Дмитрий Александрович Корчинский (Дмитро Олександрович Корчинський; 1964 г.р.) - один из самых внешне противоречивых политиков «постсоветского пространства». Будучи одним из создателей первой «новобандеровской» партии на Украине УНА-УНСО, он воевал на стороне чеченских сепаратистов в 1994-1995 гг. Однако «оранжевую революцию» 2004 г. в Киеве не поддержал и даже приезжал в Россию и проводил инструктирование движения «Наши» на Селигере. После начала Евромайдана поддержал его, но вскоре отошел из-за разногласий с руководителями и организаторами. Весной 2014 года заявил: «Может быть, Крым не станет украинским, но он не будет и российским. Крым будет или украинским, или безлюдным». Известный литератор, автор сборника стихов «Философия смуты», книг «Война в толпе», «Авторитарная альтернатива», «Революция от кутюр». Считает себя «христианским фундаменталистом» (принадлежа к одной из ветвей РПЦЗ, не воссоединившихся с РПЦ»), считает своей задачей «борьбу за дело Иисуса Христа методами исламской революции». И вот - Корчинский только что выпускает ни много, ни мало, как «Катехизис» (М., 2014).
Первоначально катехизис – оглашение, устное наставление в вере. Как книжный жанр он возникает вне православной традиции, на Западе (кстати, как и индивидуальная проповедь), причем при переходе к Новому времени, в эпоху начала секуляризации. Первый русский катехизис был написан в 1562 г. белорусским протестантом Симоном Будным, «на простом наречии» в подражание лютеровским изданиям.,
Первый православный катехизис написал учитель Львовской братской школы Лаврентий Зизаний (1560-1634) . В его катехизисе очень сильно католическое влияние. После Зизания у Русской Церкви вплоть до XX века было два официальных катехизиса — «Православное исповедание кафолической и апостольской церкви Восточной» киевского митрополита Петра Могилы ((1596—1647) и знаменитый «Катехизис пространный христианский» московского митрополита Филарета (Дроздова). Как правило, катехизис должен содержать разъяснение молитвы Господней, Символа веры и десяти заповедей, а также христианских таинств.
Всегда, однако, существовало в Православии однокоренное слово-понятие «катехон» ( греч. ὁ κατέχων — «удерживающий» или «держай ныне» ), впервые употребленное апостолом Павлом в Послании к Солуняном ( 2, 7 ). Оно обозначает то, что препятствует приходу антихриста ( «беззаконнаго») и, начиная со св. Иоанна Златоуста толкуется Отцами Церкви прежде всего как «Римское Царство», которое, пока стоит, мешает установлению всемирного владычества , как сегодня сказали бы, «глобальной диктатуры» этого «лжецаря»-самозванца ( Отцы уточняли, «от колена Данова») с формальным центром в Старом Иеросалиме. «Римское Царство» может менять местоположение. За Старым Римом следует Новый Рим – «Империя Ромеев», за ней – Русское Царство, Третий Рим. Только «катехон» является в Православии «политическим субъектом» - именно Православное Царство, а не сама Церковь, каковая есть Царство не от мира сего. За «отъятием удерживающего» неотменимо и неизбежно следует приход антихриста. Это не вопрос политических взглядов и политического выбора, а вопрос онтологии истории в ее Православно-христианском понимании.
На самом деле онтология «удерживающего» очень проста: речь идет о “граде ограждения», о части земли, не подпадающей под диктат «современного мира». Важно помнить: всякое умаление миссии катехонического Царства, и тем более призывы к его разрушению, в том числе во имя «религиозной свободы» и «независимости Церкви от государства», даже если все это формально не соединено с отрицанием церковных догматов и канонов, объективно прокладывает путь антихристу.
Увы, несмотря на все содержащиеся в «Катехизисе» Корчинского проклятия современному миру («бюрократическому интернационалу» особенно, а также «политкорректности», капитализму, демократии, однополым бракам и т.д. ), которые вполне справедливы, и с которыми можно согласиться, он служит именно этому. Истинной целью нового «катехизиса» является не изложение догматов и канонов, а как раз низвержение «катехона».
Признаем: «законы жанра» соблюдены. Корчинский привёл разные редакции Символа веры, заповедей, догматов, рассказал о постах и основных христианских праздниках. Также вполне добросовестно изложив различия между Православием и Римо-Католицизмом и даже говоря о том, что «Православие является не одним из путей, а единственным путем к Богу», Дмитрий Корчинский как бы неожиданно, вдруг переходит к почти полному оправданию латинства - даже не папства как такового, а именно латинства. Речь прежде всего идет, конечно, о латинском догмате Filioque, - о исхождении Духа Святаго не только от Отца, но и «от Сына» - подменяющем неизреченную тайну любви в недрах Пресвятой Троицы некоей «юридической» категорией, как бы регулирующей некие «противоречия» - причем не в мире, а в Боге, как утверждает Корчинский. «Бог порождает противоречия, когда порождает Духа в мир» - говорит он, вводя в сами недра Божии «темпоральность», время, «историал», появившийся, на самом деле, как показывали Отцы-каппадокийцы, прежде всего Василий Великий, не в Творении, а в грехопадении. При этом, приводя несколько выдернутых цитат из некоторых Отцов, он делает это на современном русском (правда, в аннотации сказано «пер. с укр.» - это совершенно неважно) вместо того, чтобы анализировать греческие и церковнославянские оригиналы. И - вывод: “Новый Завет дает определенные основания как для греческой, так и латинской точек зрения». А значит и – «ничего другого экуменизму слабое человечество противопоставить не в состоянии». К этому положению он, правда, подходит с иной стороны, но дела это не меняет.
Но ведь экуменизм на самом деле и есть одно из первых дел «бюрократического интернационала»!
Экуменизм - это прежде всего «христианство без удерживающего», без Империи. Экуменисты говорят от имени первых христиан – так, как они себе их представляют. Это последнее совершенно отдельная тема. На самом деле мы слишком мало знаем о раннем Христианстве, несмотря на горы литературы. Для Православия главное - не исторические подробности, а сам факт Боговоплощения и Воскресения Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, второго лица Пресвятой Троицы, и установления Им таинства Евхаристии как избавления от «работы вражия» кровавой жертвы, смерти и времени. Центром мира как Церкви и Церкви как мира является Божественная литургия. В связи с этим представления о Христианстве в духе американских сериалов («Иногда стоит читать Библию на современный лад, представляя Господа, Коий в кроссовках проповедует грузчикам на житомирском рынке») выглядят не только как кощунство, но и как невыразимая пошлость. Но ведь именно это и есть суть экуменизма!
Христос посреде нас. Но когда мы представляем его себе, «визуализируем» (кроме канонической иконописи, живущей по совсем иным законам), мы вступаем в прямое общение с падшими духами. Это общеизвестное положения святоотеческой аскетики, для знания которого даже не обязательно быть строгим аскетом.
Не удивительно, что экклесиология «по Корчинскому» почти в точности совпадает с выкладками об «историческом пути православия» либерального американского протопресвитера, многолетнегно сотрудника «Голоса Америки» и «Радио Свобода» Александра Шмемана. Для Корчинского деяния святого Константина Великого было «компромиссом», для которого «каждая из сторон» - Церковь и Империя - «имели основания». Тем не менее главное положение Корчинского о «византийской эпохе» таково: “Мы склонны слишком идеализировать отношения Церкви и государства в империи Ромеев. Идея «симфонии» так и осталась красивой мечтой <…. > Иногда кажется, что Христианство стало государственной религией не Промыслом Божиим, а коварством лукавого». И для Шмемана «драма Востока в том, что на деле этот замысел, это видение осуществить оказалось невозможным, и в жизни все это слишком часто оборачивалось злом». Здесь, правда, надо оговориться: это уже послевоенный Шмеман (книга впервые издана в 1954 г.), вполне вписавшийся в американское пропагандистское сообщество. Более ранний Шмеман писал о «Догматическом союзе», это было даже названием одной и его тогдашних работ.
Как для Шмемана, так и для Корчинского, конец Византии, Второго Рима это и конец Вселенской Православной Империи, само историческое существование которой они оба все же вынуждены признавать как исторический факт, хотя, конечно, нигде в связи с этим не употребляя понятий «катехон» и «антихрист». Для Шмемана речь идёт прежде всего об «умалении власти митрополита перед властью князя», хотя о власти князя только и можно говорить как именно о власти. Нет «власти митрополита», есть епископское служение, а понятие «церковной власти» тоже очень позднее. Но Шмеман останавливается, а Корчинский идет куда дальше: его «прорывает» физиологической русофобией. Так, о святом князе Александре Невском он говорит: «Во главе огромной толпы вонючих псковичан он смог убить несколько благородных рыцарей Тевтонского Ордена, которые отправлялись на север в поисках Гипербореи. Это отвратительное преступление считается знаковым событием в истории Московии». Хочется указать на безграмотность автора. «Вонючими» были не псковичи, а как раз рыцари. Дело в том, что Северная Русь с древнейших, еще «языческих» времен была славна банями, о чем сохранился еще рассказ апостола Андрея Первозванного. Православная Церковь никогда не запрещала бани даже для иноков, не говоря уже о мирянах. Католическая же запрещала строго настрого, указывая, что телесная чистота ведет к «разврату», а сами бани - вредное услаждение. Более того, воспрещалось просто мыться, даже в реках и озерах. Порой люди погружались в воду дважды в жизни - при крещении и при последнем омовении. Даже в начале восемнадцатого века Пётр Первый пришел в ужас от посещения Версаля – там стояло такое зловоние, что гости-«варвары» зажимали носы. Кстати, это и только это было причиной изобретения знаменитой французской парфюмерии…
Но это к слову. Ненависть к Александру Невскому вообще характерна для постсоветских «новых националистов», в том числе «русских», особенно «национал-демократов», видящих в нем то же, что и Корчинский – «прислужника Орды». Дескать, именно с этого князя начинается отказ от «европейской идентичности русских». Не будем здесь и сейчас об этом спорить. Примем как факт. Но обратим внимание: превосходство «европейской идентичности» само по себе есть миф, который от нас требуют принять на веру. Как и, например, миф - или антимиф, как угодно - о Иване Грозном. У Корчинского: «Иоанн Грозный был выдающейся фигурой, поскольку убил очень много людей и проявлял в этом незаурядную фантазию, однако святым этот садист и многоженец может быть назван с очень большой натяжкой». Но говорящий такое не может не знать, что в те же годы в одном Париже в ту же Варфоломеевскую ночь было убито едва ли не впятеро больше людей, нежели погибло в ходе политической - причем, решающей для будущего страны - борьбы за все царствование Иоанна IV - по совершенно официальным, общепризнанным данным! Шестнадцатый век вообще – по все Европе - бил рекорды по этой части, и Иван Васильевич был едва ли не самым большим «голубем» среди государей той поры.
Здесь оговоримся: русофобия Корчинского в этом и во многих иных вопросах не специфически «украинская». Тот же Павел Лунгин, режиссер-постановщик фильма «Царь», или Александр Дворкин, написавший диссертацию «Иван Грозный как религиозный тип» - далеко не «украинцы». Да и этнический великоросс Алексей Широпаев с его «Тюрьмой народа» - туда же (там, кстати, то же самое, что и у Корчинского, об Александре Невском). Так что перед нами русофобский миф, скорее, «общеинтеллигентский»…
«Мифом» в свою очередь Корчинский называет «Миф о Святой Руси», который, как он утверждает, « возник в конце XV века как византийская калька и развился в XVI веке. Он был реанимирован во второй половине XIX века, уже как копирование французского национального мифа о Франции - старшей дщери Церкви, о священных королевских династиях, особливом служении французского народа и т.д». О последнем нужно сказать отдельно. «Старшей дщерью Церкви», причем не католической, а именно Православной, действительно можно назвать королевство (точнее, Царство, Royaume) франков, которых никак нельзя отождествлять с современными французами, после крещения Хлодвига в 496 году и до регицида VII-VIII вв., когда к власти пришли мажордомы, будущие Каролинги. Сам Хлодвиг получил тогда от Императора Анастасия титул «Августа» ( аналогичный Мономахову дару Владимиру Второму), а его потомки ( «священная династия» или «первая раса» ) - право на имперское наследование в случае гибели Второго Рима: да, Третьим Римом при определенных условиях мог бы стать Реймс. Однако Меровинги - при поддержке мажордомов Римской курией - были истреблены, и новая династия совершила двойную узурпацию - вначале отняв наследие законных монархов, а затем основав новую - на самом деле лжеименную - Западную Империю «при живой наследнице» - Византии. Таким образом идеология России конца XIX века, если рассматривать ее с этой - вселенско-православной - точки зрения, была полностью легитимной.
Корчинский в свою очередь считает узурпацией вменение наследия Византии Московскому Царству в XV веке и созванный Великим князем Василием Темным «неканонический собор», поставивший на митрополичий стол епископа Рязанского св. Иону - «В 1470 году отлученные от Церкви раскольнические московские митрополиты убрали из своей титулатуры титул «Киевский», и с тех пор появилась отдельная церк4овь, которую более ста лет не признавал православный мир». Утверждение это лживо. На самом деле Ферраро-Флорентийская уния 1439 г. поставила Византию вне Православия как установившую евхаристическое общение с еретиками первого чина (именно так до унии оценивала сама Константинопольская Патриархия латинский Рим - из-за Filuioque). Согласно канонам, в таких случаях разрыв с материнской Церковью не является для Церкви Поместной расколом. А поскольку Империя Ромеев также носила Вселенское достоинство, то и оно неотменимо перешло к Московско-Русской державе Рюриковичей.
Молчание о Флорентийском соборе как главном историческом разломе Христианства крайне характерно. Ведь митрополиты Западной Руси никогда от него не отмежевывались. Тот же самый Петр Могила по необходимости отвергал Брестскую унию 1596 года, но вполне признавал Флорентийскую. И сегодня вопрос именно об этой унии - один из главных предметов размежевания в Православном мире.
Разумеется, Корчинского более всего страшит именно восстановление Православной монархии как оформленного бытия «катехона». «Сейчас монархия представляет большую угрозу для Церкви, чем любой другой режим». Здесь, пожалуй, самое интересное и важное. Отвергая «сергианскую» Московскую Патриархию, он оказывается полностью солидарен с ее «экуменическо-миссионерским» крылом. Так, заместитель председателя ОВЦС игумен Филипп (Рябых) в статье «Православная демократия: быть или не быть?» пишет: «Явление освященной монархии, родилось не по инициативе Бога, но в результате импульса, исходившего от людей. Как раз в Основах социальной концепции Русской Церкви напоминается об этом. В первой книге Царств рассказывается о том, что в древнем Израиле богоустановленным правлением была теократия. Она существовала без институтов государственной власти. Сам Бог заботился о древнем еврейском народе … Таким образом, Библия нам сообщает, что монархия даже не была изобретением богоизбранного народа, но была заимствована им от язычников. В той же первой книге Царств говорится о Божием разочаровании относительно выбора еврейского народа, отвергшего прямое Божественное правление. (http://www.otechestvo.org.ua/main/200910/2807.htm)»
Именно эта точка зрения, заимствованная даже не у католических, а у протестантский теологов XIX (ее подробно критиковал Лев Тихомиров в “Монархической государственности») была основным обоснованием февральской измены епископата в 1917 году, после которой уже прозвучали и известные слова Патриарха Тихона, на которые ссылается Корчинский: “Церковь не связывает себя ни с каким определенным образом правления, поскольку тот имеет лишь относительное историческое значение». Это последнее, кстати, единственное высказывание (и действие) иерарха Московской Патриархии и Русской Церкви в целом, заслужившее «одобрение» нашего автора.
Но представление о разделении благословенного, греховного и «нейтрального» ((относительного») для Церкви, разработанное Фомой Аквинским и средневековыми схоластами, тоже в целом не православное, а католическое по происхождению. Его совершенно справедливо критикуют старообрядцы.
Характерно в связи с этим представление Корчинского о «украинском национализме». По сути, он не скрывает, что собственно «украинская нация» для него не цель, а средство (как, собственно, для марксистов «пролетариат») Средство для чего? Вот ответ: «Москва - полюс казенщины, Днепр - полюс анархии. Русский и украинец - братья и происходят от общего татарского отца, из одной утробы византийской матери (характерно, что о славянстве - вообще ни слова –В.К.). Однако реализуют они различные миссии. Русские собирают камни, украинцы разбрасывают. Нам повезло: началась эпоха разбрасывания <…> Поэтому Украина - актуальна».
Именно поэтому. А вовсе не потому, что родная земля.
Итак, «в Украине невозможно длительное соединение. Наши мозги устроены так, что мы подсознательно склоняемся к сепаратизму <…> Возможно, это наш коллективный грех. А может то сам Господь приуготовил нам великую миссию. По крайней мере ничего другого экуменизму слабое человечество противопоставить не в состоянии».
Круг замкнулся.
Экуменизм. А, значит, и Мировое правительство. Антихрист.
А пока что - Solve et Coagula
«Растворяй и сгущай»
Ну что же. Дмитрия Александровича вполне можно поздравить.
Он понят.
На самом деле взгляды Корчинского мало чем отличаются от тех, которые проповедовало, например, т.н. «Христианское братство борьбы» в 1905 г., или современная на него пародия - пресловутое «Общество христианского просвещение» (ОХП). Да и вообще - из всех видов русофобии т.н. христианская русофобия едва ли не самая злобная, гнусная и «ползучая».
