2. Рассказ из Пещеры Сатаны
Сатана там правит бал…
2. Из куплетов Мефистофеля.
Минуло года два. В «Киевгеологии» не могли расстаться с мечтой о промышленных россыпях драгметалла в Карпатах. Поэтому одну из поисковых партий ЯГЭ перебазировали в среднегорье, носящее имя Покуты. В этой части горной системы обнаружили кряж, сложенный валунами белого кварца, откуда золотая пыль могла поступать с текучими водами в окружающие долины. Нам с коллегами представлялся бывший здесь в эпоху гигантских динозавров скалистый обрыв над заливом океана Тетис, где рождались новые заоблачные вершины с царственным Эверестом среди них. Волны морской стихии век за веком долбили утёсы, превращали каменные обломки в валуны, откладывали их полосами вдоль берега. Одна из полос белела чистым кварцем, ей через 200 миллионов лет предстояло стать нашим кряжем. Значит, в этом месте и берег залива был преимущественно сложен этой золотоносной породой. И дьявол уже накопил в ней, в виде вкраплений и жил своё абсолютное средство подчинения себе людей, существовавших тогда только в смутном воображении Бога.
Казалось, задача перед геологами стояла выполнимая: найти остатки того скалистого берега, который не успели перемолоть в валуны волны океана Тетис. Вечный камень мог бы подсказать, достаточно ли в первоначальном кварце жильного золота, чтобы надеяться на валунный кряж, как на область сноса золотой пыли в современные естественные «ловушки». У каждого из нас, изыскателей Покутской партии, было своё мнение. Меня вела интуиция к определённым местам среднегорья. Каким? Следуйте за мной, любопытные читатели.
В Покутах, на выположенных склонах хребтов и в седловинах между ними, когда сходит снег, зеленеют травами полонины, как называют здесь альпийские луга, лучшие пастбища для овец. Также отличительным признаком покутского рельефа являются скалы из зеленовато-серого песчаника. Будто руины остробашенных замков, они возвышаются то здесь, то там над рыхлыми отложениями верхней толщи горных пород. Геологи называют их останцами. Благодаря своей твёрдости, скальный камень дольше, чем какой-либо иной из окружающих, способен сопротивляться разрушительным силам природы. Издали такое естественное сооружение кажется монолитным. Но стоит подойти к нему вплотную, как увидишь вертикальные трещины в камне. Одни из них едва заметны, в другие можно всунуть палец, третьи таковы, что и ребёнок может провалиться в бездну.
Такой останец виделся из окна моей комнаты, которую я снимал в хозяйстве одного газды[1]. Пан Иван отличался спокойствием, что бы ни случалось вокруг, и богатырским сложением. Он построил для своей семьи усадьбу много выше села, что тремя десятками бревенчатых хат облепило узкие берега горного ручья в долине. Работая в отряде золотоискателей, я не раз ночевал под гостеприимным кровом жильцов этого скита (так я назвал полюбившийся мне приют). Жилой дом, среди хозяйственных построек, сооружён был фантазией Ивана вопреки местной традиции домостроительства. Если с чем сравнивать, то с теремом, не иначе. Он представлял собой живописное нагромождение тесных «клетей» в два уровня. Вообще, газда во всём был не от мира сего. Покинув односельчан, он пристроил дочерей у свояченицы в селе, где была семилетка. Отшельник жил огородом, птичьим двором и небольшой отарой овец, что вольно паслась на полонине.
Горный луг, начинаясь за околицей усадьбы, уходил полого вверх к перевалу, который венчал один из останцев покутских песчаников. Это был неординарный их представитель. Он заслуживал названия Царь-останец. Представьте себе Сенатскую башню Кремля – по высоте и очертаниям. Вот такая нерукотворная «башня» виднелась из моего окна. Пришло время познакомиться с ней ближе.
В тот день я, после изнурительных маршрутов в окрестностях Ивановых владений, устроил себе выходной. Задумал намедни предаться чтению прихваченных с собой книг из серии ЖЗЛ. Но разве усидишь долго на месте, когда вокруг горы? К вечеру направился в сторону останца. Оттуда, полагал, откроется круговая панорама горного ландшафта.
Наконец я на перевале. На закатной стороне низкое солнце окрасило алым цветом волнистый верх дальнего хребта и воздух над ним. Панорама действительно впечатляющая. Однако долго любоваться красками природы не пришлось. Круговому обзору мешал тот самый останец, что теперь в виде островерхой, в полсотни метров высотой, каменной скалы находился по правое плечо от меня. Я начал было обходить её, чтобы продолжить осмотр с другой стороны, как вдруг заметил боковым зрением человека.
День уже угас. Над головой в чистом небе стояла полная луна. Её света оказалось достаточно, чтобы рассмотреть карлика в национальном одеянии здешнего племени. Он будто вышел из скалы, так как я не заметил его движения со стороны. Присмотревшись, узнал знакомца. Сомнения не было: это он, двухлетней давности хозяин моей жизни в течение четверти часа, показавшихся тогда мне вечностью. Сразу признать его – старообразное лицо человека ещё молодого с водянистыми глазами, без радужки, с колкими зрачками, – по другим признакам фигуры и походки помешал наряд, обычный здесь для праздника. На карлике был безупречный национальный костюм – ничего «эрзацного»: кожух на плечах, наподобие гусарского ментика, источал запах свежезакланного барана, перо на шляпе с узкими полями явно принадлежало беркуту местных небес, а остроносые постолы были исполнены из лучшей кожи лучших быков, вошедших в возраст.
Похоже, и он меня узнал, ибо обратился, как к знакомому: «Може в пана щось знайдеться вид головы?». Я словами и жестами отвечал, что при мне ничего нет, чтобы облегчить его самочувствие. При этом показал в сторону усадьбы Ивана, дескать, идём туда, там найдётся. После минутного колебания он согласился последовать со мной, причём, пошёл впереди, как знающий дорогу.
Когда мы вошли в усадьбу, в раскрытом окне хозяйской части дома появился Иван в белом ночном одеянии, с керосиновой лампой в руке. Лицо его удивления не выразило, а мой гость, показалось мне, сделал рукой жест в виде приветствия. Я не удивился: здесь все между собой знакомы.
Проглотив две таблетки анальгина, незнакомец опустился на корточки возле стула, замер на несколько минут, закрыв глаза и опустив голову между колен. Потом, поднявшись на ноги, поклонился мне в знак признательности за лечение и за дар начатой упаковки с лекарством. Он отказался от проводин и вскоре исчез за воротами усадьбы в ночной тени. Луна (мисяць, по-здешнему) спряталась за ближайшим хребтом. Но меня уже занимало другое – забытый горцем топорик, принадлежность национального костюма. Это было изделие из одного куска белого кварца. Выточить топорик из валуна было невозможно. Скорее всего поверхностной обработке рукой человека подвергся обломок породы, формой своей напоминающий топорик. Но где его добыл мой давний знакомец?
В поисках ответа на этот внутренний вопрос я в праздные часы бродил вокруг останца, уверенный, что разгадка где-то здесь.
Наступила осень. На высоте более 1000 метров яркое солнце в безоблачном небе ещё грело полонины прямыми лучами, но в тени было зябко. В одну из ночей меня разбудил пан Иван, оповестил, что внизу ждёт посыльный от Маркияна.
– Маркиян? Кто это? - не понял я.
– Так вы йому ликы давалы тут вид головы. Памьятаетэ? Вин зараз хворый. Мабудь помырае. Просыть навидатысь до нёго, якась дужэ важна справа.
Я стал одеваться, расспрашивая хозяина:
– Так кто ваш Маркиян? Где живёт? Чем занимается?
– Вин головный сэрэд опрышив, воны мешкають в пэчерах пид скалою.
Из дальнейших слов газды я узнал, что новыми опрышками[2] (то есть горцами, живущими опричь, вне традиционного общества) называют тех, кто отрёкся от Господа Бога нашего Иисуса Христа и служит дьяволу, Сатане.
– Ничего себе! И куда же вы меня завлекаете, пан Иван?
– Нэ бийтэся, панэ Сергию, воны хороши люды, всэ будэ файно.
Заинтригованный и озадаченный, я последовал за хозяином вниз по лестнице.
В сенях у дверей стоял небольшого роста очень худой, с изнурённым лицом человечек. На нём, поверх домотканой рубахи, был бараний кожух. Огромные ступни босых ног выглядывали из-под холщовых сподней. Плешивая голова не была покрыта, вопреки местной традиции. На плече – моток верёвки. Я прервал его сбивчивое объяснение: «Понял, пишлы!».
У подножия останца в одном месте, поросшем колючими кустами тёрна, оказалась трещина, ведущая под скалу. Мой тщедушный проводник ловко втиснулся в неё, я следом – с трудом, хотя в те годы был плоским и сухим, довольно гибким. Было ощущение, что стал как бы погружаться вперёд ногами в каменную толщу, слыша внизу шорох и дыхание своего проводника. Наконец выпал на устланный мхом пол пещеры, где меня подхватили чьи-то руки. Вскоре я обрёл возможность различать предметы. Способствовал тому свет, исходящий от червячков, облепляющих своды и стены подземной полости. Представьте себе школьный спортзал, освещённый лишь одной лампочкой в 25 ватт. В таком пространстве оказался я в ту ночь. Лица встречавших были неразличимы. Меня взяли под локоть и повели куда-то опять вниз слабо наклонным путём. Конец ему положил водоём, вроде большой лужи. Различалась группа людей, толпящихся вокруг высокого ложа, освещённого масляной лампой. На нём, подойдя ближе, я увидел Маркияна, накрытого полосатой ковдрой. Слабым движением иссохшей руки, выпростав её из-под покрывала, он дал знак окружающим отойти, а мне присесть в ногах ложа из сухого мха. И начал говорить тихим голосом. Речь его была местной, но с обилием архаизмов. Здесь я её пересказываю.
Скорая его кончина естественна. Жители подземелья редко выходят на солнце, поэтому мелки телом, слабы, подвержены заболеваниям. Их осталось с дюжину, а пополнения в последние годы не было. Новые опрышки не проповедуют своё учение наверху. Причина тому то, ради чего они служат владыке преисподней. Нет, они не отвергли Бога Света. Небожители, Отец и Сын, владеют небесами и поверхностью Земли, освещаемой Солнцем, Луной и звёздами. А здесь царит властелин Мрака. Он создал зло, что часто сильнее добра, и концентрацию этого зла – золото. Ради него люди способны на самые тяжкие преступления.
Раньше горяны не знали его, и общество было единым – дружным, честным, чтили Бога и доброго человека, откуда бы он не пришёл. «Тэпэр навэрху, в вас, усэ можна купыты за золото, також волю за вбывство людыны, за золото продають совисть». Когда по горам разнеслась весть, что в Бескидах найдено золото, нравы местных жителей подверглись тяжкому испытанию – многие готовы были продать душу дьяволу. «Золотый дидько став пэрэмогать справжнёго Бога». Тогда Маркиян стал на тропу мести тем, кто открыл в Карпатах этот страшный металл. «Я б и вас вбыв, панэ Сергию, алэж чомусь повирыв вам… И нэ помылывся: вы зробылы так, щоб то золото в нашых ричках счэзло».
В этом месте своей речи умирающий сделал паузу. Я подумал: «Наивное создание природы, тёмный человек; он полагает, что одинаково можно как открыть ископаемое, так его и закрыть». А Маркиян продолжил: есть тайна, которую нельзя доверить не одному горцу, это тайна рядом. Когда взойдёт солнце, пан гэолог будет посвящён в неё, чтобы уничтожить навсегда, чтобы она пропала в недрах гор и покинула головы людей. «Пан гэолог – вчэна, мудра людына, вин знае, як цэ зробыть». Новые опрышки верят, что их гость поступит именно так, он доказал свою способность воздействовать на недра и что он «чэсна людына»; впрочем, выбора у опрышков нет.
Предводитель новых опрышков впал в короткое забытьё; очнувшись, велел приблизившимся единомышленникам: «Пора!». Те переложили его на носилки и двинулись от водоёма полого вверх. Я присоединился к шествию. Оно закончилось за узким входом в округлую пещеру, дальняя стена которой медленно прояснялась падающим сверху светом. Я догадался: наверху всходило солнце и его лучи проникали сюда по трещинам в скале. На фоне этой светлеющей стены стала обрисовываться тёмная глыба горной породы. Она занимала центр пещеры. В какой-то момент, когда сила проникающего сверху солнечного света достигла максимума, бесформенная, казалось, глыба размером (представьте) в трёхстворчатый, под потолок квартиры, шкаф, превратилась в сверкающее жёлто-красным металлом рогатое, козлинобородое существо, сидящее на корточках. Явственно вырисовывались копыта задних конечностей. Человечьи руки (точнее назвать лапами) с когтями крупного хищника будто тянулись к появившимся перед существом жертвами, глазницы по бокам свиного рыла сверкали, светились клыки в разинутой пасти.
Ещё минута, и жуткое видение исчезло. На его месте осталась бесформенная глыба золотистого металла на основе из белого камня. С разрешения своих спутников я приблизился к ней, осмотрел со всех сторон.
На языке геологов такое образование называется дайкой. Это сооружение подземных сил из застывшей магмы сложено было белым кварцем, исполосованным частыми слоями золота. А венчало его замысловато закрученное, ноздреватое, будто стог взбитых кружев, творение из чистейшего дьявольского металла. Его здесь, на наших глазах, было не меньше десятка тонн, прикинул я.
Тринадцать пар глаз пытливо смотрели на меня. Я подошёл к опрышкам, помог Маркияну принять сидячую позу на носилках, заговорил:
– Я зрозумив вас, шановно громадо. Вы не изменили вере отцов, вы начали служить тому дидьку, - я показал большим пальцем правой руки через плечо в сторону дайки, - как стражники, чтобы злой дух не вышел наружу, не стал смущать христиан. Подякування вам и хвала за то! Он останется здесь, я обещаю вам. Я знаю, как это сделать. Оставим его в одиночестве, лишим света и голоса. Никто не узнает, что я видел. И вы молчите, как молчали. Расходитесь по хатам, молитесь Богу, живите, как все горяне.
Послесловие
Тогда, умолчав о крупном месторождении золота в Карпатах, я совершил преступление не только должностное. Оно утяжелилось ещё взрывом на останце, захлопнувшим единственный вход в подземелье и щели, через которые проникал в пещеру с дьяволом солнечный свет. Устроить маленькую рукотворную катастрофу под видом природной тектонической подвижки в краю каменных карьеров (а значит, утаенной подрывниками взрывчатки) не представляло большого труда. Понимаете, мне пришлось выбирать. И я свой выбор сделал.
Работать золотоискателем больше не мог, вскоре сменил направление профессии.
Ни Маркияна, ни его единомышленников, новых опрышков, после той ночи я не встречал, их судеб не знаю.
Не спрашивайте меня, как добраться до того останца. Забыл дорогу. Много лет прошло. И вообще, в настоящем рассказе он волею автора перемещён то ли из Бескид в Покуты, то ли наоборот, то ли… Словом, какая разница?
[1] - хозяин.
[2] опрышками называли себя участники народного повстанческого движения, существовавшего с XV по XIX века в карпатском регионе. Но эти были особыми…
К о н е ц п о в е с т в о в а н и я
