Управление историей / под ред. В.В. Аверьянова. — М. : Наше Завтра, 2023. — 285 с.
Название этого сборника Изборского клуба при ближайшем рассмотрении оказывается зеркальным: оно подразумевает и то, что история подлежит управлению в качестве некоего объекта, и то, что, напротив, история выступает в качестве субъекта, способного управлять иными объектами. И подобная двойственность не случайна. Общепринятый комплекс мнений, сложившийся на этот счёт за последние пятьсот лет и в сжатой форме выраженный известным афоризмом Оруэлла: "Кто управляет прошлым, тот управляет будущим; кто управляет настоящим, тот управляет прошлым", — авторский коллектив сборника подвергает испытанию на прочность со множества позиций, порой даже противоречащих друг другу. И в итоге выясняется, что проверку подобным "краш-тестом" данный комплекс не проходит, поскольку, согласно старому афоризму, "историю пишут победители", а таковые в ходе нынешней "глобальной гибридной войны" и перехода к новому многополярному миру пока не определены: ясно лишь то, что "конец истории" в смысле либерально-прогрессистской трактовки Ф. Фукуямы не состоялся, и ожидать его в обозримой перспективе нет никакого смысла.
К тому же, сама по себе бесспорная возможность различных фальсификаций и мифологизаций событий прошлого, настоящего и будущего — равносильна ли она как сумма технологий, в том числе информационных, действительному управлению историей, особенно в том её качестве, которое авторы сборника определили как "священную историю", "то есть полное, целостное, иерархически выстроенное историческое сознание, включающее в себя не одни только рациональные и "научные" (позитивистские) инструменты, но, по возможности, весь инструментарий познания, выработанный человеческой культурой"? Тем более, что индивидуальный, персональный, "житийный" аспект данной проблемы, на который авторы обращают отдельное внимание, подтверждает, что концепт "управления историей" неизбежно предполагает возможность управления множеством реальных человеческих жизней, от рождения до смерти. А такое управление, в свою очередь, осуществляется через комплекс специальных социальных институтов, определяющих, каким образом люди получают возможность "вносить в исторический поток свою волю и свой разум".
При этом все человеческие сообщества, с их культурами и историями, участвуют в непрерывной "гонке на выбывание", что требует от них не только сохранения и понимания прошлого опыта, но и готовности к опыту предстоящему, даже самому непредсказуемому и катастрофичному. В этом аспекте проблема "управления историей" получает не какой-то отвлечённо-академический, а самый остроактуальный характер. "Активизация общественного исторического сознания всегда связана не с качественным прорывом науки в накоплении фактов, а с качественным переломом в большой социальной картине мира, требующим восстановить или построить заново модель целостного восприятия прошлого…" В современном мире как раз такой перелом — или, вернее, "фазовый переход" человечества в иное состояние — и происходит.
Но при этом привычный концепт "управления историей" из "гонки на выбывание" и конкурентной — вплоть до полного подчинения, ассимиляции и/или уничтожения "проигравших" — борьбе за ресурсы материи, энергии, информации, времени и т. д. между различными человеческими сообществами, авторами Изборского клуба трансформируется в проблему расширения объёма таких ресурсов и даже их создания, — а это качественно иная, в духе Русской Мечты, постановка проблемы.
"Существуют некие константы, некие ядра, что остаются незыблемыми при смене правительств, при смене исторических эпох. Эти константы существуют невзирая на все исторические смещения, на все исторические потоки, которые, казалось бы, формируются усилиями великих лидеров, коллективной волей народов и всего человечества, что стремится к своей сокровенной мечте…"
Виталий АВЕРЬЯНОВ, философ. "Для нас понятие "священная история" выражает определённый ракурс взгляда на всю историю, то есть полное, целостное, иерархически выстроенное историческое сознание, включающее в себя не одни только рациональные и "научные" (позитивистские) инструменты, но, по возможности, весь инструментарий познания, выработанный человеческой культурой. "Священная история" — это взгляд на события с высоты птичьего полёта или, на манер англосаксов, helicopter-view (вид из вертолёта. — Ред.). Она предоставляет нам "снимки" сверху, картографию смены эпох и их тяготения к сверхисторическому измерению. В то же время в ней есть своя статика: исторические тенденции даются как уже совершившееся, а не как некая текучая и фрагментированная реальность, лишённая единого центра.
События, в том числе будущие, неясные для нас, существующие как варианты прогнозов, интерпретаций, в сакрально-историческом измерении уже произошли и "собраны" в непротиворечивое метафизическое целое. Время в этой перспективе воспринимается как пространство. Тем не менее пространственность истории не отменяет её мозаичности, внутренних вибраций и колебаний и даже, с точки зрения чисто человеческой, отклонений от заданного русла. Поскольку мы сами вовлечены в поток истории и для нас она не закончена, человеческая историософия неизбежно несёт на себе печать недосказанности, вопросительности…
По ряду свидетельств, в Индии, близкой нам антропологически, Россию как цивилизацию и страну называют "землёй Риши" (землёй мудрецов). То ли Россия была такой когда-то очень давно, то ли это её предназначение в будущем, то ли она является таковой в её извечном архетипе. Мудрость России носит парадоксальный, непрямой характер — это мудрость сказочного Ивана-дурака и тульского Левши, одарённого творца, носителя цельного знания и сердечной простоты, при этом кажущегося земным и обыденным, но в сущности — чудотворца и преобразователя мира…
Россия, по выражению великого русского мыслителя и учёного Н.С. Трубецкого, — "страна-наследница". Она впитала опыт христианского прочтения древней истории, назвала себя Новым Израилем, осознала свою преемственность по отношению к Риму и Византии, а также, как теперь уже ясно после трудов нескольких поколений евразийцев, — по отношению и к кочевым государствам Великой Степи. Затем она пошла в ученики к протестантскому Западу с его новым технологическим укладом и сумела во многом превзойти учителей, отняла у европейской революции её наиболее радикальное оружие и, испытав его отчасти на самой себе, претерпев миллионные жертвы и почти смертельный кризис, сумела повернуть это оружие против самого Запада и против его продолжающей мутировать революции. Россия как стечение исторических потоков, как защитница малых и обижаемых народов собрала в себе огромный страдальческий опыт единокровного рода человеческого…"
Вардан БАГДАСАРЯН, историк. "Есть ли исторические враги в священной истории России? Таким историческим врагом являлся консолидированный как единая цивилизационная общность Запад. Цивилизация России метафизически противостояла цивилизации Запада. Могут возразить, что такое противопоставление надуманно и Западный мир гораздо ближе к российскому, чем восточный, имея в виду единую христианскую платформу. Но в том-то и дело, что общие генезисные основы при выходе на разные цивилизационные типы и определили саму природу конфликта. Правота восточного христианства означала неправоту западного, и наоборот. Легитимность Восточно-Римской империи (Византии) и её восприемника в лице России означала нелигитимность всех модификаций Западной империи от империи Карла Великого до неоимперии американского мондиализма. Борьба средневековой Руси против католической экспансии, борьба Российской империи против секулярной Европы, борьба СССР против мира капитализма, борьба, наконец, современной России против постмодернистского Запада — всё это исторические вехи российско-западного цивилизационного противостояния. Тот факт, что это противостояние воспроизводилось с течением времени, свидетельствует, что нет никаких оснований считать, что оно полюбовно разрешится сегодня…"
Владимир МОЖЕГОВ, политолог. "К тому времени, когда Иудея окажется под властью Рима, все три мировых центра еврейства: Вавилон — сосредоточение тайной мудрости Израиля; Александрия — финансово-культурный центр и Иерусалим — политический центр, — будут страстно ожидать скорого прихода Мессии…
Синедрион объединял в себе парламент, правительство и верховный суд, под санкции которого при определённых обстоятельствах мог попасть и сам царь Израиля. В состав его входили представители жреческой, финансовой и интеллектуальной элиты (всего 71 или 72 человека), в основном члены саддукейской и фарисейской партий. В сущности, перед нами нечто вроде ограниченной президентской республики, напоминающей строй современной Америки и вообще нынешнюю демократию. Что и неудивительно: пуритане, отцы-основатели Америки, ориентировались именно на политические реалии древнего Израиля.
В исторический момент прихода Мессии вожди Синедриона вынесут вердикт о виновности Иисуса и предадут его, с разрешения римского прокуратора Пилата казнят, заставив народ кричать: "Кровь Его на нас и на детях наших" и "Нет у нас царя, кроме кесаря". Через три века после Пилата Римская империя станет христианской. Иудейская же элита, не принявшая Мессию-Христа, продолжит подготовку прихода иного Мессии. Так будет завязан трагический узел всей последующей истории западной цивилизации…
В нашей брани против духа Антихриста нет никакого „антисемитизма". Брань наша не против плоти и крови, не имеет этнического или расового характера. Наш конфликт — мировоззренческий. Громадные массы евреев сегодня (особенно со времени еврейской эмансипации XVIII–XIX вв.) не имеют отношения к антихристианскому мессианскому проекту, и наоборот, громадные массы неевреев так или иначе вовлечены в его орбиту и его структуры. Мы также имеем ясное апостольское свидетельство того, что остаток Израиля спасётся (уже из самой бездны Апокалипсиса)…"
Татьяна ФАДЕЕВА, историк. "Принято считать, что исторический процесс подчиняется определённым закономерностям, высоко парящим над уровнем индивидуальных человеческих стремлений. Однако историку нередко приходится считаться с тем, что в этот процесс время от времени вмешиваются волевые решения (в том числе отнюдь не только рационального плана) особенно ярких личностей, вовлекающих в круг своего влияния элиту многих народов и разных религиозно-этнических традиций…
История является тканью Мифа, его повествованием, а человек как личность либо как сила, формирующая социальные институты управления временем и историей, — мифотворцем. Миф, чтобы быть долговечным и воспроизводящимся во времени, нуждается именно в институте, как бы ни был велик и значителен первоначальный мифотворец-создатель. Даже божественный мифотворец не обходится без того, чтобы не создавать такой институт (в религиозных традициях в качестве такого выступает церковная община, сообщество верующих, в светских традициях — партия, движение, научная или эзотерическая школа)…"
Роман БАГДАСАРОВ, историк. "То, как работает механизм самоотрицания для народов Восточной Евразии, прекрасно видно из сравнения образов двух завоевателей: Александра Македонского и Тэмучжина Чингисхана. Один олицетворяет экспансию с запада на восток, второй — с востока на запад…
Исторически сформировавшаяся глобальная дихотомия Тэмучжин Чингисхан — Александр Македонский может быть разрешена только с помощью третьей неотмирной силы, которую воплотил в себе русский князь. Это было понято на уровне интуиции новгородскими книжниками, а затем периодически осмысливалось в кардинальные моменты отечественной истории.
Святой Александр Ярославич был канонизирован в 1547 году, в год венчания на царство Ивана IV Васильевича. Его мощи торжественно перенесли в новую столицу России, сделав главной святыней Державы. Культ Александра Невского стал общенародным и надконфессиональным в годы Великой Отечественной войны и тем самым внёс бесценный вклад в Победу над врагом.
Не занимаясь масштабными завоеваниями, Александр наметил путь легитимации русских княжеств внутри Золотой Орды, инкорпорировал их в неё. Прежние княжества потеряли былую автономию, которой они всё равно не могли бы воспользоваться, даже при западной ориентации. Зато стали "закваской" нового постордынского царства, сообщив своё качество всем его частям.
Это была власть через подчинение, нечто принципиально новое, но естественно растущее и заставляющее считаться с собой ничем ранее не ограниченную экспансию Александра и Чингисхана…"
Максим МЕДОВАРОВ, историк. "Геополитические противники России — атлантистские державы — используют не один, а несколько разных субверсивных дискурсов, направленных на деконструкцию констант русской истории: сакральной власти, евразийской геополитики, православной веры, многоэтничного единства вокруг общего государственного империостроительства и проч. То, что эти дискурсы (норманизм, панфинноугризм, полонизм, пантюркизм, неонацизм/расизм, "белый" либерализм. — Ред.) являются логически противоречивыми внутренне и тем более противоречащими друг другу, не слишком препятствует их практическому использованию: для массовой аудитории вполне пригодны даже самые примитивные информационные вбросы, основанные на прямой лжи и отрицании общепринятых фактов.
"Хозяева дискурса" редко заботятся о правдоподобности и изощрённости своих деконструкций, чаще всего довольствуясь наиболее грубыми поделками по принципу "и так сойдёт". В своей совокупности все перечисленные попытки (а их список, приведённый нами выше, отнюдь не является исчерпывающим) представляют собой пусть не смертельную, но всё-таки серьёзную жизненную угрозу развитию нашей страны…
От патриотических сил сегодня требуется умение быстро и качественно вести информационную войну на любых площадках, не только опровергая нападки на историю России с фактической стороны, но и ударяя в самую больную точку таких деконструкторов, а именно — деконструируя их собственные утверждения по принципу "кому выгодно"…"
Сергей ПЕРЕСЛЕГИН, прогнозист. "Психоисторики США пришли к выводу, что идеологической основой советской Империи является коммунистическое мессианство, гордость за армию и Победу в Великой Отечественной войне, успехи в космических исследованиях и ядерной энергетике, а также высокая оценка своей культуры. Было понятно, что разрушение общего идеологического поля уничтожит "новую историческую общность людей — советский народ", что приведёт к лавине этнических конфликтов.
Это означало, что основным фронтом холодной войны становится геокультурный. Для психоистории, даже ранней, вывод вполне естественный, а вот классический марксизм считает культуру "надстройкой", полностью подчинённой экономическому "базису" и не играющей самостоятельной роли. Поэтому геокультурное наступление США не встретило сопротивления. К середине 1980-х не только массы, но и значительная часть советской элиты признали абсолютное превосходство американских технологий, и в ещё большей степени — превосходство американской культуры, прежде всего, музыкальной и кинематографической.
После короткого переходного этапа "гонки на лафетах" генеральным секретарём ЦК КПСС становится М. Горбачёв, и в СССР начинается перестройка. Как ни странно, с психоисторической точки зрения это был самый опасный момент для США. Перестройка могла пойти в двух направлениях: в сторону распада СССР и в сторону его коренной трансформации в динамическую сверхкорпорацию, эффективно действующую на мировых рынках…
Можно сказать, что с начала эпохи Клинтона на Земле действуют две психоисторические стратегии: "республиканская", использующая старую классическую психоисторию во имя сохранения и упрочения американского лидерства сначала на земле, затем в космосе, и "демократическая", опирающаяся на идею глобализации и пытающаяся выстроить геоэкономическую социальную машину. Противоречие психоисторических стратегий нагнетается как бы вне связи с противоречием "США — остальной мир", однако это противоречие резко усилило позиции Китая, привело к созданию странного, обращённого не то в советское, не то в византийское прошлое российского проекта. На следующем этапе это противоречие индуцировало политический и расовый конфликт в США, который, насколько мы понимаем психоисторию, должен стать разрушительным…"
Алексей КОМОГОРЦЕВ, писатель. "В настоящий момент миссию, реализуемую США в планетарных масштабах, можно охарактеризовать как мессианский апокалиптический экспансионизм. При этом современные формы американского эсхатологического экспансионизма уже практически утратили сколько-нибудь функциональную связь с традиционным христианством, за исключением внешней риторики. В этом смысле весьма симптоматично, что с ортодоксальной христианской точки зрения всемирное "Царство Божие", которое хотят установить доминионисты, напоминает, скорее, царство антихриста. К этому следует добавить, что американские радикальные протестанты не считают христианами даже более умеренных протестантов, не говоря уже о католиках и православных…
Конфликт эсхатологических интерпретаций в настоящий момент отвечает всем признакам информационной войны за эсхатологические смыслы, существенно недооценённой, а зачастую и вовсе упускаемой из внимания политическими элитами современной РФ. Конкуренция, перерастающая в открытое противостояние в области реализации мировых мессианских идей, является ещё одним принципиально важным фактором, определяющим остро негативное отношение к России со стороны США: "Мессианство — вот истинный предмет конкуренции для Америки в случае с Россией. В этой области Америка не терпит соперников…"
Андрей ЖУКОВ, историк. "История — не только наука или междисциплинарная отрасль знаний. История — геополитический инструмент для воздействия на сознание масс и, соответственно, управления обществами. При кардинальной смене власти меняется и сама история. Действительно, "историю пишут победители"…
За тысячелетия существования человеческой цивилизации выработались и приёмы (или методы) работы с данным управленческим механизмом. Но прежде необходимо выделить два принципиальных аспекта понятия "история" применительно к рассматриваемой здесь теме: история прошлого (прошедшая), т. е. в соответствии с общепринятым определением, и история будущая (ещё не совершившаяся). Этот подход прекрасно сформулирован в коротком, но предельно ясном афоризме: "Завтра сегодня будет вчера". Соответственно, и методы управления прошедшей и ещё не наступившей историей принципиально различаются…
Если не вдаваться в детали, методов управления будущей историей окажется немного. Первый и важнейший — это идеологический метод (причём религиозная идеология, как правило, всегда стояла на первом месте). Именно этот метод запускает остальные и остаётся направляющим. К этим остальным методам управления относятся: политический, экономический и социально-культурный. В реальной практике все эти методы тесно переплетены, и их выделение больше аналитическая условность, вопрос скорее в "удельном весе" какого-либо из них в конкретных исторических процессах…
И комплексное использование этих методов мы все недавно наблюдали (и сами в этом участвовали) на примере глобальной войны с "пандемией" коронавируса…"
Михаил КИЛЬДЯШОВ, писатель. "Русская история житийна. Житийность — то удивительное свойство России, в котором сопрягается всё сущностное.
Житийность — это святость; оттого, по слову праведника, Россия — "подножие Престола Господнего". Россия прозревает свет в самое тёмное время суток, "попаляет терние грехов", потому и становится "всему миру укоризной"…
Житийность — это каноничность. Из эпохи в эпоху мы ищем образы преемства, уповаем на то, что всё лучшее, всё светоносное повторится в своей гениальности; и хоть обретёт другие формы, но сбережёт былую суть…
Житийность — это жертвенность. Россия на историческом пути пассионарна и пассионна. Она проходит свой путь от Гефсиманского сада до Голгофы, преодолевает сомнения, свершает подвиг, и ей, претерпевшей до конца, даруется Победа. Убери эту идею жертвы — и всё станет прахом. Смыслы и слова, даже самые справедливые и правдивые, меркнут, мертвеют, если не подкрепляются подвигом. Первые русские святые были страстотерпцами. Минуют столетия, и новые мученики и герои вызовут огонь на себя, не снимут нательного креста, когда к горлу будет приставлен нож…"
Александр ПРОХАНОВ, писатель. "Кто продуцирует замысел, согласно которому раз в пятьдесят лет обирается до нитки русский народ? А также — чем является та загадочная сила, которая каждый раз после крушения Российской империи создаёт новый её вариант, предлагая этой новой империи имперскую форму правления — авторитарную, и она может носить либо мягкий характер, либо характер беспощадной диктатуры?
Эти малые группы, закрытые сообщества перемещаются из системы в систему, из века в век. Этих управленцев историческими процессами почти невозможно углядеть. Они существуют и в сегодняшней России, остаётся лишь гадать, где они пребывают. И каждая отгадка будет неверной. Может показаться, что они находятся в Государственной Думе, в Совете Федерации, в Совете Безопасности или даже в малахитовом кремлёвском кабинете президента. Но это не так.
Они могут в исключительно малом количестве собираться не во дворцах, не на ассамблеях, а, быть может, на какой-нибудь малозаметной яхте, которая плывёт в Эгейском море, и там, среди ныряющих дельфинов, происходит управление историей. Эти группы невидимы, потому что скрыты от неопытного глаза несколькими защитными оболочками…
Что может отдельно взятый мыслитель? Только одно — продолжить свои исследования, превращая результаты этого исследования либо в поэтические метафоры, либо в тайнопись, подобную той, которую использовал Александр Сергеевич Пушкин в своих рабочих тетрадях, где разгадывал тайны человеческой души, тайны человеческой истории, тайны всего мироздания.
Значит ли это, что нам всем предстоит жить с широко закрытыми глазами?.."