«Вечер осенний был душен и ал…»
А.Ахматова
Уже два года прошло с того отчаянно-грустного ноябрьского вечера – серьезный срок, за который можно привыкнуть ко многому. В тот вечер во многих театрах мира вечерние постановки прошли под знаком Дмитрия Хворостовского и в его честь. Большой театр посвятил ему показ «Царской невесты», Метрополитен – вердиевский «Реквием», в операх Берлина и Вены были подняты траурные флаги.
Есть своего рода традиция говорить, что тот или иной ушедший от нас человек был не до конца понят, чего-то не успел, унёс с собой какую-то тайну... Для Хворостовского, казалось, тайн существовало: он – думалось – жил так же широко, как улыбался, и только потом, пересматривая ранние и поздние интервью, понимаешь, что уход Дмитрия, быть может, и стал самой большой – трагической – тайной его жизни. А жизнь он очень любил.
Мог и, наверное, любил казаться легкомысленным: с диким воплем прыгал в ледяную реку, ох уж эти русские, накануне своего выступления в «Метрополитен»; в изодранных джинсах отжигал порой в самой неожиданной компании, шокируя критиков, веселя коллег и ломая шаблоны – там, где их можно было ломать. «Если для меня это настоящий кайф – это должно быть настоящим кайфом и для других!»… И так, наверное, во многом.
Он одинаково хорошо гармонировал и с нимфами Vogue, и со студентками Красноярского института искусств, но лучше всего смотрелся рядом с женой Флоранс, Флоренцией, по-сибирски Флошей – удивительный союз таких разных людей, его евро-азиатская красота и её итальянская. Помнится, какой контраст невольно создала деликатная и милая Илли-Хворостовская рядом с sex appeal модной ведущей одного телевизионного интервью четы Хворостовских – наблюдать за всеми тремя было очень интересно.
Качества Хворостовского как оперного певца, кем он был прежде всего, описать нелегко: тот редкий случай, когда слово пасует перед музыкой и стёртые эпитеты – лишь знаки, отдаленно обозначающие то, что звучало на множестве мировых сцен. Дмитрий, как он сам сказал когда-то про Шаляпина, «мог заставить людей словом, голосом, хрипом сопереживать вместе с ним». Больше слов здесь могут сказать цифры: это его полный вердиевский репертуар, основные «русские» партии, обширная концертная программа, позволявшая экспериментировать…
В памяти преданных зрителей особой вехой стоит 2003 год, когда был дан старт масштабному проекту Константина Орбеляна «Песни военных лет». Для транспортировки концертного оборудования и хора было задействовано сразу 3 самолёта, успех был грандиозный: в Волгограде был поставлен настоящий рекорд, где на концерт Хворостовского пришло 200 тысяч человек. Родные песни Дмитрий вывел на мировой уровень, он открыл их иностранцам, которые в очередной раз доверились его голосу и не прогадали. Хворостовский стал настоящим послом мира – в своём роскошном смокинге с бантом георгиевской ленты, с белоснежно седой гривой, высокий и широкоплечий, как богатырь.
«Когда пою, порой с трудом сдерживаюсь: комок к горлу подкатывает. Иногда мне даже кажется, что мой диск военных песен должен продаваться, наверное, на пару с бутылкой водки. Это гениальная музыка, которая доходит до сердец. Я наблюдал как на одном из концертов, где я пел эти песни, люди, которые не понимают по-русски, плакали».
Концерты советской военной песни он исполнял потом всю жизнь – задавая и стиль, и тональность, и уровень. Советская песня и завершила его концертные гастроли: в Австрии 22 июня 2017 года с Аидой Гарифуллиной Хворостовский спел на бис «Подмосковные вечера», это был его последний большой концерт, и Дмитрий знал об этом.
Живя за рубежом, певец делал всё для того, чтоб его дети понимали в том числе и русскую культуру – как-то сказал о русской школе при православной лондонской общине, которую собирался посещать его сын Максим. О любви к своей исторической Родине Хворостовский заявлял открыто, что в среде его русских партнёров зачастую считается если не неприличным, то уж точно «неуместным». Он слишком хорошо знал свой национальный код, чтобы кокетничать и выбирать.
«Я становлюсь крайне мнительным, когда встречаю пренебрежение к нашей истории, когда чувствую, что Чайковского недооценивают, считая его сентиментальным, неглубоким, меланхоличным и даже однообразным. Таких людей я ставил бы к стенке» (беседа с Марией Бабаловой).
Очень интересен образ Хворостовского в программе у Познера, настойчиво перетаскивавшего не сведущего в политических интригах певца под свой истрёпанный флаг. Лукавый и умный ведущий приписывал собеседнику свои взгляды и свои убеждения, в целом их разговор был лёгок и изящен, но, сам того не осознавая, Дима Познера тогда обыграл. Потому что он, «гражданин мира» и самый настоящий король, по-прежнему оставался тем парнем, который в тревожном для России 1994 году поднял на ноги зал зрителей-американцев – под свиридовскую «Отчалившую Русь». Композитору, певцу и пианисту аплодировали стоя, и после смерти Георгия Свиридова «Русь» («Cast of Russia»), написанная на стихи Есенина, продолжает оставаться в лучшей концертной программе зарубежья. Этот вокальный цикл стал итоговым альбомом творчества Дмитрия Хворостовского.
Пройдут десятилетия, будут новые победы и новые певцы, и как же не хочется, чтоб имя Дмитрия Хворостовского бронзовело, покрывалось характерной патиной... Не хочется, чтоб его подвижный, страстный, живой образ в коллективной памяти с годами превращался в его собственный памятник на Новодевичьем. Хочется верить, что он ещё улыбнётся нам – эх, «Очи чёрные»!..
После победы в Кардиффе он всё реже бывал в родном Красноярске, звёздный статус вносил свои коррективы. С широкой, как у маршала, наградной лентой через плечо, прихрамывая, с перевязанной рукой – наверное, впервые он тогда не сдержал слёз.
«Я должен был вернуться. Я вернулся к вам, потому что я вас люблю, потому что это мой родной город. Ведь столько всего связано с Красноярском… До свиданья. До свиданья!».
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
