Авторский блог Михаил Делягин 00:00 9 июля 2015

Маньяк либерализма

Либерализм плохо совместим с разумом: понимая цели глобальных монополий, трудно быть исполнителем их планов. Это дело для маньяков — а их интеллект односторонен и ущербен. Понимая и чувствуя детали, Кох патологически не способен воспринимать происходящее в целом. Это сделало его незаменимым в ходе реформ, когда либералам надо было крушить целое, прикрываясь решением частных проблем. Интеллект, наблюдательность и чувство стиля расплющены у него поразительной морально-этической глухотой и откровенным самодостаточным эгоизмом.

Восхождение к Пиночету

Альфред Рейнгольдович Кох презентует себя в качестве потомка немецких колонистов, бежавших из раздираемой войнами и болезнями, голодающей скученной Европы второй половины XVIII века осваивать нетронутые черноземы необъятной Новороссии по приглашению Екатерины Великой. Его отец, Рейнгольд Давыдович, с началом войны был переселен из Краснодарского края в Казахстан. О предках матери в биографиях не поминают: кому интересны эти русские?

Сам Альфред Кох родился в 1961 году. В 1969 году его семья переехала из Зыряновска Восточно-Казахстанской области в Тольятти на строительство ВАЗа. Отец продвинулся в заводское начальство, и Алик входил в "золотую молодежь" города, но, по воспоминаниям, "выбирал друзей попроще, чтобы доминировать над ними". Поступил в спасающий от армии Ленинградский финансово-экономический институт: не из лучших, но позволяющий войти в круг "хозяев жизни", да еще и по модной специальности "экономическая кибернетика" — не в первой столице, так во второй. Поступил легко: похоже, "запасные части (дефицит, которым заведовал на "ВАЗе" его отец. — М.Д.) сыграли не последнюю роль".

Кандидатская "Методы комплексной оценки территориальных условий размещения промышленных объектов", написанная на материалах "ВАЗа", понравилась Чубайсу, но его кружок уже сложился, и ключевые роли были разобраны. Однако уже тогда эрудиция Коха, как вспоминают, произвела на Чубайса оглушающее воздействие. Чубайс стал относиться к нему как к источнику новых, разнообразных, всегда интересных знаний. При столкновении мнений Кох обычно "передавливал" Чубайса.

В 1987 году, после защиты диссертации, Кох устроился младшим научным сотрудником в НИИ, разрабатывавший новые материалы для судостроения. Среди инженеров экономист не мог выстроить карьеры, и в 1988 году он перешел в политехнический институт ассистентом кафедры. Должность не соответствовала ученой степени кандидата наук, но не была связана с ответственностью и позволяла искать новые возможности.

Лишь в 1990 году, продемонстрировав красивую концепцию развития, что тогда было редкостью (по другой версии — по протекции Чубайса; возможно, верны обе), Кох стал председателем исполкома Сестрорецкого райсовета Санкт-Петербурга. Должность дала ресурс: Кох стал устраивать для реформаторов выездные семинары в домах отдыха под Сестрорецком и, став полезным, вошел в команду. Тогда же познакомился с Гайдаром.

Уже в апреле 1991 года, когда страна корчилась после павловского обмена денег (Кох гордился, что делал все для его срыва, подписывая разрешения на обмен любых сумм, — по его уверениям, бесплатно, из ненависти к государству, частью которого он был) в первом скачке розничных цен, Кох в группе из 12 либералов прослушал установочный курс в чилийском "Институте свободы и развития" Серхио Кастро — одного из "чикагских мальчиков", обслуживавших Пиночета. Но в Чили Кох как руководитель райцентра, не интересующийся макроэкономикой, был на вторых ролях, и на аудиенцию с Пиночетом его, несмотря на позитивное отношение к американскому палачу Чили, не взяли.

Зато дома его ждало повышение: в августе 1991 года Кох стал первым замдиректора фонда Ленинградского госимущества, а с 1992 года — зампредом комитета по управлению госимуществом Санкт-Петербурга.

На гребне волны: месть ненавистной стране?

С началом приватизации Кох был взят Чубайсом в Госкомимущество и в августе 1993 года стал заместителем "главного ваучера": приватизировал реальный сектор. Похоже, американские "эксперты" нацеливали приватизацию на уничтожение ключевых отраслей — в первую очередь в сфере ОПК. Борьба с директорами предприятий, хотевших просто владеть ими, велась изощренно и была бескомпромиссным столкновением интеллектов и воль. На острие этой борьбы и находился "Алик" Кох.

Другой его задачей, по-видимому, была передача передовых оборонных технологий странам НАТО.

По свидетельству журналиста Олега Лурье, "закрытый" отчет Счетной палаты по 1992-1995 годам указывал на "захват иностранными фирмами контрольных пакетов акций ведущих… предприятий оборонного комплекса и… целых его отраслей. Американские и английские фирмы приобрели контрольные пакеты акций МАПО "МиГ", "ОКБ Сухой", "ОКБ им.Яковлева", "Авиакомплекс им.Илюшина", "ОКБ им. Антонова"… "Сименс" приобрел более 20% Калужского турбинного завода, производящего уникальное оборудование для атомных подводных лодок. Россия не только утрачивает право собственности на …оборонные предприятия, но и теряет право управления их деятельностью в интересах государства".

Согласно совместному письму ФСБ и СВР, "приватизация предприятий ОПК привела к массовой утечке новейших технологий, уникальных научно-технических достижений, практически даром, на Запад. В целом Запад приобрел в России столь большой объем новых технологий, что НАТО учредило для их обработки специальную программу".

Со своими задачами Кох справлялся настолько успешно, что в марте 1995 года, накануне презентации Потаниным в правительстве идеи "залоговых аукционов", он стал первым зампредом Госкомимущества. "Залоговая приватизация" — раздача лучших предприятий России для создания олигархии как коллективного заложника Ельцина, вероятно, казалась слишком грязной даже титулованным реформаторам — для этого им понадобился Кох.

Он руководил залоговыми аукционами как и. о. председателя Госкомимущества (Чубайс тогда избирался в Госдуму, куда и ушел, уступив пост А.И.Казакову, неформальному "кадровику" своей команды).

По данным Счетной палаты, Чубайс и Кох организовали получение приватизационными структурами западных льготных кредитов более чем на 2 млрд. долл., следов которых найти не удалось ни палате, ни Минфину.

За проданные в 1993-95 годах военные предприятия и технологии бюджет получил жалкие 450 млн. долл.. К январю 1996 года распродажа страны была в целом закончена, и Чубайс покинул правительство, начав подготовку к переизбранию Ельцина при помощи консолидации созданной им олигархии.

По данным ФБР, на которые ссылается Лурье, Чубайс как раз тогда создал механизм вывода из страны приватизационных миллиардов и "отмывания" их части для финансирования спасения Ельцина. Для этого в январе 1996 года на Барбадос — тогда один из наиболее удобных офшоров — прибыли Кох и старый соратник Чубайса Кагаловский со своей женой Гурфинкель, затем "засветившиеся" в скандале с "отмыванием" российских денег через Bank of New York. В декабре 1998 года эта история аукнулась Коху: при прибытии в Нью-Йорк его виза была аннулирована, а сам он был выдворен из США в связи с запретом въезда в страну.

Но прежде, помнится, Кох заработал прозвище "недостреленного": когда правительство обсуждало нехватку денег в бюджете, он встал в зале, громко прося слова, прошел к столу заседаний и торжественно поклялся получить недостающие средства форсированием приватизации. "Если не соберем этих денег, — расстреляйте меня!" — выспренне обратился Кох к растроганному Черномырдину.

Конечно, несмотря на форсирование приватизации, обещанных денег бюджет не получил, зато в сентябре 1996 года вовремя подсуетившийся Кох возглавил Госкомимущество уже на постоянной основе — и его влияние при поддержке Чубайса стало расти.

В декабре 1996 года Кох стал членом совета директоров ОРТ, в январе 1997 года — зампредом комиссии правительства по обеспечению доходов бюджета за счет приватизации, в феврале — зампредом комиссии по управлению и приватизацией ОПК, в марте — вице-премьером (с сохранением руководства Госкомимуществом): уже не исполнителем, а полноправным членом "команды молодых реформаторов".

Крушение "крестного отца" российской олигархии

Кох стал исполнителем скандальной сделки с блокирующим пакетом "Связьинвеста": обещанный за бесценок Березовскому и Соросу, он был передан структурам Потанина, стратегического союзника Чубайса. С точки зрения борьбы доминировавших тогда олигархических кланов, Березовского и Чубайса, это было разумно: усиливать позиции основного конкурента не имело смысла.

Но по-чубайсовски откровенное и неотвратимое в своей логичности нарушение договоренностей вызвало ответный удар Березовского.

Детская на фоне их остальных свершений, копеечная шалость: получение гонорара за ненаписанную книгу о приватизации (с претенциозным заголовком "Распродажа советской империи"), — была предъявлена в качестве обвинения. Ничтожный на фоне активов, которыми распоряжались либералы, гонорар — по 90 тысяч долларов каждому из пяти "соавторов" — был головокружительным на фоне тогдашней кромешной нищеты (хорошая однокомнатная квартира в Москве стоила около 20 тысяч долл.) и, главное, понятным для людей.

В результате Чубайс осенью 1997 года попросился в отставку, а в марте следующего года, перед назначением "козлом отпущения" за последствия либерального беспредела никем не воспринимавшегося всерьез Кириенко, ушел с госслужбы.

Одной из первых жертв "дела писателей" стал Кох, также ушедший со всех постов в августе 1997 года. Накануне объявления об увольнении он бежал с семьей в США, — якобы "в отпуск". Винить его за это не стоит: через несколько дней был убит глава питерского Комитета по управлению госимуществом Маневич. Говорят, именно по этому поводу один высокопоставленный правоохранитель, перечитывая личное дело убитого, меланхолично обронил сакраментальное: "Некоторым можно спасти жизнь, лишь вовремя посадив их".

Побочным эффектом свары вокруг "Связьинвеста" стало отвлечение сил обоих олигархических кланов от "Газпрома", на который они нацелились летом 1997 года; в итоге он не достался ни Березовскому, ни Чубайсу и остался формально государственным.

Как вспоминают, уже 1 сентября 1997 года Чубайс устроил своего друга "Алика" главой Совета директоров американской управляющей компании "Montes Auri" ("Златые горы"), где Чубайс держал свои деньги в качестве частного инвестора. В США Кох намеревался остаться всерьёз и надолго, не собираясь возвращаться в Россию. Именно к этому периоду его биографии относится печально известное интервью русскоязычной американской радиостанции WMNB 23 октября 1998 года.

WMNB. Высказывается мнение, что в России катастрофа, и её экономическое будущее призрачно. Как вам кажется?

Кох. Мне тоже так кажется.

WMNB. Не видите света в конце туннеля?

Кох. Нет.

WMNB. Как вы прогнозируете экономическое будущее России?

Кох. Сырьевой придаток. Безусловная эмиграция всех людей, которые могут думать, но не умеют работать (в смысле — копать), которые только изобретать умеют. Далее — развал, превращение в десяток маленьких государств.

WMNB. И как долго это будет длиться?

Кох. Я думаю, в течение 10-15 лет... Вы понимаете... В течение 70 лет, когда формировалось мировое хозяйство, Россия, вернее, Советский Союз находился как бы вовне, развивался отдельно, по каким-то своим законам. И мировое хозяйство сформировалось без Советского Союза.

И оно самодостаточно, там есть достаточные ресурсы, все есть. И сейчас Россия появилась, а она никому не нужна. (Смеется.) В мировом хозяйстве нет для нее места, не нужен ее алюминий, ее нефть.

Россия только мешает, она цены обваливает со своим демпингом. Поэтому, я думаю, что участь (России) печальна, безусловно".

Кох радостно, по-детски счастливо смеялся над безрадостным положением России, её унижением и неизбежным, по его мнению, превращением в сырьевой придаток Запада. Сама мысль, что Россия не имеет никаких перспектив и никому не нужна, насколько можно судить, вводила недавнего вице-премьера "этой страны" в состояние безудержного, неконтролируемого восторга. Возможно, он просто считает трагедию России своим личным достижением.

11 сентября 1997 года генпрокурор Скуратов заявил о проверке сообщений, что Кох, возглавляя Госкомимущество, получил 100 тысяч долл. за другую ненаписанную книгу о приватизации. 1 октября прокуратура Москвы возбудила уголовное дело против Коха за злоупотребление служебным положением. А в ноябре были опубликованы подробные данные о "деле писателей" — и о том, что 60% гонорара были выплачены Чубайсу, Бойко, Мостовому, Коху и Казакову еще в июне. Чубайс заявил, что 95% сумм авторы планировали пожертвовать в организовавший их финансирование фонд, но это звучало так нелепо, что больше, похоже, не использовалось защитой. Вышло, что Чубайс солгал — и никто почему-то этому не удивился.

А Кох? Кох представил налоговикам копии документов по книге, чем подлил масла в огонь: посредником между ним и швейцарским издателем оказался зампред правления ОНЭКСИМ-банка, а владельцем щедрого издателя — сотрудник швейцарской "дочки" ОНЭКСИМа.

В мае 1998 года прокуратура обвинила Коха в квартирных махинациях: в декабре 1993 он на деньги спецфонда Госкомимущества купил трехкомнатную квартиру тогдашней рыночной стоимостью более 100 тысяч долл. за... 2280 долл. (не за метр, а за всю квартиру!). Ему помогла фирма, в уставной фонд которой Госкомимущество внесло несколько зданий в Москве. Схожие обвинения были предъявлены многим чиновникам Госкомимущества, включая трех зампредов. Дело было закрыто по амнистии в декабре 1999 года, но все чиновники Госкомимущества, включая Коха, признали себя виновными.

В ноябре 1999 года прокуратура возбудила против Коха уголовное дело относительно залогового аукциона по "Норильскому никелю". Следствие пришло к очевидному выводу: Кох помог ОНЭКСИМ-банку получить акции "Норникеля" по заниженной цене. Но и это уголовное дело было закрыто по амнистии.

Позднее, в августе 2003 года, депутат Госдумы Мельников заявил о получении им копии внутренних документов ОНЭКСИМ-банка об открытии Коху 1 сентября 1997 года "разрешения на расходы" в 6,5 млн. долл.. По мнению Мельникова, Кох умышленно нарушил методику определения стартовой цены акций "Норникеля" и занизил ее почти вдвое: с 310 до 170 млн. долл., после чего без оснований отстранил от участия в залоговом аукционе конкурента ОНЭКСИМ-банка — банк "Российский кредит".

Но государство осталось глухо к обвинениям: похоже, при проведении залоговых аукционов такие махинации были правилом, а не исключением.

Могильщик "свободы слова"

Приход В.В.Путина к власти на время вернул Коха "в обойму" сильных мира сего. Вероятно, главную роль в этом сыграли протекция Чубайса и нарастающий конфликт второго президента России с Борисом Березовским, несколько переоценившим свою роль в новой "вертикали власти".

В мае 2000 года Кох был введен в совет директоров ОАО "Усть-Луга", а уже 10 июня — в совет директоров ОАО "Газпром-медиа". Это было время разгрома медиа-империи Гусинского, пытавшегося под прикрытием "свободы слова" заняться привычным шантажом власти — в конечном счете — на её же деньги.

Такая наглость оправдывала себя в "лихие девяностые", но с новым "хозяином Кремля" она не прошла. Кох стал исполнителем разгрома "старого" НТВ и усмирения его пытавшихся взбунтоваться журналистов, подтвердив, что в России нет носителей более тоталитарного сознания, чем либералы.

Он с явным упоением сводил старые счеты: во времена "семибанкирщины" не допущенный к залоговым аукционам Гусинский использовал мощь своей пропаганды не только против Чубайса, но и против всей его команды, в которой "Алик" Кох играл одну из первых скрипок. "Как тонко он может обставить собственное банкротство как банкротство свободы слова в России", — сказал Кох в начале 2000-х о Гусинском.

В сентябре 2000 года "мастер на все руки" обосновал позицию власти в отношении медиаимперии Гусинского: "Поскольку "Газпром" является главным кредитором НТВ,.. оно должно достаться "Газпрому-медиа", но не для того, как утверждает... Гусинский, чтобы выполнять команды Кремля, а... потому, что мы хотим возврата своих инвестиций и не хотим убытков..." Он выразил готовность лично управлять телекомпанией, хотя и оговорился: "хотелось бы привлечь профессиональных менеджеров".

Разумеется, в апреле 2001 года акционеры НТВ по инициативе "Газпром-медиа" избрали председателем совета директоров НТВ не кого-либо из "профессиональных менеджеров", а именно Коха. В открытом письме он немедленно обвинил лидера "гусинского" НТВ Евгения Киселева во лжи и в уклонении от встреч. В тексте, который может быть адресован любому либералу, в том числе и ему самому, Кох справедливо вопрошал: "Вы говорите, что служите свободе слова. Но разве ей можно служить ложью?.. Хотите, я скажу, чего вы боитесь? Вы боитесь правды".

"Правильная и справедливая борьба не может быть стилистически позорной. У вас пропал стиль. Это начало конца. Этот ложный пафос. Эта фальшивая пассионарность. Это фортиссимо. Надрыв. Это всё стилистически беспомощно. Флаг из туалета... Это просто плохо. Плохо по исполнению. Это бездарно. Бетховен, сыгранный на балалайке, — это не Бетховен. Какая гадость эта ваша заливная рыба. Киселев на операторской лестничке, произносящий гневную филиппику лоснящимися от фуа-гра губами. Визг. Как железом по стеклу. Пупырышки. Я это чувствую. А вы? Надо взрослеть. Надо стать. Надо проветрить. Проветрить. Помыть полы. Отдохнуть. Своим враньем вы оскорбляете мой разум" (последняя фраза, похоже, так понравилась Коху, что он использовал ее и в дальнейших своих филиппиках.)

В сентябре Кох пытался запустить на НТВ телешоу под характерным названием "Алчность", но после трех выпусков уступил его другому ведущему, сославшись на занятость, — и 12 октября ушел с должности гендиректора "Газпром-медиа", обвинив своих благодетелей из "Газпрома" в "подковёрных интригах".

Выпадение из контекста

Кох пытался остаться на плаву — и в конце февраля 2002 года заксобрание Ленинградской области избрало его членом Совета Федерации. Но фигура была слишком одиозна, избрание было оспорено в суде. Побарахтавшись, Кох сдался, отказавшись от вожделенной должности, но сослался не на процессуальные нарушения, которые ставились ему в вину, а на "слухи о якобы заплаченных парламентариям деньгах", то есть о взятке, что, учитывая его репутацию, правдоподобно.

Однако "Алик" рук не опустил — и в конце апреля 2003 года возглавил предвыборный штаб СПС, обещая "партии олигархов" третье место — не просто за проходное место в списке, но и зарплату полмиллиона долларов в год. Кох показал себя "многостаночником": объявил, что возглавил штаб СПС и по Санкт-Петербургу, а также партийную газету (уволив ее редактора), где печатал свою книжку "Ящик водки", выписывая себе гонорары.

Внутрипартийная комиссия СПС возложила личную ответственность за провал либералов (которые больше никогда не вернулись в Госдуму) на "эффективного менеджера" Коха — наравне с политтехнологом Мариной Литвинович.

Эксперты меланхолично назвали причиной поражения кромешное воровство: по их оценкам, было украдено до двух третей предвыборного бюджета, то есть от 12 до 26 млн. долл. (а функцией Коха была не только организация, но и управление финансами). Скандала это не вызвало: ведь что может быть естественней, чем реализация либералами собственных либеральных ценностей?

После краха СПС Кох издает глянцевый журнал "Медведь". Полагая себя писателем, пишет яркие заметки в фейсбуке, пропагандируя либерализм с изощренностью, которой позавидовал бы и Геббельс.

В апреле 2014 года он заявил, что не вернется в Россию из Германии из-за обвинения в контрабанде культурных ценностей — картины, оцененной им в 18 тысяч руб. (возможно, так же, как был оценен "Норильский никель"). Либеральная тусовка, напрягая силы, не устает переживать эту невосполнимую утрату.

Сам же Кох живет в наиболее комфортных для себя условиях и с удовольствием отводит душу в адрес России, которую ему пока не удалось разрушить, но, похоже, он полон надежд.

Его жизнь удалась: сбылась мечта либерала.

Либеральный интеллект

Либерализм плохо совместим с разумом: понимая цели глобальных монополий, трудно быть исполнителем их планов. Это дело для маньяков — а их интеллект односторонен и ущербен.

Понимая и чувствуя детали, Кох патологически не способен воспринимать происходящее в целом. Это сделало его незаменимым в ходе реформ, когда либералам надо было крушить целое, прикрываясь решением частных проблем. Интеллект, наблюдательность и чувство стиля расплющены у него поразительной морально-этической глухотой и откровенным самодостаточным эгоизмом. Это не столько ум, сколько хаотичная и запутавшаяся в себе эрудиция, которую Чубайс, гений железной поверхностности, путает с глубиной — абсолютно неизвестным ему явлением. Недаром и немолодой уже Кох зовет себя "Аликом" — инфантилизм никуда не делся.

После убийства Немцова Кох поучаствовал в либеральных "гонках на лафете", торжественно возгласив свое трепетное опасение стать следующей жертвой — вместе с Гудковым-младшим и Ксенией Собчак, которую он успел обозначить соучастницей убийства: мол, принцесса питерского клана, уличив Немцова в трусости, тончайшим психологическим расчетом выманила того из уютного безопасного Израиля в отвратительную Москву под пули киллеров… А заодно пообещал "очередную волну роста цен" и начало массовых политических репрессий уже в августе 2015 года, нефть по 20 долларов за баррель (разумеется, из-за политики Путина) и полный отказ Европы от российского газа уже через пять лет.

Похоже, ему и сейчас, как в приватизацию, действительно безразлично, какую ахинею нести: тогда нужно было "дербанить" страну и раздавать её куски в правильные руки, а сейчас — плевать в опасно для Запада задумавшуюся о своих правах и интересах Россию.

В полемике Кох с удовольствием использует и шокирующую оппонента грубость, и по-чубайсовски наглую ложь (на чем его неоднократно ловил, например, Илларионов). При этом он патологически искренен: эдакий вечный младенец российского либерализма, устами которого глаголет истина, разоблачающая не только его, но и весь либеральный клан. Подобно немецким солдатам, без всякого стеснения раздевавшимся у деревенских колодцев догола, чтобы вымыться на июльской жаре 1941 года, Кох не сдерживает самопроизвольного потока своей искренности. Его хамство удивительно органично. Именно поэтому он войдет в историю.

В январе 2002 года, подтверждая сказанное в упомянутом выше интервью, Кох назвал русский народ "так называемым".

Чубайс неслучайно назвал Коха "истинным патриотом России": "Алик" действительно воплощает собой либеральное понимание патриотизма.

Комментируя теракт 11 сентября 2001 года, Кох отметил: когда перед тем в Москве взрывали дома, у него не было такого чувства сопричастности. И объяснил: просто в Нью-Йорке у него "все улочки родные". А в Москве — нет, и для либерала это нормально...

Глядя на либералов, даже удалившихся от дел, совсем не похожих на гитлеровских мясников, не стоит забывать, что эти люди сделали с нами, а также что они еще хотят сделать — и сделают, если их не остановить.

Илл. Либеральная эволюция: палочка Коха, рейхскомиссар Украины Эрих Кох, российский «реформатор» Альберт Кох. (Коллаж Алисы Липеровской)

1.0x