Каким на самом деле был адмирал Колчак

На снимке: адмирал Колчак (он же "Химера)

НЕ СТАЛ следователь Соколов откладывать дело и уже на следующий день, в среду, разыскал полковника Чечека, начальника чехословацкого эшелона, который вечером отправлялся в Пермь.

В Екатеринбурге чехословаки сняли сливки, грабить больше нечего. Последний хороший груз, который пошёл на Владивосток, – железнодорожные рельсы на пятьсот километров пути или на двести пятьдесят для двустороннего движения. Поэтому чехи решили сделать небольшой налёт на ближайший крупный город перед окончательной отправкой на восток. При этом и генерал Гайда, и представитель французской миссии генерал Морис Жанен, которому подчинялись чехословаки, и представитель английской миссии генерал-майор Альфред Нокс ежедневно заверяли Колчака, что союзники его никогда не бросят (даже слов таких не следует произносить!), что белая армия и здесь, вместе с легионом, и на Юге будет только укрепляться. И с помощью стран Антанты неуклонно двигаться на Запад, пока не снесёт большевиков и выйдет на бывший Восточный фронт, где окончательно раздавит и Германию, и Австро-Венгрию с её мелкими прихлебателями. А чехословаки, как и было задумано, соединятся с французской армией на Западном европейском фронте.

Колчак обещаниям союзников верил. Мало того, решил удержать чехов так: настоял, чтобы Гайда был назначен командующим Сибирской армией, которая совсем недавно успешно отразила контрнаступление красных и вновь отбила Пермь. Поддержали союзники, по крайней мере, на словах, также и план весенней кампании: предполагалось, что Сибирская армия вместе с чехословацким легионом осуществит мощный прорыв к Мурманску, где соединится с белогвардейскими частями и отрядами англичан и американцев, чтобы оттуда ударить на Петроград, а потом уже в Москве соединиться с Добровольческой армией Деникина и двинуться на Восточный фронт.

Но иногда на адмирала сходило просветление, и он не понимал, почему чехословацкие эшелоны продолжают двигаться на Восток, а не на обещанный Северо-Запад для решающей схватки с большевиками и немцами. И почему для чехословацкого легиона, к которому присоединились польский и сербский легионы, выбран такой удивительный путь к французским войскам: почти через весь огромный евразийский континент, потом через Тихий океан, потом опять пересекать большой континент, теперь американский, далее ещё один океан, Атлантический, и, наконец, Европа. Нужны колоссальные транспортные сухопутные ресурсы, огромный тоннаж морских судов, и при том огромные риски, особенно, на Атлантике. И погодные, и военные: Германия, хотя и на пределе, но подводный флот её всё ещё остаётся опасным. Куда проще, быстрее и, главное, дешевле отправить легионы во Францию через Мурманск и далее – морем. А ещё лучше разгромить коалицию Центральных держав на западных границах России – на Восточном фронте и с триумфом соединиться с Западным, европейским.

Внятных ответов Колчак не получал. И Жанен, и Нокс и даже бывший австрийский аптекарь Гайда (осмелел, мерзавец, получив от Колчака генеральские погоны!) советовали ему больше заниматься делами своего «государства», а большая европейская стратегия… Она делается в другом месте и другими людьми, очень сложна для понимания – потруднее шахмат, и вряд ли, на взгляд из Сибири, адмиралу и даже представителям Антанты может быть понятна до конца.

После таких снисходительных объяснений, Колчака охватывали ещё большие подозрения. Он начинал думать, что союзникам Россия как единое государство вообще не нужна; им выгоднее, чтобы на этих огромных и сказочно богатых пространствах вообще не было никакой власти и никакого русского государства – ни красного, ни белого. Лишь клочки «самостоятельных» территорий, где все будут воевать против всех, а союзники – мирить врагов и ссорить их снова и таскать из взбаламученной воды жирную рыбу.

Но он тут же старался ужасные подозрения в себе давить, потому что иначе всё теряло смысл, а прежде всего, его собственная жизнь и судьба. Теряла смысл и война с большевиками, если цель её – взаимное уничтожение русских. За которым мёртвое, пустое поле битвы: роскошный подарок для цивилизованных мародёров, европейских, американских, азиатских.

Впрочем, страхи нападали на Колчака, в основном, когда заканчивался морфий. Его требовалось каждый раз всё больше. Правда, недавно госпитальный врач Сергеев 3-й в чине подполковника посоветовал кокаин – этот веселящий порошок как раз входил в моду. Но запротестовала Анна Тимирёва, любовница Колчака и до сих пор законная жена капитана Тимирёва, давнего друга и соратника адмирала. Колчак лихо и беспощадно отбил её у друга ещё до революции. Она несколько раз возвращалась к мужу, который от отчаяния перекинулся к большевикам. В конце концов, Анна Тимирёва сделала выбор. Отправившись с мужем в служебную командировку на Дальний Восток, куда капитана Тимирёва направила советская власть, Анна Васильевна узнала по дороге, что Колчак – неподалёку, в Японии, куда его вызвали англичане, чтобы рассмотреть адмирала поближе перед тем, как сделать его Верховным правителем России. Тогда-то Анна ушла от мужа уже навсегда, бросившись, как в омут, в объятия Колчака. И хоть он иногда раздражал её и даже обижал, но его голос, но его интонация, но слова, которые он шептал ей по ночам, обладали огромной властью. Стоило Колчаку произнести глубоким полушёпотом несколько интимных слов, как у Тимирёвой подгибались колени, её охватывала тёплая тяжесть, и удержаться она могла только в объятиях адмирала.

Однако через несколько дней после того, как Колчак научился втягивать белый жгучий порошок своим турецким носом, из которого теперь постоянно текло, Тимирёва заявила:

– Оставь этот проклятый порошок, Саша. Мало того, что ты мужскую силу теряешь. Посмотри на себя в зеркало!

– И что я должен увидеть? – нервно спросил адмирал.

– Зрачки во все глаза, горят как у волка. Взгляд дикий, как у сумасшедшего. И как ты стал вести себя? То мчишься куда-то, речи бешеные без конца, раздражаешься, злобишься по пустяку. И этот взгляд мессии – новый Керенский и кончено! А потом будто спишь на ходу, ничего не понимаешь, что вокруг творят, говорят и делают.

Колчак с трудом заставил себя выслушать, удержавшись от внезапного сильного желания дать Анне пощёчину. И как раз этот приступ бешенства его самого испугал и удержал.

– Люди вокруг тоже не слепые, – добавила она уже мягко-просительным тоном, испугавшись вспышки в глазах Адмирала.

– Люди... – внезапно расслабился он. – Какие ещё люди? Кроме тебя, чудо моё, никаких людей вокруг нет. Да и ты... Разве ты человек? Ангел небесный. Не могу понять до сих пор: за что Бог послал мне такую радость? Определённо, большую цену затребует.

Люди, конечно, видели и резкие смены настроения Верховного правителя, и маниакально-депрессивное перепады. Неожиданные приступы красноречия чередовались с угрюмым, на несколько дней, молчанием. То он рвался «слиться с армией» на передовую, в окопы, ходить в штыковую атаку рядом с солдатами, чтобы продемонстрировать какой-то древнеримский пример. То, придавленный депрессией, запирался в салон-вагоне, не допуская к себе никого и вздрагивал при каждом шорохе и шуме за окнами, от возгласов часовых и разводящих, от каждого паровозного гудка.

В такие, самые мрачные и тоскливые часы, ему являлся, словно наяву, барон Эдуард Толль – в длинной дохе, в малахае, в якутских пимах. Лицо красно-чёрное – обожжённое полярным солнцем и морозом.

В своё время барон Толль осчастливил мало известного лейтенанта Колчака, когда пригласил его на поиски земли Санникова. Но когда экспедиционная шхуна «Заря» бросила якорь у острова Котельный, отношения Толля и Колчака внезапно испортились.

Тогда капитан шхуны Коломейцев вдруг решил, что на корабле должен действовать устав военного флота, а, следовательно, командовать экспедицией должен капитан. Значит, начальник экспедиции Толль ему, Коломейцеву, обязан подчиняться.

Барон с такой идеей, к тому же возникшей внезапно, согласиться не мог. Толль объявил, что списывает Коломейцева на берег. Неожиданно на сторону капитана стал Колчак. И потребовал и его списать – за компанию.

Барону пришлось под такой угрозой оставить Коломейцева на шхуне. Но чтобы уйти от требований изменить устав экспедиции, Толль неожиданно объявил, что намерен совершить переход круто на север – на остров Беннета. Оттуда ему удастся разглядеть желанную землю – как раз в те дни, когда туда направляются перелётные гуси. С острова Беннета должны хорошо просматриваться четыре горы таинственной земли, описанной около ста лет назад купцом Яковом Санниковым.

Барон Толль утверждал, что уже видел эти горы с острова Котельный во время экспедиций в 1886 и в 1893-м годах: контуры четырёх гор, которые на востоке соединялись с низменной землёй.

В те дни воздух был на редкость чистым, не затуманенным испарениями моря. Сейчас горы не видны, но с острова Беннета он их непременно увидит. Так утверждал барон Толль. Сопровождать Толля будет пожилой зоолог Зеберт (а не молодой и крепкий Колчак почему-то) и два якута.

– Когда вас ждать, барон? – поинтересовался Колчак.

Толль прямо не ответил.

– Конечно, вам нужно сохранять известную свободу действий, – сказал барон. – Если в ближайшие два месяца мы не вернёмся, вы должны снять меня с острова Беннета. Если придётся меня искать, то поиски прекращаются, когда в трюмах корабля останется 15 тонн угля. Именно этого запаса вам как раз хватит, чтобы добраться до Сибирского материка.

Барон представить себе не мог, что военные, оставшись полными хозяевами на парусно–паровом корабле, не только не будут его искать. Они даже не собирались этого делать.

Когда Толль с группой ушёл, в бункере корабля было 70 тонн угля. Кочегары жгли топливо беспощадно. В каютах можно было сидеть в исподнем. Команда развлекалась охотой, офицеры игрой в шахматы и в карты. Сделали от скуки несколько манёвров вдоль юго-восточных берегов Новосибирских островов, не сильно приближаясь к острову Беннета. Когда же добросовестно израсходовали запас топлива и в трюме осталось 15 тонн угля, офицеры Коломейцев, Матисен и Колчак с чувством исполненного долга решили, что можно возвращаться на материк.

Барон Толль и его спутники, не дождавшись помощи, погибли.

Потом, при разбирательствах, Колчак особенно будет напирать на злополучные 15 тонн угля и связанное с ними указание, а скорее, пожелание Толля. Но на самом деле, даже при таком запасе, решение могло быть иным. Колчак оставался заместителем Толля на шхуне. Если бы он объявил, что надо снимать барона с острова Беннета до исчерпания запасов угля, барон Толль и его спутники были бы спасены. Но, самое главное, количество оставшегося угля не играло никакой роли. Шхуна могла и совсем без топлива благополучно снять барона Толля с острова Беннета и возвратиться к материку. Под парусами.

Никто никогда так и не обвинил официально Колчака в предательстве и в гибели четырёх участников экспедиции и её начальника. Мало того: Колчак получил орден. Очевидно, за мужество, проявленное при игре в карты. А потом лейтенант Колчак возглавил уже свою, спасательную, экспедицию по поискам Эдуарда Толля. Да кого было спасать спустя два года! Один только известный полярник Вольдемар Визе, участник экспедиции Георгия Седова, не стеснялся заявлять, что в гибели Эдуарда Толля виноват, в первую очередь, его заместитель – лейтенант Колчак. И достоин был Колчак не ордена, а отдельной камеры в Трубецком бастионе Петропавловской крепости.

Барон Эдуард Толль.

Только мы с вами, уважаемые читатели, можем сегодня обоснованно обвинить Колчака в гибели великого полярного исследователя барона Эдуарда Толля.

А тогда голоса Вольдемара Визе никто не услышал. Слишком много более серьёзных событий последовало: японская война, первая революция, Манифест 17 октября, разгул в стране терроризма и бандитизма, мятежная первая Государственная Дума, мировая война, вторая революция, третья, гражданская война...

Кому было дело до Визе и Толля, каких-то учёных, к тому же подозрительного немецкого происхождения! И до полярных приключений морского офицера – потомка турецкого бея Илясы-Хусейна Колчак-паши? Он стал командующим Черноморским флотом, радостно встретил Февральскую революцию, немедленно отдал приказ – обыскать крымские имения Романовых и арестовать членов царской фамилии, если там найдутся. Не нашлись. Затем приказал переименовать флагманский корабль линкор «Георгий Победоносец» в «Свободную Россию». Но скоро избавился от революционных иллюзий, обнаружив, что взявшие власть кадеты и эсеры ведут к полному разрушению армии и флота. А значит, и России.

Александр Васильевич Колчак давным-давно похоронил Толля в своей памяти. И только кокаин стал вызывать дух несчастливого барона – неймётся Толлю на том свете!

Парусно-паровая шхуна «Заря».

Свой жестокий ревматизм Колчак привёз из Арктики, из второй экспедиции, когда «спасал» погибшего два года назад Эдуарда Толля. С тех пор прошло почти пятнадцать лет, но лекарства ему не помогали, а сейчас и не было их, лекарств. Болезнь стремительно прогрессировала, и в моменты обострений адмирал впадал в совершенное безумие, часто не понимая, где он находится и что с ним происходит.

Колчак вообще плохо переносил любую боль, а пуще боялся дантистов, и за всю жизнь так ни разу и не отважился сесть в кресло стоматолога. Зубы у него частью искрошились от обширного кариеса – всё тот же Север. Частью стёрлись до пеньков, отчего щеки у него старчески ввалились, подбородок остро выдался вперёд. Нос, и без того не скромный (на Чёрноморском флоте у адмирала была кличка «Шнобель»), казался больше, чем на самом деле. И стал адмирал поразительно похож на одну из каменных химер, глядящих на мир со стен знаменитого парижского собора Нотр-Дам. Первой заметила сходство Анна. Так она его потом и называла – Химерой.

Отказавшись от кокаина, какое-то время адмирал спасался от болей эфиром, вдыхая его пары прямо из пузырька, но скоро опять перешёл на морфий. Дозы неуклонно увеличивались, а душа и тело Верховного правителя стремительно разрушались. И никто не удивлялся его противоречивым, иногда абсурдным приказам и требованиям, вспышкам беспричинного гнева и жестокости, особенно по отношению к сибирским крестьянам, которых Колчак без разбору всех считал заражёнными бациллой большевизма.

А. В. Тимирёва.

– Эта зараза похуже чумы, – повторял он. – Средств против неё в медицине не имеется. Но я знаю одно, зато радикальное: санитарный очистительный огонь!

Вернувшись к морфию, адмирал избавился от визитов назойливого барона Толля. Потом обнаружил, что не так уж и плохо идут дела. Особенно после захвата Каппелем золотых эшелонов. Армия постепенно растёт, обучается, вооружается, готовится к сокрушающему удару по большевистским военным частям, по эсеровским, анархистским и всяким другим несоюзническим вооружённым бандам.

Верховный не жалел золота на «бескорыстную помощь» со стороны союзников. И хотя за амуницию, оружие, консервы, боеприпасы он переплачивал в десять, а то и в двадцать раз, поставки шли почему-то в первую очередь на чёрный рынок. Поэтому перед новобранцами командиры ставили задачу:

– Главное, в первом же бою отобрать оружие у красного супостата, тогда воевать будет легче.

Однако в скором времени мироощущение адмиралу сильно подпортил генерал Сахаров.

Он появился в Омске в начале осени. Генералу вместе с женой удалось довольно легко выбраться из большевистской России.

Первая новость, которую привёз генерал Сахаров, была политической и крайне неприятной. Ссылаясь на своих людей, военспецов из высшего командования Красной армии, генерал Сахаров заявил, что правительства стран Антанты, понукаемые президентом США Вудро Вильсоном и премьер-министром Великобритании Ллойд-Джорджем, ведут тайную двойную игру: хлопочут о немедленном окончании гражданской войны в России, о полном примирении белых и красных.

Эту потрясающую новость Сахаров сообщил Колчаку в присутствии представителей Антанты – французского и английского генералов Жанена и Нокса и начальника главного штаба генерала Лебедева. Был здесь и генерал Дидерикс с жалобой на Зайчека, истребляющего важнейших свидетелей по делу Романовых.

– Быть того не может! – воскликнул Колчак, обводя всех испуганно-бешеным взглядом.

– Сведения надёжные, – мрачно заверил Сахаров.

– Да ведь это ... – задохнулся Колчак. – Это... предательство? – растерянно переводил адмирал взгляд с Жанена на Нокса.

Французский щёголь Морис Жанен фыркнул и разгладил свои холёные надушенные усы. Альфред Нокс улыбнулся, глядя на Колчака, как на ребёнка, который только что узнал от сверстников, что детей находят вовсе не в капусте.

– Предательство?.. – повторил Колчак.

– В политике, господин адмирал… – бережно-отеческим тоном произнес англичанин. – В политике такого понятия, как предательство, нет.

– А что же есть? – взвился Колчак.

Источник: "Наследство последнегоимператора, 2-я книга" https://ridero.ru/books/nasledstvo_poslednego_imperatora/