзов до ограничений, накладываемых международными договорами.
По аналогии с прошлыми международными соглашениями, в частности, об открытом море и Антарктиде, дипломаты и «космические юристы» пытались установить правовой режим деятельности человека в космосе. Кроме того, опираясь на традицию соглашений о контроле над вооружениями XX века, дипломаты исключили определённые действия, связанные с оружием. Результатом стала серия договоров, ограничивающих как деятельность, связанную с космосом на Земле, так и деятельность в космосе.
Но эти договорённости разрабатывались на основе тогдашних технологических допущений и уже устарели. Кроме того, действующие в настоящее время договоры отражают существовавшую на момент их разработки политическую ситуацию, биполярный международный климат. Однако мы вступаем (или уже вступили) в многополярный мир, в котором интересы потенциальных игроков могут быть неясны или часто меняться.
Примером неадекватности навязывания правовых режимов в космосе по образцу земных является вопрос о границах. До сих пор нет юридического определения, где начинается «космос» и заканчивается национальный суверенитет. Хотя морские национальные границы традиционно определялись дальностью стрельбы с моря, способность ряда стран атаковать низкоорбитальные объекты отнюдь не привела к распространению национального суверенитета на эти высоты.
По традиции фактический предел суверенитета основан на физической особенности орбитального полёта; он считается находящимся ниже высоты максимально низкой кратковременной устойчивой орбиты (около 160 км), при этом выше высоты полётов самолётов и аэростатов (около 30 км). Для числовой эстетики взяли цифру в 100 км (т.н. линия Кармана), но официально она так и не принята. В США, например, используют 80 км в качестве высоты, необходимой для присуждения «Рейтинга астронавтов». Во время подъёма на орбиту американские космические шаттлы завершали работу основного двигателя на высоте около 84 км, а НАСА использует высоту 400 000 футов (122 км) для определения «интерфейса входа», когда возвращающиеся шаттлы начинают сталкиваться с аэродинамическими силами.
Государства, осуществляющие деятельность в космическом пространстве, должны уведомлять о её характере, месте и результатах ООН, общественность и научное сообщество; кроме того, сообщать в ООН о действиях, которые «могут вызвать потенциально вредное вмешательство» в деятельность других стран в космическом пространстве или на небесных телах, однако никаких санкций за нарушение этого требования не предусмотрено.
Итак, насколько «соответствуют» договоры, подписанные десятилетия назад, новой реальности? Насколько тем, кто планирует собственную космическую стратегию, стоит на них опираться? Не навязывают ли они волю одних стран другим? Не ограничивают ли развитие суверенной космической деятельности?
В 2020 году Трамп подписал указ о возможности коммерческой добычи полезных ископаемых на Луне и других космических телах. «Космическое пространство является с юридической и физической точки зрения уникальным для деятельности человека, и Соединённые Штаты не рассматривают его в качестве всеобщего достояния», — отмечается в документе. Иными словами, США сделали первый шаг к преодолению устаревших космических законов, тем самым в очередной раз предъявив претензии на роль гегемона. Наша же страна, критикуя Штаты, продолжает апеллировать, например, к договору о космосе аж 1967 года, в котором он назван «достоянием всего человечества». Не пора ли и нам отбросить устаревшие законы и провозгласить собственные суверенные интересы в космическом пространстве?
Арена космополитической борьбы
Ещё в 1919 году сэр Хэлфорд Маккиндер выявлял регионы, взаимодействие которых определяло ход мировой истории. Он считал, что историю можно понимать как чередующуюся борьбу между морем и сушей, и прогнозировал, что военно-морское господство Британии в XIX веке вскоре уступит место континентальной наземной мощи с практическим господством новых железнодорожных технологий — если британцы не предотвратят это господство с помощью балансировки и других дипломатические действий в стиле Realpolitik.
Ключевой динамикой было грядущее изменение в транспортных технологиях, и с неизбежным ростом космических перевозок и исследований, похоже, произойдёт сопоставимое разделение известной среды на политико-географические регионы. Итак, следуя примеру Маккиндера, космополитика начинается с демаркации геополитических областей космического пространства.
1) Терра, или Земля, включая атмосферу, простирающуюся от её твёрдой поверхности до уровня чуть ниже минимальной высоты, способной поддерживать орбиту без двигателя (линия Кармана — уровень около 100 км). Здесь Земля и её атмосфера для космического пространства являются эквивалентами прибрежной зоны. Именно на поверхности Земли (Терры) выполняются все текущие космические запуски, управление, слежение, передача данных, исследования и разработки, производство, противоспутниковая деятельность, большинство операций по обслуживанию, ремонту и хранению.
2) Терранское, или земное, пространство — от самой низкой жизнеспособной орбиты до уровня чуть выше геостационарной высоты (около 36 000 км). Земное пространство является рабочей средой для военных разведывательных и навигационных спутников, а также любого космического оружия. На нижнем пределе земное пространство представляет собой область посттягового полёта баллистических ракет средней и большой дальности, также называемую низкой околоземной орбитой, на верхнем пределе включает ценный геостационарный пояс, населённый в основном спутниками связи и метеорологическими спутниками.
3) Лунарное, или лунное, пространство — это область за геостационарной орбитой и вплоть до лунной. Луна — единственный видимый физический объект, но это лишь одна из расположенных там стратегических позиций. Земное и лунное пространство охватывает важнейшие типы орбит, за исключением высокоэллиптической орбиты с апогеями за орбитой Луны, которая в настоящее время используется исключительно для научных миссий. Кстати говоря, во многих советских книгах Луна именуется «седьмым континентом», что даёт символическую связь между геои космополитикой.
4) Солнечное пространство состоит из всего находящегося в Солнечной системе за орбитой Луны. Ближайшие планеты (Марс и Венера), спутники Юпитера и Сатурна и множество крупных астероидов, несомненно, содержат сырье, необходимое для новой индустриальной эпохи. С геополитической точки зрения регион содержит жизненное пространство для растущего населения Земли.
Огромные ресурсы солнечного пространства представляют собой эквивалент центра («хартленда») в космополитической модели. Земное пространство, как и Восточная Европа в замысле Маккиндера, является наиболее важной ареной для космополитики. Контроль над земным пространством не только гарантирует долгосрочный контроль над внешними пределами космоса, но и обеспечивает краткосрочное преимущество на земном поле боя. От раннего предупреждения и обнаружения движения ракет и сил до планирования целей и оценки боевого ущерба космические средства сбора разведывательных данных уже зарекомендовали себя как законные средства повышения боевой мощи. Кроме того, устойчивый вклад в расширение военной роли космических технологий вносят спутники навигации, связи и прогнозирования погоды. После дебюта в Персидском заливе космическая война вышла из зачаточного состояния и теперь активно развивается. Все промышленно развитые государства в настоящее время признают военно-космическую мощь вершиной национальной безопасности и, отбросив давние возражения против военно-космических программ, с энтузиазмом занимаются созданием собственной космической инфраструктуры. В будущих войнах, в которых участвует, по крайней мере, одна крупная военная держава, космическая поддержка будет решающим фактором, поскольку страны все больше полагаются на эффект мультипликации силы от так называемых «новых возвышенностей» (new high ground).
«Проторенные тропы»…
После разграничения пространства на космополитически ограниченные области обратимся к «обширным общим пространствам» (wide commons) Альфреда Мэхэна, «по которым люди могут двигаться во всех направлениях, но на которых появляются «проторенные тропы», благодаря «контролирующим причинам», торговые пути и критические узкие места в открытом океане. Космос тоже сначала кажется обширным пространством, по которому космические аппараты могут двигаться в любом направлении, и до некоторой степени это так, но эффективное путешествие в космосе требует соблюдения определённых и экономически привлекательных направлений движения, определённых маршрутов, которые легко планировать.
В эпоху парусов ветер и течение — их появление, преобладание или отсутствие — были определяющими факторами в океанических путешествиях. В космосе же наиболее важным фактором, как в понимании, так и в прохождении топографии космоса, является гравитация. Она диктует разумные маршруты и стратегическое размещение активов. Невидимые неровности рельефа космического пространства, холмы и долины космоса правильнее называть гравитационными колодцами. Чем массивнее космическое тело, тем глубже колодец. Путешествие в космосе зависит не столько от линейного расстояния, сколько от усилий, затраченных на то, чтобы добраться из пункта А в пункт Б. Например, путешествие на расстояние 35 000 км от поверхности Земли требует в 22 раза больше усилий, чем путешествие на такое же расстояние от поверхности Луны, поскольку гравитационный колодец Земли в 22 раза глубже.
С точки зрения космонавтики важной мерой работы является тяговое усилие, необходимое для изменения вектора скорости, или общая скорость, необходимая для перемещения из точки А в точку Б. Общее скоростное усилие (также называемое ∆v) является ключевым для понимания реальности космических путешествий и эффективного перемещения товаров. Так, с точки зрения ∆v гораздо дешевле довести космический корабль с Луны до Марса (56 млн км в ближайшей точке орбиты), чем довести тот же космический корабль с Земли до Луны (всего 385000 км).
Таким образом, ∆v для перехода с низкой околоземной орбиты (орбита чуть выше атмосферы) на окололунную орбиту составляет 4100 м/с, что всего на 300 м/с больше, чем для перехода на геостационарную орбиту (ок. 36 000 км). В действительности большая часть усилия космического путешествия вблизи Земли тратится на то, чтобы уйти от Земли примерно на 100 км, то есть на низкую околоземную орбиту. При этом переход с низкой околоземной орбиты на окололунную орбиту занимает около 5 дней, но требует менее половины усилий, необходимых для перехода с поверхности Земли на низкую орбиту. Таким образом, определенные точки, находящиеся далеко друг от друга по расстоянию (и времени), довольно близки друг к другу с точки зрения тягового усилия, необходимого для перемещения из одной точки в другую.
Космический корабль на стабильной орбите не расходует топливо и, следовательно, находится в наиболее выгодной конфигурации ∆v. Тогда наиболее эффективное путешествие в космосе можно представить как переход с одной устойчивой орбиты на другую с наименьшими затратами ∆v. Используя эту логику, в космосе мы можем найти определённые орбиты и транзитные маршруты, которые благодаря своим преимуществам в экономии топлива создают естественные коридоры движения и торговли. Космос, как и море, потенциально можно пересекать в любом направлении, но из‑за гравитационных колодцев и непомерно высокой стоимости доставки топлива на орбиту со временем космические нации разработают особые пути для наиболее интенсивного движения.
Орбитальные манёвры можно выполнять в любом месте, но в целях экономии топлива есть определённые точки, в которых следует применять тягу. Самый эффективный способ попасть с орбиты А на орбиту Б (на языке космических путешествий) — это переход Гомана (гомановская траектория). Этот манёвр представляет собой двухшаговое изменение тягового усилия. Сначала запускаются двигатели, чтобы разогнать космический корабль до более высокой эллиптической орбиты (или замедлить до более низкой). Когда происходит пересечение с целевой орбитой, двигатели снова запускаются, чтобы закруглить и стабилизировать окончательную орбиту. Переходная орбита Гомана используется во всех переходах, например, с низкой околоземной орбиты на геостационарную и даже для перехвата комет с земных стартовых установок. Так называемые быстрые переходы, при которых игнорируются правила орбитальной механики и космический аппарат просто расходует топливо на всей траектории полёта, конечно, возможны, но требуют таких тяговых усилий, что будут осуществляться только при наличии топлива в изобилии или если время имеет решающее значение. Однако это космический эквивалент дальнего кругосветного плавания, который может сделать бизнес не выгодным, а военные потери неприемлемыми. Учитывая жизненную необходимость экономить топливо и увеличивать продуктивный срок службы космических кораблей, будущие торговые пути и военные линии связи в космосе будут переходными орбитами Гомана между стабильными космопортами.
…И «узкие места»
Мэхэн считал, что приход Британии к власти произошел благодаря тому, что она воспользовалась своим положением на пересечении морских путей в Европу. Подобные аргументы может и должен привести современный космостратег. Мэхэн правильно заметил, что благоразумное государство не только может не размещать гарнизоны на всех морях, чтобы господствовать над ними, но ему даже не нужно размещать гарнизоны на всех торговых путях. Необходимо контролировать только критические точки вдоль этих путей. Небольших, но хорошо обученных и оснащённых сил, развёрнутых для контроля над «бутылочными горлышками» или узкими местами на основных морских путях, было бы достаточно. Контроль над этими местами гарантировал бы господство над военными передвижениями и мировой торговлей контролирующему государству.
Переход Гомана устанавливает эквивалент таких путей для космоса. Господство в космосе будет достигнуто за счёт эффективного контроля над стратегическими узкими местами на этих путях. Основная и первая легко идентифицируемая стратегическая узкая полоса — это самая низкая околоземная орбита. В этой узкой полосе оперативного пространства находится основная часть спутников, большинство из которых являются военными или имеют военное назначение. В пределах этого же узкого пояса находятся существующие и будут находиться проектируемые пилотируемые космические станции. Более того, ко всем непостижимым просторам Вселенной можно получить доступ, только пройдя через неё.
На краю земного пространства, за пределами низкой околоземной орбиты, лежит иная стратегическая узость — геостационарный пояс (ок. 36 000 км). Эта полоса над экватором планеты является единственной естественной орбитой, допускающей устойчивое положение относительно данной точки Земли (иными словами, спутник «висит» над данной точкой неподвижно). Однако геостационарный пояс имеет серьёзные ограничения на количество спутников, которые могут здесь работать, из‑за помех от соседних платформ. В итоге большинство членов международного сообщества считают его дефицитным и ценным ресурсом. Тем не менее в 1977 году девять экваториальных государств заявили в Боготской декларации, что их национальный суверенитет распространяется вверх, до геостационарной высоты. Эта акция не отличается от попыток многочисленных прибрежных государств расширить границы своих международно признанных территориальных вод. Другими словами, геостационарный пояс считается суверенной территорией тех государств, которые находятся непосредственно под ним, превращая территорию, которую обычно называют «общим достоянием человечества», в зону геополитического конфликта.
Кроме того, Мэхэн выступал за создание военно-морских баз в стратегически важных точках в качестве станций заправки и снабжения флота. Ассортимент кораблей и естественные интересы государства географически определяли их расстояние друг от друга. Без этих баз военные и торговые корабли были бы «подобны наземным птицам, неспособным улететь далеко от своих берегов». Идею такого базирования Мэхэна при переносе в космос дополняет видение итальянского теоретика воздушной войны Джулио Дуэ. Дуэ много писал о грядущей революции в современной войне из‑за того факта, что самолётам практически не мешали особенности поверхности Земли (это, кстати, можно назвать критическим изменением в эволюции в сторону космополитики с постепенно уменьшающимся значением топографии). Однако авиация была ограничена в своих операциях из‑за маршрутов воздушных операций, которые требовали точного расположения взлётно-посадочных площадок и наличия центров технического обслуживания и ремонта. Такие базы следует считать критически важными для контроля над космосом, а планеты, луны, астероиды и другие небесные тела — очевидные места для «путевых станций» или «трамплинов» для космических операций. Хотя при их планировании также необходимо учитывать и соображение относительно изменения тягового импульса и экономии топлива.
Возможно, наиболее интригующими точками, полезными для стратегических или коммерческих баз в пространстве Земля — Луна, являются гравитационные аномалии, известные как точки либрации, или точки Лагранжа, названные в честь французского математика восемнадцатого века, который первым постулировал их существование. Лагранж подсчитал, что в пространстве есть пять конкретных точек, в которых гравитационные эффекты Земли и Луны компенсируют друг друга. Объект, пребывающий в одной из этих точек (или, точнее, на узкой орбите вокруг одной из этих точек), будет оставаться устойчивым без расхода топлива. Заманчивое свойство точек либрации состоит в том, что они сохраняют фиксированную связь с Землёй и Луной. На практике из‑за возмущений космической среды, включая солнечные вспышки, орбитальный дрейф и колебание, а также микрометеориты, только две из точек Лагранжа являются эффективно стабильными — L4 и L5. Потенциальная военная и коммерческая ценность точки в космосе, которая практически стабильна, может играть огромную роль. Занятие и контроль над этими пунктами имеет такое жизненно важное значение, что для оказания влияния на американских политиков была создана даже лоббистская группа под названием «Общество L5».
Ещё одна особенность региона, о которой также стоит упомянуть, — это радиационные пояса Ван Аллена, две области в форме «пончика», вращающихся вокруг Земли внутри её магнитосферы, которые захватывают заряжённые частицы и удерживают их. Космические аппараты, проходящие через пояса Ван Аллена, рискуют существенными повреждениями, а люди — смертельными травмами. К счастью, они хорошо нанесены на карту, и их можно избежать. Внутренний пояс впервые появляется на высоте от 400 до 1200 км, в зависимости от широты. Он простирается наружу примерно на 10000 км с максимальной смертоносной концентрацией на 3500 км. Второе кольцо начинается на расстоянии около 10000 км и простирается до 84000 км, с максимальной концентрацией на 16 000 км. Края поясов относительно аморфные, поэтому между двумя поясами на высоте от 9000 до 11000 км возможен безопасный рабочий канал.
Эти несколько примеров — лишь некоторые из многих топографических особенностей эксплуатируемой в настоящее время космической местности. Космополитический анализ описывает критические узкие места в космосе как те стабильные области, включая планеты, луны, точки либрации и астероиды, где будут концентрироваться будущие военные и коммерческие предприятия. Это будущие космические порты, совмещённые с ценными энергетическими и минеральными ресурсами, которые, по современным оценкам, там находятся, или промежуточные базы Мэхэна и Дуэ на различных гомановских маршрутах к этим ресурсам.
Вернёмся на Землю
Но вернёмся с небес на Землю. В буквальном смысле. В настоящее время Земля является исходной точкой для всех космических кораблей и операций космической поддержки. В конечном счёте, эффективность и экономичность диктуют, чтобы все основные космические операции, включая строительство и запуск, отслеживание и управление, а также различные формы космической коммерции, были перенесены в космос. Однако на данный момент все эти функции привязаны к Земле. Но даже когда наступит день, когда эти функции будут выполняться за пределами планеты, огромное население, питающееся щедротами космического пространства, всё равно останется, как и правительства, контролирующие космические операции. Значение Терры не уменьшится, по крайней мере, в ближайшее время, равно как и необходимость политического контроля с её стороны.
Где же на Земле, в контексте космополитики, должны размещаться жизненно важные центры, чтобы добиться наибольшей эффективности?
Как известно, место старта космического корабля оказывает значительное влияние на его орбиту. Экватор, например, имеет особое значение в качестве места запуска, особенно на геостационарную орбиту. Это связано с тем, что вращение Земли можно использовать для достижения орбитальной скорости, а относительная скорость движения Земли максимальна — 1670 км/ч — как раз на экваторе. Поскольку минимальная скорость, необходимая для выхода из гравитационного колодца Земли, составляет чуть более 28 000 км/ч (25 Маха), ракетаноситель, направляющаяся строго на восток вдоль экватора, чтобы выйти на орбиту, должна будет достичь скорости всего 26 400 км/ч относительно точки запуска. И наоборот, корабль, запущенный точно на запад вдоль экватора, должен был бы добавить 1670 км/ч и, таким образом, должен был бы достичь скорости почти 29 700 км/ч относительно начальной точки — разница в 3300 км/ч. Разница с учётом расхода топлива/тягового импульса явно значительная. Так, к примеру, европейская ракета Ariane, запущенная строго на восток от космического центра в Куру (Французская Гвиана), расположенного всего в 5° к северу от экватора, получает преимущество в 17% в эффективности использования топлива по сравнению с американской ракетой, запущенной прямо на восток с мыса Канаверал, который находится около 28,5° к северу от экватора.
Полярная, синхронизированная с Солнцем орбита на самом деле является одной из самых важных для военной разведки и прогнозирования погоды. Космический аппарат, выведенный на полярную орбиту, проходит как над Северным, так и над Южным полюсом. При определённых условиях такая конфигурация позволяет спутникам в конечном итоге пролетать над каждой точкой Земли и всё время оставаться на солнечном свете, что чрезвычайно важно для спутниковых камер, которые снимают изображения в спектре видимого света, и для спутников, которые требуют постоянного доступа к солнечной энергии для питания. Для вывода спутника на полярную орбиту наиболее эффективным азимутом запуска является север или юг.
Таким образом, центр запуска космических аппаратов, который может отправлять ракеты как строго на восток, так и строго на север или юг, имеет явные преимущества в орбитальной эффективности. Поскольку ракеты выбрасывают нижние ступени и иногда разрушаются в полёте, также необходимо, чтобы стартовые площадки располагали значительными дальними зонами открытого океана или незаселённой суши (не менее 1000 км). Оптимальными космополитическими точками запуска по этим критериям являются северное побережье Бразилии, восточное побережье Кении и любой из нескольких островов Тихого океана к востоку от Новой Гвинеи. Все эти места являются суверенной национальной территорией, имеющей международное космополитическое значение.
Заявка на гегемонию
Мы кратко и в общих чертах обрисовали некоторые из наиболее важных космополитических концепций. Но это отнюдь не исчерпывающий список. В итоге цель космополитки можно сформулировать как объединение сложных астрономических концепции с политической теорией: контроль над определёнными земными и космическими объектами обеспечит явное преимущество в эффективности и приведёт контролирующего игрока к доминирующему положению в коммерческой и военной мощи.
Кстати говоря, американские разработчики космополитических доктрин отнюдь не скрывают целей своей работы — дать США могущественный доктринально-теоретический инструмент для завоевания статуса космического гегемона.
Уже неоднократно упоминавшийся Эверетт Долман, акцентируя тесную связь космополитики с доктриной Realpolitik, пишет: «Эта наиболее крайняя из теорий политического реализма не пытается скрыть свою безжалостную концентрацию на национальных интересах и холодную расчётливую центральную роль грубой силы в политике. Её широко критикуют те, у кого нет власти, и широко используют те, у кого она есть. Сегодня дело обстоит так, что в космосе… Соединённые Штаты могут проводить любую политику, которую они пожелают, так что… другие государства мало что могут сделать, чтобы её оспорить. Соединённые Штаты настолько могущественны, что, если они примут суровую доктрину Realpolitik в космосе… на самом деле может практически не возникнуть противодействия свершившемуся факту тотального американского господства в космосе».
По мнению Долмана, это можно сделать быстро и легко, осуществив несколько важных шагов. Во-первых, Соединённым Штатам следует объявить, что они отказываются от нынешнего космического режима и что они устанавливают принцип свободного рыночного суверенитета в космосе (собственно, что уже было сделано в первый срок Трампа). А чтобы заручиться общественной поддержкой, должен быть провозглашен новый золотой век освоения космоса, с особым упором на экономические преимущества и побочные технологии космических исследований.
Во-вторых, используя свои текущие и ближайшие возможности, Соединённые Штаты должны стремиться немедленно захватить военный контроль над низкой околоземной орбитой. С этой «новой возвышенности», недалеко от вершины гравитационного колодца Земли, космическое лазерное или кинетическое оружие может помешать любому другому государству разместить там свои средства, а также эффективно атаковать и уничтожать противоспутниковые средства наземного противника. Другие государства по‑прежнему будут иметь возможность относительно свободно выходить в космос с целью ведения торговли, но только в соответствии с принципами нового режима.
Долман поясняет: «Как и в эпоху господства на море афинян и британцев, военно-космические силы Соединённых Штатов должны были бы создать и поддерживать безопасную оперативную среду (от пиратов и других нарушителей, а возможно, от обломков) для расширения торговли и разведки. Однако только те космические корабли, которые заблаговременно уведомят о своей миссии и плане полёта, будут допущены в космос. Военный контроль над низкой околоземной орбитой необходим для множества практических целей, вплоть до полицейской блокады всех существующих космопортов, отслеживая и контролируя весь трафик, как входящий, так и исходящий».
«Этих шагов было бы достаточно, чтобы обеспечить концептуальный переход в режим астрополитики и гарантировать, что Соединённые Штаты останутся в авангарде космической мощи в обозримом будущем. Он поставит в качестве хранителя космоса самое благожелательное государство, когда‑либо пытавшееся установить гегемонию над большей частью мира. Он использует естественные побуждения государства и общества искать и находить огромные космические богатства, пока ещё не идентифицированные, но общепризнанно находящиеся в космосе, обеспечивая при этом резерв доходов для государств, не способных до него добраться. Это смелая и решительная и, по крайней мере, с точки зрения гегемона, нравственно справедливая стратегия», — провозглашает Долман.
Преимущества, ожидаемые для государства, которое благодаря реализации принципов космополитки будет успешно господствовать в космосе, обеспечивают убедительный стимул действовать единолично и в одностороннем порядке. Этот стимул мог бы придать резкий импульс космической экспансии, импульс, который после пика конфронтации в последний период холодной войны долгие годы стремился к нулю.
«То, что космическая гонка окончена и космическая эра находится в упадке, кажется мрачно очевидным. Тем не менее представляется, что когда‑нибудь она возродится. Будущее человечества — в звёздах. Наша неукротимая воля требует ещё больших испытаний. Наши ненасытные аппетиты требуют огромных новых ресурсов. В конце концов мы заполним эту нишу, то есть Землю, и выйдем в космос», — провозглашает Долман.
Достижение человечеством звёзд является следующим логическим шагом в эволюции вида. Человечество доминирует в биологической нише, которой является Земля, и теперь должно выйти за эти пределы и распространиться в космос. Независимо от того, является ли стимулом для этого элементарное выживание (побег в иное обитаемое место, прежде чем мы сами разрушим Землю экологическим или ядерным холокостом), перенаселение (космическая колонизация будет своего рода биологическим предохранительным клапаном), максимизация богатства (поиск всё более дешёвого сырья и изобилия энергии) или новая интерпретация нашей очевидной судьбы, — стремление человечества к звёздам представляется как неизбежное.
И тут уместно припомнить теории органического государства, которые также включаются в арсенал космополитки. Государства или народы, способные к расширению, не только будут расширяться, но и должны это делать. Они в долгу перед собой и перед остальным миром. Способность к расширению — это первейшее свидетельство естественного политического и социального превосходства, подразумевающее абсолютное право на расширение.
Складывающаяся на Западе космополитика манипулирует отношениями между государственной властью и контролем над космосом с целью расширения господства единственного государства над всей Землей. Она предполагает, что государство, которое доминирует в космосе, определённо избрано в условиях конкуренции как политически и морально превосходящая нация, культура и экономика. Если человечество когда‑либо объединится как вид и отправится в космос как один народ, именно космический гегемон, выигравший космополитическую гонку, возглавит нашу космическую экспансию. Одной из рассматриваемых в фантастической литературе возможностей, которая может этому поспособствовать, было бы открытие внеземного разума
Космическое государство и его граждане
Но каким может быть это новое космическое государство? Какой будет его политический строй? Каковы будут его граждане?
Космическое пространство является чрезвычайно суровой и негостеприимной средой. Нельзя ожидать возникновения здесь человеческой цивилизации, она должна быть уже высокоразвитой, прежде чем предпримет даже попытку проникнуть туда, не говоря уже о колонизации.
В ближайшей перспективе мы сможем посмотреть на результаты уже предпринятых попыток освоения Антарктики и проживания на космических станциях. Люди, которые направляются в эти и аналогичные места, высокообразованны, соответствующим образом обучены и психологически проверены на умственную выносливость и навыки принятия решений, а также хорошо физически тренированы. Это лучшие из наших пилотов, техников и учёных. Они рациональны благодаря возможности научного анализа, одержимы своей профессией. Находясь в замкнутых и удалённых местах обитания космической станции или современной высокотехнологичной «снежной хижины», они ценят общение с теми, с кем работают. Живя в такой непосредственной близости, они должны быть терпимы к взглядам и мнениям других, но требовательны в отношении их образа действий и профессионального опыта, поскольку будут полагаться на действия своих товарищей, когда на кону будет их собственная жизнь. Любая ошибка часто может повлечь чью‑то смерть. Компетентность становится мерой социальной ценности.
Радикально пустынная космическая среда бросит вызов этим специфически избранным пионерам, заставляя их непрерывно оттачивать свои специализированные возможности и радикально изменять свои социальные отношения. Если будут осуществляться долгосрочные усилия по колонизации, можно ожидать, что эти закаленные на внеземном опыте группы создадут компетентные, динамичные и мощные социальные и политические ассоциации, изначально структурированные в соответствии с иерархической военной организацией или в строгом соответствии с законами военного времени.
Некоторые на Земле будут считать, что созданная в космосе утопическая политическая система всецело заменит собой коррумпированные и неэффективные земные правительства. Нечто подобное описал ещё Роберт Хайнлайн в своём «Звёздном десанте» в далёком уже 1959 году.
В двадцатом столетии мы имеем множество реальных примеров, когда население в целом приветствовало военные перевороты как облегчение, долгожданное восстановление порядка и верховенства закона в государстве, которое стало непоправимо коррумпированным и неэффективным. Если космические колонисты оценят потенциал для увеличения своей финансовой и ресурсной поддержки со стороны Земли, они могут оказаться весьма благосклонны к просьбам действовать как вожди людей, желающих цезаристского контроля.
В ином сценарии может усугубляться разрыв и даже враждебность между населением земли и обитателями космоса. Чем больше независимости естественным образом утверждают будущие космические колонизаторы, тем больше усилий потребуется земным властям, чтобы контролировать их политически. Как и в случае со всеми подобными усилиями в человеческом опыте, они вызовут возмущение. Не только политические и идеологические различия разделят тех, кто живёт в космосе, и тех, кто по‑прежнему привязан к земле. К примеру, можно ожидать, что космические путешественники быстро разработают специализированный жаргон, разговорный язык и жесты, чтобы облегчить взаимодействие друг с другом, жаргон, малопонятный жителям Земли, поскольку будет передавать недоступный им опыт.
Но самое главное, между космическими путешественниками и обитателями земли появятся и со временем будут только углубляться и физические различия. Теоретик «космической мощи» Джеймс Оберг говорит о стремительной эволюции и адаптации людей в космосе. Например, одним из самых ранних физических изменений является общая «отёчность/одутловатость» тела, поскольку кровь циркулирует равномерно в невесомости (вместо того, чтобы объединяться с колебанием гравитационного поля). Изменения настолько драматичны, что отечественный космонавт Валерий Рюмин, сообщая со станции «Мир», сказал, что: «в зеркале [наши лица] было трудно распознать». Нулевая гравитация дополнительно способствует потере костной массы и мышечной атрофии. Состояние становится настолько тяжёлым, что астронавты и космонавты, возвращающиеся на поверхность Земли всего лишь после нескольких месяцев пребывания на космических станциях, не могут ходить без посторонней помощи. Дыхание затруднено, и эти возвращающиеся герои должны полулежать, чтобы провести интервью. Эти значительные краткосрочные изменения могут быть только усилены в результате увеличения сроков пребывания в космосе и неизбежного сильного воздействия космического излучения. Эти регулярные и большие дозы радиации дадут генам мутировать быстрее и динамичнее, чем обычное облучение в защищённой колыбели земной атмосферы. Доминантные мутации в последующих поколениях также будут отличаться от таковых на Земле, потому что среда, которую пытается преодолеть вид, будет отличаться от привычных. Эти изменения можно предсказать только грубо, но то, что они будут значительными, кажется гарантированным. Равно как и гарантированные попытки ослабить эти ограничения и усилить преимущества благодаря химическим, биологическим или кибернетическим средствам. Иными словами, следующий эволюционный шаг человечества будет связан не только с новой экологической нишей, но с потенциальными изменениями самого человеческого организма.
Таким образом, зарождающаяся (увы, почти исключительно на Западе) космополитка рисует широкую перспективу не просто очередному, пусть, и глобальному, этапу политического и экономического состязания между крупнейшими державами Земли, но новой ступени в развитии всего человечества. Тот же, кто примет на вооружение её императивы и возьмёт на себя смелость реализовать их на практике, имеет все шансы не просто сформировать доминирующую политическую структуру на нашей планете, но стать орудием Провидения (если угодно, эволюции разумной природы или Промысла Божия) по формированию нового человека, человека будущего.
Примечания:
1 Иными словами, общество должно «болеть» космосом, как было когда‑то и в США, и в СССР. И как сейчас во многом происходит в Китае, активно развивающем свою космическую программу. Отдельные программные заявления китайской космополитики звучат даже в фантастической литературе, которая в последние годы бурно развивается в КНР (например, трилогия «Воспоминания о прошлом Земли» Лю Цысиня) и которая в известной степени стала элементом «мягкой силы» Китая.
