1
Вибрирует – стальным натяжением: завет – держаться, наперекор остро режущей действительности:
Держись всему вопреки!
Сожжено
лето давно.
Легли на обугленные комки
тускло-серой золы мазки.
Земля замерла.
Поскребла
острой ветки игла
воздуха тоненькое стекло.
(пер. Н. Горской)
…сам Аттила Йожеф, создав свод стихотворений, сияющий метафизическим золотом, не удержался – в один из периодов психического помрачения, бросившись под поезд.
Пейзаж делается жёсткими и живописными мазками: несколько слов определяют его: минимализм средств, подразумевающий предельную визуальную выразительность.
Но – пейзаж, создаваемый Йожефом, особого свойства: проглядывает, как будто, душа изображённого, данного внешне: и впечатление становится объёмнее, величественней.
Сложно моделируются взаимоотношения с Богом: мощно и сложно идёт узнавание себя, которого не оторвать от божественного, хоть и действовать придётся самостоятельно:
Я ползал на карачках. Бог смотрел
и не подумал протянуть мне руку.
Я понял, что свободен, и посмел
подняться сам. Спасибо за науку.
Так Он помог мне — тем, что не помог.
Он был огнем и стать не мог золою.
Всяк любит как умеет, вот и Бог
меня оставил, чтобы быть со мною.
(пер. М. Бородицкой)
Подборист стих, поджар и резок: Йожеф любил именно такие: точно – всё время на краю, однако, надо устоять ради дальнейших песен.
…он происходил из низовой плазмы народной, и горестей жизни отведал… отнюдь не чайной ложкой.
Отец оставил семью, когда мальчику было три года, мать – прачка, с детских лет Йожеф подрабатывал… где мог, чем мог…
Бунт вызревал в нём тугою гроздью.
Из университета исключают за революционные стихи: чей пафос логичен – мир настолько несправедлив, что наждак его резко проходится по обнажённому сердцу поэта.
Он вступает в Компартию.
Из неё исключат после.
Он издаёт леворадикальный журнал.
Психические тучи сгущаются, фиолетово затмевая жизнь.
…вот она – детская жизнь, где нежность замирает в ворохах обыденности:
Все время думаю о маме.
Она, обняв двумя руками
корзину мокрого белья,
взбиралась на чердак. А я,
отнюдь не сдерживаясь, маме
я вслед орал, стуча ногами,
белье разбухшее кляня,
чтоб на руки взяла — меня!
(пер. М. Бородицкой)
Но нежность, пропитывающая слово «мама», не спасла – как не смогла помочь мама своему избыточно талантливому сыну: не от избыточности ли затмевался ум… психиатрией?
Вот зажигается глобальная тема земного космоса – с рекой, травами, вмещённостью во всё человека, постигающего единство мироздания: и вселенная пульсирует ощутимо:
С полей бредут крестьяне молчаливо.
Мы знай себе лежим — река и я.
И дремлют сладостные травы
под сердцем у меня.
Река полна великого покоя,
заботы, как росу, рассеяв по траве.
Не муж, не брат, не венгр — кто ж я, прилегший
здесь отдохнуть? Усталый человек…
(пер. К. Ситникова)
Он использовал опыт сюрреалистов, но, пропуская все возможные варианты поэтического опыта через фильтры собственного дара, сотворил словесные чудеса, и, не выдержав долго жить, протянул лучи вечности остающимся в недрах юдоли.
2
Жёсткий итог: не слишком счастливой жизни, поднявшей резко, хоть и краткой была, к вершинам лирических откровений века:
Всем обязанный лишь себе самому,
Я всегда понимал: ничего никому
Я не должен или должен не более,
Чем скотина, что умирает в поле,
Я боялся, но жил — иначе нельзя:
Появился, смешался, выделился
И отдал всем то, что им причиталось:
За доброту — любовь, за жадность — жалость.
(пер. М. Липкина)
А. Йожеф использовал поиски французских сюрреалистов и мотивы, пронизанные революционностью, Э. Ади, он интересовался психоанализом и вступил в коммунистическую партию; сознание раскалывала болезнь: Йожеф не раз оказывался в психиатрических клиниках.
Желчью облитые стихи звучат болью:
Ну вот и родину обрел я,
Желанный и последний дом,
Где имя скромное напишут
На сером камне гробовом.
Земля — огромная копилка —
Меня сожрет. Кому нужны
Гроши, железные монеты
С далекой, сумрачной войны?
Кольцо железное с девизом
“Любить свободу!” — ни к чему,
Сейчас все кольца золотые,
Но жизнь похожа на тюрьму.
(пер. Д. Анисимовой)
Туго сплетал строки Йожеф – и материалом служили собственные жилы и нервы, как будто.
Электричество, известное только ему одному, било по проводам строк: неистовое, сатирическое и абсурдное, предельно серьёзное: поезд, под которым суждено было погибнуть, мчался уже.
Шагает горе почтальоном
С потертой сумкой на плече.
Выходит в сумерки — из страха
Растаять в солнечном луче.
В худой груди не умолкает
Дешевых ходиков тик-так.
Почтарь бредет по тротуару.
Ныряет в подворотни мрак.
(пер. М. Калинина)
Горе чувствовал особенно: чужое, как своё; горе мира вечно собирается лиловыми тучами.
Стих, отягощённый содержанием, внешне вился легко: играл, казалось.
Нет – и вид на фотография Йожефа – сумрачен, тяжёл…
И поезд мчится.
И взлетают птицы стихов…
