Клёсов Анатолий, Грот Лидия. Мифы норманской теории. — М. : Наше Завтра, 2023. — 512 с.
Норманская теория (она же — норманская гипотеза) о происхождении русской государственности уже давно, с момента своего "научного" оформления в XVIII веке, стала тем "полем битвы", на котором неизбежно сходятся, испытывая свою силу, отечественные западники и славянофилы. Более того, это поле битвы нередко с книжных страниц и академических диспутов перемещается в историческую реальность: так, например, этой теорией в Третьем рейхе "подтверждали" тезис о "неполноценности" русского народа и русского государства, а отсюда — о необходимости их нового подчинения, даже насильственного, немецкой воле, немецкой власти, немецким порядкам.
Сегодня, когда коллективный Запад открыл новый этап "гибридной войны" против России, норманская теория — снова "в бою", снова декларирует производный и зависимый характер современного Русского Мира, русского народа и Государства Российского от неких внешних, в данном случае западных, ещё конкретнее — германо-скандинавских "первоисточников", а потому вполне подлежащий "суду предков", и следовательно — доступный для "деколонизации" и "отмены". И в этом отношении важно, что авторы книги "Мифы норманской теории" дают комплексно обоснованное опровержение данной теории как на основе анализа традиционных её оснований, археологических и палеографических, так и на основе данных ДНК-генеалогии, с высокой степенью достоверности позволяющей проследить трансляцию и трансмутацию генетической информации, связанной с Y-хромосомами по мужской линии и с митохондриальной ДНК — по женской.
Историк Л.П. Грот сосредоточила свои усилия на исследовании исторических мифов, использованных при создании и продвижении норманской теории, например, о физическом существовании в IX веке на территории Швеции местности, известной под названием Рослаген, о рунических надписях на Пирейском льве, ныне находящемся в Венеции, о происхождении слова "Русь" от финского наименования Ruotsi скандинавских гребцов rōÞsmenn и т. д., а биохимик А.А. Клёсов — на проверке постулируемой согласно данной теории принадлежности легендарного князя Рюрика и его потомков некоему "скандинавскому генотипу", якобы широко представленному и в населении современной России.
Если в первой группе случаев оказывается типичной ситуация, аналогичная выводам известного историка и филолога А.В. Назаренко: "…собственно скандинавоязычного прототипа у фин. ruotsi, а значит, и др.-русск. "русь" выявить не удаётся, но подавляющее большинство вполне серьёзных историков продолжает жить в летаргическом убеждении, будто проблема давно и навсегда закрыта, и всякое уклонение от этимологии др.-русск. "русь" (др.-сканд. *roþs- "гребной, имеющий отношение к гребным судам") карается отлучением от науки", то в случае с генотипом Рюриковичей всё оказывается ещё очевиднее — они, "судя по гаплотипам, были выходцами с южной Балтики, балтославянами, носителями гаплогруппы N1а1. У шведов такой гаплогруппы вообще мало, около 7%, в Норвегии ещё меньше, всего 2,5%. У южных балтов — примерно 40%… Потомков норманнов практически нет ни в России, ни на Украине, ни в Литве, ни в Белоруссии, и нет сомнений, что их вообще в Восточной Европе не было…" — пишет А.А. Клёсов. И далее: "Никакие шведы или финны к Рюрику по происхождению и близко не стоят…" Так что всем желающим при помощи "норманской теории" обмануть "русского медведя" с тем, чтобы потом делить его "шкуру", делать это теперь, с выходом в свет книги Анатолия Клёсова и Лидии Грот, будет гораздо сложнее.
"Норманизм в основе своей тождественен русофобии. Но нынешняя ситуация сложнее или хуже… Совершенно антинаучное отождествление со скандинавами и летописных варягов, и за- падноевропейских норманнов, а в последние десятилетия и смешивание всех и вся с викингами создали совершенно нелепую мешанину, и эта мешанина стала питать работы самых разных представителей общественной мысли, в том числе и весьма далёких от русофобии…"
Начальный период древнерусской истории — остроактуальная и в то же время малоизученная тема. Это явное противоречие определяется тем, что наиважнейшие проблемы российской истории, такие как древнерусский политогенез, происхождение института верховной власти, возникновение древнерусских городов, развитие международной торговли впечатляющего масштаба и другие, оказались начиная с XVIII века под влиянием утопической историософии, сложившейся в западноевропейской общественной мысли XVI–XVIII веков и привнесённой в российскую историческую науку так называемым норманизмом. Именно данное обстоятельство препятствует исследованию самых основополагающих исторических проблем в соответствии с современными требованиями к науке и ведёт к стагнации российской исторической мысли…
Появлению исторических утопий и их закреплению как в мире науки, так и в жизни общества способствует то, что некоторые "книжные" фантазии в определённых ситуациях оформляются в своеобразный символ веры, сторонники которого начинают отстаивать его с упорством фанатиков. Если новое "учение" получает поддержку политики, то таким псевдонаучным теориям обеспечивается долгая жизнь. Так получилось и в случае с норманизмом — течением в российской исторической мысли, сторонники которого отстаивают идею скандинавского происхождения имени Руси (а вместе с именем — и всей Руси в целом), идею летописных варягов как выходцев из Средней Швеции (Рослагена), наёмным предводителем которых являлся, по убеждению норманистов, летописный князь Рюрик. При этом летописные варяги стали у норманистов отождествляться не только со скандинавами, но и с норманнами из западноевропейских хроник, а чуть позднее и с викингами из исландских саг…
Все перечисленные выше идеи были рождены не наукой, а политикой, причём политикой, враждебной Русскому государству, конкретно политикой Шведского королевства. В XVII веке для обслуживания геополитических задач, вызванных к жизни событиями, приведшими к Столбовскому договору, а также последующими за ним событиями, шведскими историографами был разработан ряд политических мифов, направленных на переформатирование русской истории. Эти мифы и составили костяк норманизма. Таким образом, именно шведский политический миф, а не наука является купелью современного норманизма.
Это было хорошо известно российским историкам ещё в XIX столетии. В одной из своих работ В.В. Фомин напомнил вывод крупнейшего норманиста XIX века А.А. Куника о том, что "в период времени начиная со второй половины XVII столетия до 1734 года (в 1735 г. в "Комментариях Петербургской Академии наук" была опубликована на латинском языке статья Байера ”De Varagis”, с которой несколько столетий ошибочно связывалось начало норманизма. — В.Ф.) шведы постепенно открыли и определили все главные источники, служившие до XIX века основой учения о норманском происхождении варягов-руси". А вот в современной науке данный факт погрузился в забытьё. Поэтому прежде чем подробно рассматривать каждый из перечисленных выше норманистских постулатов, приведём краткий обзор того, "как шведы постепенно открыли и определили все главные источники" для норманизма. "Источники" у Куника — это просто фигура речи, поскольку источников за утверждениями норманистов как раз и нет.
Итак, шведский политический миф родился в вихре событий Смутного времени в Русском государстве, частью которых было военное присутствие шведов в Новгородской земле. Результатом этого присутствия явились и захват Новгорода летом 1611 года, и интриги шведского двора по поводу шведского принца Карла Филиппа как кандидата на московский престол, и шведская агрессия 1614–1617 годов в русских землях, приведшая к Столбовскому договору 1617 года, по которому Швеция отторгала русские города Ивангород, Ям, Остров, Копорье, Корелу, Орешек с уездами и всю Неву, в силу чего русские отрезались от Балтийского моря, от своего исконного исторического права свободного выхода в Балтийское море и свободной торговли на западноевропейских рынках.
Именно такой ход политического развития породил особое направление в шведской историографии, принявшее форму грубого фантазирования на исторические темы и создания величественных картин выдуманной истории Швеции в древности. Сюжетами этих картин стали рассказы о вымышленных древних предках шведов: о шведо-готах, о шведо-гипербореях и о шведо-варягах, что и составило костяк шведского политического мифа данной эпохи. Необходимо подчеркнуть, что развитие перечисленных сюжетов не являлось развлечением праздных умов, а было направлено на решение конкретных политических задач. Шведский политический миф прошёл три этапа в своём развитии, и каждый из них был отмечен созданием определённых исторических фальсификатов.
Первый этап — это период Смутного времени от захвата шведами Новгорода летом 1611 года и до Столбовского договора 1617 года. Какими событиями он был отмечен? За захватом Новгорода летом 1611 года, как известно, последовало дальнейшее развитие шведской агрессии в русских землях, когда шведской короне удалось захватить часть русских городов. Успех завоевательской политики породил амбицию увидеть шведского принца Карла Филиппа в качестве кандидата на московский престол.
По всей видимости, подобный поворот шведской политической мысли возник под влиянием польских успехов. В июле 1610 года произошло отстранение царя Василия Шуйского от власти, а в августе, под давлением польского короля Сигизмунда III, удалось организовать принесение присяги московскими жителями польскому королевичу Владиславу.
Успех династийных притязаний польского короля и его сына летом 1610 года явно подтолкнул шведских политических деятелей инициировать аналогичный проект, но со шведским принцем в качестве кандидата на московский престол.
Побудили к этому и собственные завоевательские амбиции, возникшие у шведского короля ранее. В сборнике шведских документов "Войны Швеции" ("Sveriges krig"), со ссылкой на шведские архивные документы, говорится, что уже весной 1610 года Карл IХ принял решение захватить несколько северо-западных русских городов. Военному отряду под командованием шведского наместника в Ревеле Андерса Ларссона был отдан приказ выступить в направлении Ивангорода, Яма и Пскова, жители которых присягали Лжедмитрию II, и силой или хитростью принудить эти города сдаться и присягнуть либо царю Василию, либо шведскому королю (!).
Однако в эпоху наследных монархий и династийных традиций кандидатом на престол могло выступать только лицо, имевшее для этого основания, например, обладавшее наследственными правами на престол по мужской или женской линии. Так, Сигизмунд III по линии своей матери Катерины Ягеллонки являлся потомком Ягеллонов, а литовские и русские правящие дома были переплетены межродовыми браками с глубочайшей древности.
У шведской короны ничего подобного не было, зато имелось кое-что получше — миф о древних шведо-готах как прямых предках шведских королей. Этот миф сложился за несколько десятилетий до Смутного времени в рамках особого течения общественной мысли североевропейских стран, получившего название "готицизм". Основу готицизма составили мифы о великих подвигах древнего народа готов, прославлявшихся как прямые наследники античности, как влившие свежую кровь в одряхлевшую Римскую империю и благодаря этому создавшие сильные державы Европы. Особую роль готицизм отводил Швеции, поскольку юг Швеции назывался Гёталанд, и эту область по созвучию стали связывать с прародиной древних готов, откуда они якобы вышли и начали свои завоевания в Европе. Рассказы о героическом прошлом готов как прямых предков королей Швеции начиная с XVI века получили всеевропейскую популярность.
Но поскольку под пером шведских готицистов шведо-готы якобы бороздили и восточноевропейские реки от Балтики до Чёрного моря, совершая победоносные походы в Восточной Европе, этот миф о готах оказался в Смутное время эффективным пусковым механизмом для новых шведских политических мифов — о шведо-гипербореях и о шведо-варягах.
О народе гипербореев, как известно, рассказывалось в античных источниках. Это великий народ, которому приписывался значительный вклад в создание древнегреческой культуры. И вот в начале XVII века в кругах, приближённых к шведскому королю Карлу IX, заговорили о том, что наверняка и гипербореи имели шведское происхождение. Приблизительно с 1610 года шведскими высокопоставленными чиновниками стали создаваться удивительные произведения на тему о том, что древняя Гиперборея находилась на территории Швеции. В этих утверждениях исходили из "открытия", что имя Гипербореи лучше всего истолковывается из шведского языка, а имена гиперборейских героев — испорченные шведские имена. Таково было кредо представителей науки того времени: если имя какой-либо страны или народа удавалось произвести из какого-либо языка, то и всю историю данной страны, а также достижения её народа можно было приписать носителям данного языка. Отсюда, кстати, и происходит упорное стремление норманистов доказать древнешведское происхождение имени Руси!
Названные исторические феерии создавались с легко угадываемой целью — оформить на их базе новейшую версию восточноевропейской истории в древности, вытеснив из неё русских и заменив их предками шведов. Под пером шведских политтехнологов новые геополитические задачи обретали форму следующих исторических реконструкций: дескать, наши шведские предки с глубокой древности первыми обживали Восточную Европу, и это даёт шведскому королю особые исторические права на восточноевропейские земли. То, что создание шведской гипербореады преследовало конкретные политические задачи, подтверждается источниками. Именно "голова в голову" с созданием гипербореады из шведской королевской канцелярии вышли мифы о Рюрике из Швеции и о варягах из Швеции…
Здесь же следует только подчеркнуть, что утверждения о Рюрике из Швеции и о шведском происхождении летописных варягов — произведения шведского политического мифа, сочинённые в то время, когда шведских политиков питала надежда увидеть на русском престоле шведского принца Карла Филиппа. Под этот проект, в поисках обоснования исторических связей шведских королей с древнерусскими правителями, и был придуман Рюрик из Швеции, для чего были даже подтасованы факты в дипломатических документах, конкретно в шведских официальных документах была сфальсифицирована речь архимандрита Киприана, произнесённая на встрече в Выборге в августе 1613 года. От этой встречи в государственном архиве Швеции осталось два документа: официальный отчёт шведской делегации и неофициальные записи, которые вёл секретарь принца Карла Филиппа.
В официальном отчёте было записано, что руководитель новгородского посольства архимандрит Киприан отметил, что "новгородцы по летописям могут доказать, что был у них великий князь из Швеции по имени Рюрик". А согласно неофициальным записям секретаря Карла Филиппа, архимандрит Киприан сообщил, что "…в старинных хрониках есть сведения о том, что у новгородцев исстари были свои собственные великие князья… так, из вышеупомянутых был у них собственный великий князь по имени Родорикус, с родословием из Римской империи". Следовательно, Киприан представил известное в то время сказание о том, что родословие Рюрика идёт "от рода римска царя Августа…", или так называемую августианскую легенду, просто подчёркивая древность института новгородских князей. Таким образом, слова о Рюрике из Швеции в официальном протоколе, приписанные архимандриту Киприану, — грубый подлог, совершённый сановниками Густава II Адольфа. Но этот подлог они вряд ли совершили бы, если бы не опирались как минимум на негласное одобрение своего короля…
В контексте шведских притязаний на русский престол хорошо смотрелась мысль о древних связях шведской короны с древними созидателями русской государственности. Эти две идеи были созданы шведской политической мыслью, а отнюдь не немецкими академиками в Петербурге. Но затея с Карлом Филиппом в качестве кандидата на московский престол, как известно, не удалась. Зато первые наработки шведского политического мифа не пропали втуне и вскоре оказались востребованными в период после Столбовского договора.
Второй этап развития шведского мифа занимает период от Столбовского договора 1617 года до Ништадтского договора 1721 года. Политика шведских властей в оккупированных Ижорской и Водской землях, которые на шведских картах стали именоваться Ингерманландией, столкнулась с определёнными проблемами. Вызваны они были тем, что оккупированными русскими землями надо было управлять, вести соответствующую пропаганду среди населения этих земель, объяснять "правильность" и "законность" оккупации. Поэтому именно в обстановке после Столбовского мира шведский политический миф о древних корнях шведского владычества в Восточной Европе стал со второй половины XVII века особо активно развиваться, причём по двум направлениям.
1. Продолжение развития сюжетов о древней основоположнической роли предков шведских королей в Восточной Европе чуть ли не с гиперборейских времён. Именно в этот период был извлечён из королевского архива сфальсифицированный документ о Рюрике из Швеции и придворным шведским историографом Юханом Видекиндом опубликован в книге "История десятилетней шведско-московитской войны" (1671 г.). С какой целью? Да всё с той же — доказать глубинную историческую связь предков шведских королей с русскими землями, причём привлечь в "свидетели" русских исторических деятелей, дескать, сами новгородцы "помнили" о своём князе Рюрике "родом из Швеции". Тогда же стали создаваться диссертации и другие труды представителей шведских академических кругов, где провозглашалось, в частности, что этнонимы Восточной Европы — скандинавского происхождения, например, роксоланы — имя выходцев из Рослагена (Roslagia), прибрежной полосы на востоке Швеции, и это преподносилось как свидетельство присутствия шведов в Восточной Европе с древних времен.
2. Появление мифа о финнах как древних насельниках в Восточной Европе, которые подчинялись шведским королям и платили им дань, а также о славянах, то есть русских (в тот период ещё не создали миф о том, что русы были выходцами из Швеции), которые были якобы самыми поздними пришельцами в Восточной Европе, когда там всё уж было обжито и организовано предками шведских королей и финнов. Для чего это делалось? Для того чтобы решать самые насущные политико-административные задачи. Ведь на оккупированных русских землях необходимо было установить функционирующую систему управления для православного населения этих земель, которое состояло как из русскоязычного, так и финноязычного населения. В итоге все усилия шведской администрации вылились в политику насильственного обращения православного финноязычного населения (води и ижоры) в лютеранство. Неправое дело особенно нуждается в идеологизации, поэтому для данной политики было опять подключено историческое мифотворчество, причём на самом высоком, "научном" уровне.
В 1689 году шведский писатель и профессор медицины Олоф Рудбек опубликовал вторую часть своего труда "Атлантика", где декларативно заявил, что в древности финны населяли Европу до реки Дон, а шведские короли их покорили и взимали с них дань. Русские же или славяне жили где-то в отдалённых южных землях. Таким образом, "населив" Восточную Европу вплоть до Дона финнами, Рудбек и ввёл идею финно-угорского субстрата в Восточной Европе. Шведская администрация в Ижорской и Водской землях использовала "Атлантику" Рудбека как "научную" аргументацию в поддержку насильственной лютеранизации води и ижоры и фактически этнической чистки оккупированных земель от православного населения. Так шло развитие шведского политического мифа до начала Северной войны.
Третий этап шведского политического мифа получил развитие после поражения Швеции в Северной войне и в обстановке её устремлений организовать военные кампании против России с целью возврата ранее оккупированных русских земель. Как показывает исторический опыт, война традиционная имеет тесную связь с войной информационной, поскольку предварительная обработка общественного мнения играет важную роль. Причём требуется как обработка общественного мнения в собственной стране, так и привлечение на свою сторону международного общественного мнения. Информационные технологии по этому вопросу известны с допотопных времён: представить собственную наступательную политику как политику справедливую, законную, а объект нападения — как узурпатора, поправшего устои и основы.
По Ништадтскому миру Швеция потеряла завоёванные ранее русские территории: Ижорскую и Водскую земли, Ивангород, Корелу, земли вокруг Ревеля (Колывани), Дерпта (Юрьева) и другие. В период после Ништадтского мира Швеция два раза нападала на Россию: в 1741 и в 1788 годах с целью вернуть русские земли, оккупированные в Смутное время. И именно в этот период была разработана в дополнение к Рюрику из Швеции и варягам из Швеции псевдонаучная концепция о древнешведском происхождении имени Руси.
Цель этой и других разработок шведского политического мифа понятна. В преддверии военных кампаний против России шведской короне, наряду с активизацией международной деятельности и поисками союзников, важно было в глазах международной общественности предстать борцом за свои исконные исторические права: это нас, дескать, обидели, а мы хотим только своё законное вернуть, поскольку мы на этих землях с самых древнейших гиперборейских времён!
В это же время в шведских университетах начался настоящий бум по написанию диссертаций о летописных варягах с утверждениями их шведского происхождения. Такой вот удивительно активный интерес, пробудившийся у шведских историков после Северной войны к теме летописных варягов, и упорное стремление доказать их шведское происхождение. Таким образом, готовясь к военным действиям против России, шведские власти интенсивно развивали сюжеты политического мифа, "обосновывавшего" права Швеции на восточноевропейские земли. Это была подлинная информационная война против русской истории с целью создания исторического фальсификата, где русским отводилась роль поздних пришельцев со стороны.
И если шведская политика, устремлённая на возврат русских земель, потерпела поражение, то усилия по распространению шведского политического мифа, переформатировавшего русскую историю, увенчались успехом: он перешёл в работы историков, как российских, так и западноевропейских.
двойной клик - редактировать изображение