Два года назад ультраправые ортодоксы обнаружили неладное. Небольшая группа автономных националистов под названием “Вольница” резко пошла «налево», в сторону анархизма, реанимации народничества и сотрудничества с несистемными левыми. Нацисты и крайне правые объявили анафему еретикам, что на новом движении никак не отразилось. К началу 2013 года организация объединяла несколько сотен человек и уверенно присутствовала на улицах. Но весной “Вольница” объявила о роспуске, по ряду причин, в числе которых внутренние конфликты и образование фракции догматичных леваков.
Петербуржец Кирилл Баншанцев был одним из активистов организации. Начав с национализма, закончив с “Вольницей”, молодой максималист перешел на платформу либертарного коммунизма “Автономного действия”. Такие вот чудеса, или попытка увидеть в новом идеологическом гетто выход из предыдущего.
Хотя журналист и редакция не согласны с рядом высказываний собеседника, “Завтра” посчитала любопытным осветить точку зрения и метаморфозы Кирилла Баншанцева. Перед вами его видение меняющегося национализма, оппозиции и левого движения.
На Первомайской демонстрации ты шел в “Черно-красном блоке” анархистов, левых коммунистов и социалистов. Значит, ты – националист, который стал анархистом?
Нет, это будет звучать неправильно. Я склоняюсь к позиции, что национализм, анархизм – это ненужные термины и обложки, которые только усложняют взаимоотношения между людьми. Моя политическая мысль строится на обобществлении власти и средств производства. В руках у народа должна быть, как и власть, так и средства производства. Также я выступаю за сохранение идентичности. Как это назвать: национализм, интернационализм, социализм, коммунизм или анархизм? Есть масса слов, но они только отчасти описывают саму суть идеи, вызывают сумятицу в головах людей и порождают споры.
Это ты сейчас так говоришь. Но есть сведения, что твоя политизация началась с правых субкультур и ДПНИ, и, как предположу, – неприятия мигрантов?
Информация на нацистских сайтах, к сожалению, не всегда верна. Я начинал в 2004 г., и далеко не с ДПНИ. Долгое время я был активистом “Славянской общины”. Затем, в 2007, я – один из организаторов “Русского марша” в Петербурге, который закончился погромом шавермы со стороны бонхедов. Что же касается мигрантов, то меня волновала данная проблема. Но в первую очередь, для меня главным было сохранение идентичности для нашего народа, который в нынешних реалиях исчезнет или потеряет самобытность.
Тогда как оказался из правых в левых?
Правые, все-таки, не политический термин, а субкультурный, он зародился среди футбольных фанатов и скинхедов. Я всегда был политическим активистом, националистом, и субкультуры меня мало интересовали. Субкультуры же, не более чем способ привлечения людей. Что касается ухода влево: я понял – есть определённые общественные проблемы, которые решаются только с классовых позиций. Все наши проблемы связаны с экономикой, а экономика, в свою очередь, зарождает политику, а политика – идеологию. Если мы хотим решить многие проблемы, то надо в первую очередь разобраться с экономическими проблемами.
Так, значит все сложнее. Говоря прямо, не очень понравилась стратегия националистических организаций?
Что-то нравилось, а что-то нет, нельзя сказать – все целиком было не так. Но что у организаций националистов, в частности, питерских, большие проблемы – бесспорно. Например, во времена моего в них вовлечения, до работы в “Вольнице”, процветало отсутствие организованности людей, проблемы с дисциплиной, алкоголизм. Определенная часть националистов не понимает, как отталкивает собою людей. Идеологически огромные проблемы были и есть, из-за влияния СМИ на общество; многие считают себя, по сути, шовинистами. Режим сам пиарит по ТВ формат защитников нации в виде скинхедов и нацистов. Тот же “Славянский союз” попросту был выгоден для дискредитации национализма. Действительно интересным проектом было когда-то ДПНИ, где участвовали разумные люди. Новый уровень для национализма тех годов. До ДПНИ у нас националисты были маргиналами – “Партия Свободы” Юрия Беляева, СС. Но в России полицейское государство, и националистические формации быстро запрещают, что и получилось с ДПНИ.
Почему наци проводят загадочные акции, – в память о разгроме Хазарского каганата – но пойти и защитить жителей выселяемых общежитий, как Мосшелк, не хотят?
Социальные вопросы их не интересуют, в отличие от конкретно националистических акций. Даже хуже, из-за невежества они готовы порой и поддерживать капиталистов в конфликтах с гражданами. Многим близка идея держать наш народ в рабстве и эксплуатировать его. Националисты далеки от народа, и поднимают разве межнациональные проблемы. Это, конечно, важно для современного общества, но как они их решат без решения экономических проблем? Одна из характеристик реалий – это то, что национализм у нас захватнический. Если посмотреть на его развитие за рубежом, национализм носил освободительный характер (это потом он из левого революционного движения был подхвачен правыми и государственниками, в целях сохранения власти и укрепления капитализма). Что и привело к росту империалистических тенденций у правых. В России, пока что национализм – шовинистическая реакция на межнациональные проблемы.
И вот ты попрощался с ДПНИ, и появилось движение “Вольница”?
Можно сказать и так. После Русского Марша 2007 я полностью разочаровался в движении. Причин была масса. Идеологические проблемы: на марш пришли наци и начали вскидывать руки в нацистском приветствии. Проблемы в дисциплине: на мероприятие явились люди в состоянии алкогольного опьянения. Проблемы с головой, в целом, когда после марша группа людей напала на шаверму, где сидели сотрудники МВД в штатском. После этого я осознал, что в движении поздно пытаться что-то изменить и отошёл. Занялся образованием и спортом. Но через какое-то время понял, что борьбу оставлять нельзя. И была создана “Вольница”, сначала как интернет-проект, а потом как организация.
“Вольница”: чего добились для национализма за три года существования?
Во-первых: мы проделали огромную идеологическую работу; уничтожили массу штампов и вскрыли проблемы – шовинизм, империализм. До нас в национализме складывались плохие тенденции: идеалом были выбраны не лучшие времена – Российская Империя. Для любого национализма нужна историческая подоплека, гордость за предков. Советский Союз не подходил, вот националисты и выбрали для идеализации имперское прошлое. Но при этом многие не понимали, что империя к национализму не имеет никакого отношения – многонациональная тюрьма народов, где угнетались и русские. В отличие от правого движения, которое стремилось на алтарь героев вознести нацистов и имперских деятелей, “Вольница” показала других героев: Степан Разин, народники, матросы Кронштадта, Бакунин. Люди, которые боролись за свободу народа. Мы подорвали стереотипы и ослабили идеологические позиции гитлеристов и шовинистов. Конечно, “Вольница” не поменяла все в националистической среде: у людей, сожалею, очень сложные стереотипы. Однако работа, в целом, была проделана успешная.
Многие националисты говорят, что вы ввели смуту в движение и раскололи его.
Да, отчасти они правы, потому что я не хочу ничего общего иметь с империалистами, шовинистами и разного рода расистами, которые приходят в движение не ради сохранения своего народа, а ради угнетения или уничтожения других. С такими людьми у национализма нет будущего, от них нужно уходить подальше и прочь.
Что надо сделать, чтобы националистов воспринимали нормально, а не как ряженых фриков или дебильных фанатов Тесака?
Работать над идеологией, отказаться от нацизма, шовинизма и империализма, четко заявив, – мы за сохранение русской идентичности и самобытности. Мы не хотим, чтобы наш народ исчез или утратил идентичность. Второе: нужна упорная социальная активность: защита общежитий, поддержка рабочей борьбы на производствах, хождение в народ.
Понятно. А что ныне представляет собой националистический Петербург?
Мне сложно ответить на вопрос: я не слежу за ситуацией, неинтересно. Есть национал-демократы, более или менее адекватные люди. На волне общегражданских протестов у них наметился прогресс: не просто акценты в неприятии мигрантов, а борьба за народ. Но их прогрессирование касается актива, но не рядовых членов, которые просто к ним притусовываются по моде. Существуют еще: “Русское имперское движение”, “Национал-социалистическая инициатива”.
Сейчас ты с некоторыми ветеранами “Вольницы” решил работать в левом поле?
Знаю некоторых ребят, которые близки мне по убеждениям и идейно самые тождественные мне люди. Есть, конечно, некоторые разногласия. Решили поддержать организации либертарных коммунистов “Автономное Действие”. Нужно работать в левом поле, но при этом – со всеми адекватными политическими активистами.
Правда, что российские анархисты разделились на два лагеря?
Я не согласен, что есть два лагеря. Мы действительно анархисты и коммунисты, другие – «общеанархисты», например, троцкистский “Комитет за рабочий интернационал”, все-таки, либералы. Все их реформистские требования: диктат меньшинства, улучшение государства, браки для ЛГБТ. Что такое брак? – правовой договор в государственных органах между людьми. «Общеанархисты», получается, пытаются улучшить государство, легализовав брачный договор мужчины с мужчиной. Какой тут анархизм? – чистый либерализм. Далее: проведение гей-парадов; но ведь народ должен решать: нужен им парад ЛГБТ? Эти люди плюют на интересы большинства и, одновременно, выступают за систему.
Левые, я не имею в виду КПРФ, – активная сила, выступающая на стороне граждан в их конфликтах с государством. Так отчего левые такие малочисленные?
В наши дни вопросы социальной революции, рабочая борьба, не востребованы в массах народа. Эти процессы вовлекают граждан только в стадии острого конфликта с режимом. Левая оппозиция малочисленна, пока все общество повсеместно не зацепят экономические и политические проблемы; так-то периодически возникают даже катастрофы, и давно, но локальные. Националистам в этом плане проще: межнациональная политика РФ настолько проблематичная, что задевает большинство. Плюс власти через освещение этноконфликтов в СМИ отводят народ от других проблем. В результате, вместо борьбы трудящихся с капитализмом, мы видим борьбу с мигрантами.
Может идеологизированость и догматика левых, особенно анархистов, – препятствие их прогрессированию? Национализм прост, как идея, анархизм – труден.
Да, есть такая проблема, анархизм сложен к восприятию. Нужно много работать, убирать догмы, делать идеи ближе к народу.
Что думаешь о левых силах? КПРФ и Кургинян не в счет.
Настоящие левые, по сути, только анархисты, революционные социалисты и левые коммунисты. Всяких радужных, как КРИ и т.д., я не считаю левыми, они – либералы. “Левый Фронт” далеко не левые: они выступают за улучшение капитализма, замещение частного капитализма государственным и эксплуатацию народа государством. Это правые и совки. Отнять у нынешних богатых, отдать все государству и дальше порабощать людей, через класс сытых управленцев. А вот нацболы – отдельное право-левое движение, современные социал-демократы и сторонники буржуазной демократии с примесью империализма. Национализация основного богатства страны – природных ископаемых, и строительного бизнеса. Остальное же, при реализации их программы, останется у частных капиталистов.
Лимонов в том году прогнозировал социальный бунт рабочего класса. И где он?
Ситуация порождена экономической и политической действительностью. Что мы имеем: у трудящегося, по факту, 40-60 часовая рабочая неделя, и, зачастую, много времени уходит добраться на работу и с нее домой. После работы он тонет в бытовых проблемах. В итоге, у него не остается времени даже на личные дела, а не то, что политику. Вот мы ходили на митинги, и что нам там показывают? Фигу.
Жулика Бориса Немцова еще покажут…
Да-да, и Путин остался, как и был, и достижений никаких. Кому захочется бороться…. Но есть еще и сфера идеологии, государственной, где, как и раньше, навязывается мнение. Когда-то твердили, что царь помазанник Божий, теперь: если не Путин, то кто? В довесок, пугают через масс-медиа оранжевой революцией и возвращением в 1990-е: хотите этого? Вот народ и не видит альтернативы Путину, и не протестует.
Подходя к точке: когда же скинут «буржуев» и будет народовластие?
Все зависит от экономических и политических изменений. Возьмем Российскую империю: народовольцы и эсеры вели радикальную борьбу с царизмом. И что? Так их сами крестьяне сдавали фараонам. Борьба была ценной, но для крестьян не значимой. Мы находимся в идентичной ситуации. Тогда для народного восстания понадобилось Кровавое воскресенье, когда полиция расстреляла мирную демонстрацию. Люди поняли, что Николай II не помазанник, а тиран и убийца. Соответственно, в наши дни нужен жестокий экономический или политический кризис, чтобы народ осознал – режим не справляется.
Не боишься, что активисты угодят в топку для революции, и не переживут ее плоды. Ленин, Сталин, Кастро истребили левых, анархистов. Революции оборачивались деспотиями худшими, чем власть капитала.
Нам лучше увидеть народ, который сбрасывает угнетателей, чем быть рабами. Да, социальная революция рискует быть обреченной на провал, но у нас нет элементарно другого выхода – как бороться с капитализмом, который губит весь Земной шар, человечество и природу. Капиталистическое производство пожирает все. Когда-то кончатся природные ресурсы, загрязнятся экосистемы. Мы умрём от капитализма, или, если будем бороться, сами уничтожим его. Да, в России революция потерпела крах, переродилась в тоталитарное государство, а Кастро поступил с бывшими товарищами как откровенный тиран. Но нужно понимать: революция – сложное явление, и связана не только с требованиями революционеров. Прямая демократия и власть народа возможны при больших технических составляющих и достижениях.
Необходимое послесловие
Пока интервью ждало своего часа, в левом поле прошла волна изменений, а собеседник перестал играть выбранную им роль. Рокирнулось “Автономное действие”, до недавних пор известное, как одиозная организация левацких экстремистов, прославившаяся защитой ЛГБТ и одобрением вторжения мигрантов. Летом “АД” развалилось на “АД-Социал-революционное”, “АД-Радуга”. Первое заявило о примате профсоюзов, защите выселяемых из общежитий граждан, отрицании толерантности, второе – в который раз обозначилось, как сборище из сектантов и «революционных-геев» (www.sensusnovus.ru/analytics/2013/10/21/17339.html).
Под влиянием марксиста Марлена Инсарова, часть актива “Вольницы” поменяли взгляды, вдохновленные риторикой про позиции классового сопротивления, и вписались в АДСР. Как раз тогда по стану анархистов бродили флюиды неясных намеков на русскую этничность и прогрессивный остракизм гей-активизма. Впрочем, леваки, попросту, переварили вчерашних националистов, а не они – левых.
К концу года идеологические разногласия между обоими осколками АД испарились, кроме камня преткновения по части ЛГБТ. Здесь и обоюдное осуждение Бирюлевского бунта, «борьба» ради диктата идеологических меньшинств, призывы нападать на нацболов за участие в “Русском марше”, участие в русофобском шабаше либералов 19 января 2014 года.
Так или иначе, все, изложенное Кириллом Баншанцевым, – часть истории развития, как левого поля, так и национализма. Всё-таки, это интересно.
