Всенародное голосование по поправкам к Конституции уже не за горами. "Шестой колонне" так и не удалось замылить, заболтать этот замысел, припрятать его под сукно. А ведь буквально из кожи вон лезли, чтобы убедить Кремль: мол, в обозримом будущем невозможно будет переломить общественное мнение, рассерженное на Путина за его "самоизоляцию в бункере" и утратившее к президенту остатки доверия, поэтому путинское большинство либо не придёт на участки, либо придёт и проголосует против. В унисон этим уговорам, которые велись на самом верху с деланой тревогой за президента и за Россию, медиапространство переполнялось заклинаниями о "конце эпохи Путина", и даже в ряде официальных СМИ стали пытаться уловить тренд и на всякий случай побольше хвалить московского мэра.
Что и говорить, эпохальное значение вносимых поправок понимают все, поэтому все силы противников президента брошены на то, чтобы убедить это самое путинское большинство — и впрямь, сейчас неимоверно дезориентированное и ослабленное, — в том, что его уже нет. Ну, или почти нет. Делается это испытанным способом, в две руки: одной рукой льют грязь на Путина, а другой — выводят соответствующие цифры соцопросов и на их основе строят "строго научные" прогнозы.
Пустая это затея! Искать "путинское большинство" в цифрах статистики — всё равно что пытаться измерить вес человеческой души.
Что же собой представляет это самое большинство? Для ответа на этот вопрос лучше пойти апофатическим путём и определить, чем оно не является. Чуть ли не с первого путинского срока нас пытаются убедить в том, что оно, это самое большинство основывается на якобы заключенном конкордате: общество отказывается от свободы и демонстрирует лояльность в обмен на гарантируемые властью стабильность и недопущение повторения ужасов девяностых. И сейчас нам с пеной у рта доказывают, что по вине самого же Путина такой конкордат распался. Окститесь! О каком конкордате вы говорите? Его никогда и в помине не было. Наше общество — а значит, и искомое "путинское большинство" — абсолютно бессубъектно, поэтому с ним вообще невозможно о чём-либо договариваться.
Без обид — но так оно и есть на самом деле. Большинство наших сограждан-соотечественников ведомо смутными иррациональными мотивами, оно действует интуитивно, на ощупь, с ним невозможно договориться как с деловым партнером — к счастью, пока невозможно. Европейские прирученные общества в странах догматизированной демократии превратились в алгоритмы, просчитываемые и считываемые с математической легкостью. Живого народа — народа, способного к настоящему политическому и историческому творчеству, — там больше нет.
Наш народ — и "путинское большинство" как его квинтэссенция — способен на великие деяния исключительно в состоянии беспокойства. Такое беспокойство может проявляться в воодушевлении, экзальтации, ярости или глухой ненависти, но лишь в подобном разогретом состоянии народ получается отрывать от быта и сподвигать на нечто эпохальное. Понимание данной аксиомы — ключ к эффективному управлению страной.
Это прекрасно осознавало советское руководство — поэтому, пусть неумело и кондово, оно всё же пыталось поддерживать в народе необходимый градус разнообразными пропагандистскими приёмами. Когда же советская пропагандистская машина вошла в ступор из-за возросшей до критического уровня смысловой энтропии, случился слом всей системы. Нынешняя власть в лице Путина в силу органически свойственной ей чекистской осторожности боится этого беспокойства и старается любой ценой его загасить — на всякий случай, по принципу "как бы чего не вышло". Но если управлять страной по тенденциям, намёками и многозначительными паузами — а по-другому в России просто не получается, — то для этого нужно разогреть общество до необходимой "температуры". Наш народ надо держать в тонусе, провоцировать и даже вызывать у него протест, но ни в коем случае не давать ему успокоиться и уйти в быт. Остывший народ коварен. Тишину, в которой он пребывает, можно ошибочно принять за лояльность, в то время как на самом деле она будет всего лишь маскировкой разбухшего самомнения, что он и без власти "сам с усам".
На протяжении вот уже двух десятилетий Путин довольствуется тем, что большинство — оно его по определению, что по-другому попросту не может быть. Поэтому любая "внеклассная" народная активность воспринимается как непорядок, замалчивается, а то и вовсе подавляется. При этом власть опасается даже собственной зачаточной идеологии. Бледное подобие политической страсти создается только во время выборов — искусственно нагнетается атмосфера (в рамках допустимого, разумеется, а то — "как бы чего не вышло"), застоявшуюся общественную кровь дозированно разгоняют спектаклями телевизионных говорящих голов, а затем доведенное до урн для голосования большинство снова вводят в политическую спячку. И в относительно благополучное время довести большинство за ручку до этих самых урн становится всё сложнее.
Арест Ходорковского в 2003 году ознаменовал собой конец эпохи олигархической диктатуры. Но вместо разыгрывания шекспировской трагедии о провалившейся попытке государственного переворота или хотя бы устранения противников "кинжалом и ядом" — и то, и другое тянуло на пожизненный срок — Кремль выдвинул против главы ЮКОСа очень спорные обвинения по экономическим статьям. То есть власть точно не замечала явственно ощущавшуюся тогда (да и остающуюся неудовлетворенной до сих пор) "жажду расплаты" за девяностые, она не захотела эффектно и ритуально создать и казнить антигероя, а попыталась сделать вид, что его просто не существует.
Неожиданным и провиденциальным подарком для власти стала "русская весна" 2014 года. Причем подарком незаслуженным: победа на выборах 2012 года "со слезами на глазах" и поражение белоленточной гидры не получили никакого дальнейшего пропагандистского развития, вместо этого власть как с писаной торбой два года носилась с "майскими указами", невыполнимыми и оттого дискредитировавшими Кремль. И тут вдруг — такой подарок! Буквально в одночасье "путинское большинство", усыплённое до следующих выборов, не просто проснулось, но чудесным образом обнаружило в себе прежде несвойственные ему черты субъектности. Хтоническая Русь вышла из скорлупы привычной РФ, где по определению ничего не может произойти. Мобилизация началась как будто сама собой, ситуация внезапно дошла до точки кипения без предварительного подогрева. Да, несомненно, для того, чтобы произошло чудо "Русской весны", Путину пришлось проявить недюжинную политическую волю. Однако и на этот раз президент предпочёл выложиться в спринтерском рывке, а потом сделать всё для того, чтобы как можно скорее успокоить, утихомирить собственное большинство. И речь даже не об отказе от отсечения Левобережной Украины или хотя бы от присоединения ДНР и ЛНР по крымскому примеру. Речь — о том, зачем надо было гасить волну "Русской весны"? Почему власть отказалась от конвертации её неимоверной энергии в иные проектные направления, не захотела поймать эту волну и обратить её силу на укрепление и необратимость проводимого курса?
Но сегодня Кремль получает новый шанс. Правда, на этот раз — не такой идеальный, как в 2014 году, но не менее перспективный — если, конечно, им правильно воспользоваться. Дело в том, что все негативные последствия от "коронавирусного" локдауна можно обратить на пользу Путину. Ведь общество сегодня разогрето как никогда. Да, разогрето негативно, "в минус", но это всё равно лучше, чем равнодушная и непробиваемая теплохладность. От ненависти до любви один шаг, но как спровоцировать на него явно раздраженное путинское большинство?
Путин постоянно говорит о патриотизме, но в этих словах, особенно сейчас, чувствуется недосказанность и неопределённость. Никакого патриотизма не будет, если по-прежнему бояться идеологии. И даже если Путин отважится на некое смысловое конструирование, то времени для него остается критически мало — некогда пахать, когда настала пора сеять. Идеология не может быть создана за месяц-полтора и даже за три, если референдум решат совместить с осенним единым днем голосования. Но буквально за считанные дни можно задать мировоззренческие рамки будущей идеологии — и вот о них стоит поговорить подробнее.
Судя по всему, Путин уже сделал такой шаг.
Конституционные поправки и обнуление сроков — это не что иное, как выключение правового автопилота и переход в режим ручного управления страной посредством личной власти, которая сама выступает легитимизирующим началом.
Главное сейчас — победить на референдуме. Враги организованы, их ресурсы мобилизованы и работают на полную мощь, но, к счастью, не всегда и не совсем на тех волнах, которые воспринимает путинское большинство. Поэтому эффект от их призывов к бойкоту референдума, скорее всего, будет незначительным — если, конечно, власть в очередной раз сама своими неумелыми либо непродуманными действиями не сыграет на руку собственным врагам. Или если ей в этом не помогут её "доброжелатели" из "шестой колонны" и разного рода высокопоставленные оборотни, в погонах и без.
Путинское большинство, особенно после локдауна, надо всего лишь замотивировать прийти на референдум. Потому что тех, кто придёт специально для того, чтобы проголосовать против, будет явное меньшинство, большинство же добравшихся до участков проголосуют в поддержку поправок. Главное — заставить их туда прийти. А для этого надо сосредоточиться на следующих направлениях.
Во-первых, необходимо переформатировать медиаполитику провластных СМИ. Они сейчас вещают в недопустимо расслабленном режиме. Им хватает ума не оправдываться перед врагами, но не хватает воображения и драйва для трансляции энергичной повестки, которая по своему накалу была бы аналогична оппозиционной или даже превосходила бы её.
Глухо ворчащее большинство никогда не поверит ни недосоленным информационным картинкам, ни пересоленным дифирамбам. Власть должна быть тореадором: дразнить красной тряпкой непривычной тональности и неожиданных высказываний, колоть шпагами острых, неизбитых и остроумных аргументов. СМИ, поддерживающие власть, должны выйти за рамки показной декларативной нейтральности и жеманной политкорректности, как давно уже сделали все крупные американские медиаресурсы, отчётливо и недвусмысленно поддерживающие либо Республиканскую, либо, в большинстве своём, Демократическую партию. Правда, для того, чтобы такое произошло, из пропрезидентских СМИ надо убрать "кротов" или ведущих двойную игру. Таких развелось чересчур много. И это заметно невооружённым глазом. И соответствующие президентские (хотя бы президентские!) структуры должны, наконец, это понять.
Во-вторых, качественным образом должен измениться медийный образ Путина. На протяжении всех двадцати лет его пребывания у власти мы были вынуждены читать между строк, вдумываться в потаённые смыслы шуток или ходульных высказываний, додумывать смысловые пласты, которых, возможно, и не было. И все эти годы чего-то недоставало. Казалось, вот-вот — и эта таинственность откроется какой-то своей неожиданной стороной. Но ничего не происходило.
Возможно, это и есть свойственный президенту стиль — сохранять неопределённость в ответе на вопрос: "Who is Mr. Putin?" Но сейчас, когда большинство общества встревожено и разочаровано действиями власти, Путину ни в коем случае нельзя вести себя по старым лекалам. Ему надо что-то сделать впервые. Например, заявить какие-то новые смыслы, причём в совершенно неожиданной стилистике. И сделать это так, чтобы заметили даже самые неискушенные наблюдатели. Это "разогреет" людей намного сильнее и на значительно более долгое время, чем полёты со стерхами, поездка на "Калине", погружения в батискафе и даже облачение в костюм спецзащиты в Коммунарке.
В-третьих, надо самым тщательным, скрупулёзным, продуманным и рассчитанным на разные целевые группы путинского большинства образом пропагандировать предстоящий референдум. Если за остающиеся до него недели нереально разработать и предъявить идеологию, которая должна будет фактически перечеркнуть многие стороны прежней путинской эпохи, то упаковать соответствующим образом конституционные поправки, связать их в сознании большинства с обозначаемым новым курсом можно и нужно.
В-четвёртых, само голосование по конституционным поправкам должно быть обозначено и закреплено как поворотный пункт отечественной истории. Путинскому большинству необходимо осознать, что референдум — это не просто выражение личной лояльности президенту, а выбор будущего: для себя и для своих детей и внуков. Да, это громкие и высокопарные слова, которые могут показаться издёвкой на фоне смертей от коронавируса, падения жизненного уровня в результате самоизоляции и обрушения нефтяных цен. Но в том-то и дело, что такая аргументация, будучи донесенной до большинства проникновенно, по-человечески, с оттенком покаяния власти перед обществом, в нынешней разбалансированной обстановке как раз и способна произвести максимальный эффект. Надо только подойти неформально, не для галочки. Референдум по Конституции должен быть поставлен в один ряд с крымским референдумом как эпохальное исправление фатума трагического референдума 1991 года о сохранении Союза — референдума выигранного, но преданного тогдашним руководством страны и её элитой. Для "путинского большинства", в массе своей ностальгирующего по советскому прошлому, необходимо донести мысль, что референдум-2020 — это самая надежная гарантия того, что Россия не повторит судьбу СССР. А может — в истории всегда есть место чуду! — и начало восстановления "Большой России".
Утверждения о том, что "путинского большинства больше нет", — не более чем пропагандистская уловка, тиражируемая теми, кто заинтересован в управляемом уничтожении России. Уловка здесь в том, что это большинство называют "путинским", хотя "путинским" оно не было никогда. Оно было и есть русским (не в этническом, а в цивилизационном смысле этого определения). И Путин показал, что это обстоятельство он понимает.
Илл. Алексей Беляев-Гинтовт
