Это рассказ моего отца - ветерана Великой Отечественной войны. В 43-м, семнадцатилетним мальчишкой, ушел он на фронт. В 17 лет был он роста небольшого и выглядел подростком. Его и приняли за подростка, когда он пришел в военкомат, и отказывались брать на фронт, пока пришедший вместе с ним одноклассник не подтвердил, что они ровесники. Закончил отец войну в 45-м, в Кенигсберге, командиром орудия.
Этот эпизод из его военной жизни случился в 44-м.
Вот его рассказ:
…Хочу рассказать, как меня расстреливали. В 44-м выдвинулся наш полк на передовую. Стояли мы в Литве, по-моему. Наша противотанковая батарея стояла на возвышенности, в небольшой рощице. Немцы не должны были знать о том, что в этой рощице стоят противотанковые пушки.
А прямо напротив нас - немецкий дот.
Вокруг этой рощицы, в которой орудия наши стояли, место было открытое.
И подъем: по открытому почти склону к нашей батарее подниматься надо.
Пехота идет наша - завтрак нам несут, обед. Немцы по ним - из пулемёта!
А мы ничего не можем сделать - стрелять нам нельзя! Я говорю командиру батареи: «Товарищ старший лейтенант! Можно я по ним (немцам) выстрелю?
Тут два раза выстрелить - и все! Разреши, я шлепну! Восемьсот метров всего – шлепну в амбразуру!»
Я уже командиром орудия тогда был на ЗИС-3.
Командир батареи у нас хороший был. На два года старше нас, а уже старший лейтенант был, ранения имел.
- Не вздумай, Перцев! Если сделаешь хоть один выстрел – расстреляю!
А у меня прямо все внутри кипело – так хотелось расстрелять этот проклятый дот!
И вот однажды утром, перед тем как заступать на дежурство, встал я пораньше, подошел к пушке и говорю дневальному: «Что-то не спиться. Ты иди, я постою за тебя – осталось минут 10 до моего дежурства». Дневальный ушел, а я стал смотреть в панораму на дот. Смотрю в панораму и вижу: к доту немцы идут. Их было семь. Шли они цепочкой, и позади шел огромный рыжий финн, и я этого финна узнал…
… Это было в оккупации, в деревне Телепнево Смоленской области. Меня и еще нескольких подростков немцы отобрали для работы в «ветеринар-команд» так называемых. Должны мы были ухаживать за лошадьми, которых немцы использовали, чтобы провиант и оружие перевозить. Мы кормили лошадей, чистили, лечили раненых лошадей и зарывали в землю убитых. Без лошадей на дорогах наших немцам приходилось туго, поэтому тех, кто в «ветеринар-команд» работал, ни к каким другим работам не разрешалось привлекать. Немцы даже особый приказ издали, в котором говорилось об этом. И вот один раз шел я с моим напарником с работ домой.
Возле комендатуры двое немцев пилили дрова. Они нас увидели. Gehen Sie hier! (Подойдите сюда!) – один из них кричит.
Мы подошли - куда было деться!
- Arbeiten! (Работать!) – говорит он и показывает на пилу. Это был финн - огромный, рыжеватый такой, в веснушках.
- Вир зинд аус тирэрцтэн-команд (мы из ветеринар-команд). Вир зинд аус андерен веркен бефрайт ! (мы освобождены от других работ) – повторил я слова из немецкого приказа.
- Arbeiten! Schneller! (Работать! Быстро!) – заорал финн.
Что тут будешь делать! Взяли мы пилу и стали пилить, а они стояли, курили и смеялись. Наконец они взяли по охапке дров и понесли в комендатуру, а мы решили пока уйти. Отойти далеко мы не успели – немцы вышли из дома.
Мы побежали.
- Stehen! Russich schwein! (Стоять! Русская свинья!) - заорал опять финн и за мной побежал.
Я услышал сзади несколько выстрелов. Наверное, он все же стрелял в воздух – вряд ли он не попал в меня с такого расстояния. Догнал меня этот финн, толкнул в спину; я упал лицом в снег и заплакал от бессилия. Что я мог сделать?!
В это время на крыльцо комендант выскочил.
- Was ist los? Wer darf hier erschissen? (Что случилось? Кто разрешил здесь стрелять?) – закричал он на финна. Тот стал объяснять что-то.
- Wenn du ihn toten wollte, nimm in den Wald und dort schiess. Nicht an der Kommandantur! (Если хочешь его убить - отведи в лес и там стреляй. A не возле комендатуры!) – заключил комендант.
Потом ко мне обратился:
- Подойди сюда! – мне говорит. (Он по-русски хорошо говорил) - Как мог ты отказать в работе немецкому солдату? Немецкий солдат пришел освободить тебя от коммунистов. Иди и запомни это!
Этот благодетель не учел, что я по-немецки понимал, и слышал хорошо, что он финну сказал.
…И вот теперь в панораму я увидел, как финн этот последним вошёл в дот. Я зарядил орудие, навёл на амбразуру и выстрелил. И попал! Немцы стали выскакивать из дота. Они выскакивали по одному: выскочил один - я выстрелил и попал; затем другой - я опять выстрелил и опять попал; третий - опять выстрелил и попал. Прибежал командир батареи, белый как мел.
– Что ты делаешь, Перцев?!
Но, увидев, что я каждым выстрелом из противотанковой пушки попадаю в немца, он вдруг остановился и захохотал. А я ещё два выстрела сделать успел. Пятью выстрелами я расстрелял пятерых немцев - каждого, кто выскочил из дота. Ещё двое остались в доте, должно быть, навсегда.
Зашли семь, обратно только пять вышли.
- Ну а теперь, Перцев, я должен тебя расстрелять! Я тебя предупреждал! Я не хочу, чтобы расстреляли меня. Пойдём!
Мы пошли в лес. Он велел мне стать к сосне. Я к сосне стал затылком, а комбат достал пистолет и выстрелил 5 раз, может, больше. Он в меня не попал ни разу; наверное, специально мимо стрелял.
Убрал он пистолет, говорит:
- Твое счастье Перцев! Запомни – в следующий раз за неподчинение командиру обязательно расстреляю. Ты нарушил приказ. Стрелять из орудия без команды вышестоящих не имеешь права! Мало ли что, даже если напали на батарею, на твое орудие. Ты отвечал бы? Я отвечал бы, – он говорит.
Я говорю:
- Что ж, виноват.
Повернулся он и пошёл по траве ко второму орудию.
Ребята говорят:
- Саша, иди, ушёл комбат!
… На следующее утро сели мы есть, я пилотку снял, а ребята мне говорят:
- Смотри: у тебя вот здесь седина!
Прядь седины была. Он стрелял, вы думаете, я не переживал? Я слышал – в сосну пули стукались. «А, - думаю, - чёрт его знает!» Я нарушил приказ. Я не имел права вообще нарушать закон. Он запросто мог расстрелять и никто бы не спросил: за что и как?
Восемнадцать лет мне тогда было.
… А немцы в дот этот больше не приходили…
P.S. Сколько таких эпизодов хранится в памяти наших ветеранов!
Попросите отцов и дедов рассказать о войне. И узнайте их в себе и себя в них. Способных рисковать, принимать решения, сконцентрироваться в тяжелой ситуации, брать ответственность на себя. Как в Приштине и Цхинвале. Это мы – русские!
