Родился он, как и все порядочные бегемотики, ночью в кромешной тьме Большого озера. Мутная вода озера была для мам-бегемотих лучшим местом. Тепло и скрытно.
Бегемоты не понимали сухопутных, что рожают у всех на виду (и не краснеют же!), перед всеми и в солнечный день.
Кстати, до сих пор не знаю, как писать: «Роды у бегемотих»? Не то. Совсем не то. Помню со школьных лет «выжереб кобыл и окот котят». Ну еще и «опорос свиней». Далее, наверное, по аналогии «выхухоль выхухолей», «выпрыг кенгурей», «вылет летучих мышей» (ой, не надо про них - провинились! И еще как.) и, наконец, авторство оставьте за мной, «гипопотаменье бегемотих». Звучит вроде хорошо. И по-научному.
Подружки матери моего героя сами тоже недавно трудились над основной своей функцией, поэтому охраняли будущую маму и как-то по-своему подбадривали. А то ведь крокодилы не прочь зачастую нежное мясо юных бегемотиков отведать. Со взрослым-то слабó справиться!
Но мать его крокодилов всё равно не слышала. Вода все-таки. И сыночек-то вышел немаленький, весьма упитанный, даже по бегемочьим стандартам. Отец-то был уж очень импозантным, ходил медленно, переваливаясь, слышать других не хотел. Так и звали его все Фараон. Тут мать Тома, вспомнив мужа, прослезилась. А что? Бегемоты весьма чувствительны. Просто они это ловко скрывают.
Кстати, давным-давно даже сказку они ставили на берегу озера «Бегемоты тоже плачут». Но почему-то все звери катались со смеху. Особенно обезьяны и гиены. Что с них возьмешь? Лишь бы поскалить. Сами-то только дразнить могут.
Ну ладно, бегемотики не злопамятны, но память у них прекрасная. Вот и решили на своем Сборе: «Не будем мы потехой для всех. Пусть так и живут во тьме без волшебного света бегемочьего театра. Вот как!»
Мальчика назвали традиционно Хипо. Во-первых, имя родовое. А во-вторых, чтоб не сглазили. Уж очень крупненький он был.
А так мило звучит «Хипо». А тут выплывает амбал такой. А вырастет, станет (мать плюнула в сторону крокодилов три раза) начальником, будут звать Хипократом или Хипосфеном. А может, и (мать закатила глаза) Хипонибалом Фараоновичем Младшим. А там и историки появятся. Как же без них. Тема-то для диссертаций прекрасная. Сделает мать Тома его Правителем. Вообще мать-одиночка в среде бегемотов считалась страшной и всепробивающей силой, а при четырех тоннах особо.
А так он рос прекрасно. Во всех отношениях. И во все стороны. Правда, играть с ним не особо любили: то на лапу невзначай наступит, то парочку домов снесет играючи. Правда, намедни он с носорожихой, тоже балованной, единственной дочкой старого Вура, столкнулся. Так мало им обоим не показалось.
С чего бы это? Она росла уже с кривым рогом, кто ж на ней женится теперь, а он вынужден носить очки. Ну, при его весе плохое зрение не очень затрудняло жизнь. Тем не менее, он теперь уж ходил (а делал это в силу некоторых особенностей медленно) в очках. Конечно, очки были не простые, оправа из слоновьих бивней (крокодилы постарались! Могут же иногда. Или боялись уже.), изящные, что в придачу с его обаятельной физиономией умиляло мать. Носил он, конечно же, не только очки. В соответствии с возрастом и шортики. Причем, они ему очень шли. Почему шортики? Жарко ведь. В брюках не походишь. Иногда, правда, мальчишки уединялись в заводи и плескались голыми. Ну, ему за эти сеансы «ню» больше всех доставалось. Все судачили: «Сын самого Фараона».
«Жил бы сейчас его отец, - приговаривала мать, - он бы его приструнил». Хотя, что в этом купании предосудительного, им никто не объяснял. Правда, кто-то сказал по секрету (а в озере эти секреты распространялись молниеносно), что якобы наняли акул и те караулили маленьких мальчиков с целью уменьшения численности бегемотов. Ну вам понятно, да? Следы вели к крокодилам. Те еще твари. Весьма скрытные. Но попробуй - докажи. А так напугали всерьез. Плавать только вместе, за буйки не заплывать. Ой, кажется, это из другого рассказа.
Как и положено, Хипо рос нормальным (если размеры не учитывать), обычным озерным пацаном. Правда, играть не все с ним решались: то на ногу наступит, бороться начнет и чуть не задушит. Он даже иногда не понимал своей силы. Но в драках - горой (в прямом смысле) стоял за своих. Мать и ругала его, и гордилась. Ну, весь в отца. И шутки были такие же.
Вот подойдет милый слоненок-ботан к озеру. И никому не мешает - и вдруг такая пасть из воды.
Или по берегу пробежится. Нет, не пробежится. Пронесется этакое чудище (а так он выглядел в глазах всех, кроме его мамы), а там не то что страусы, но и львы разбегались. Хоть плавки не забывал надевать. А то б вообще сраму не оберешься.
Не только мама Тома, но и другие бегемотихи начали приглядываться к нему, еще бы: стройное (правда, не все эту точку зрения на моего героя разделяли) пятитонное существо было весьма привлекательным. То попросят его бревно отодвинуть, то посторожить при купании детей. Его один вид отпугивал всех хищников. Но он был еще юн, а взросление не всегда приходит с весом. Ему бы с пацанами побегать, побороться, а томные взгляды взрослых и их глухой шепот был не приняты им. Да и мама следила строго.
Помните наш посыл о бегемотихах-одиночках? Тем более, у нее была цель вернуть семью на трон. Господи, хорошо, что у них в озере не было музыкальной школы. Не знаю, может, и открыли уже. Представляете молодого Хипо на уроках сольфеджио или в балетном классе у зеркала?!
Так что и не такая уж тяжелая жизнь у него была. А ограничение от общения с бегемотихами с низкой социальной ответственностью не помешает. Впрочем, не только им…
Но почему всегда что-то получается вдруг? Нет, чтоб как раньше: «Вечерело. «А не откушать ли нам кофейку?» - сказала графиня…»
А сейчас жанр, видно, такой или время - всё вдруг.
Короче, жарко было невыносимо. Все пошли спать в тени. Никто никого даже не гонял. Жара же. Только молодой и неугомонный Хипо в своих новых плавках (а нет, уже шортиках - взрослый же!) от скуки что-то напевал на берегу. Репертуар был так себе. Но ему было всё по барабану. Главное, что сам «тащился» от своего пения. Ну да, не Паваротти. Но тоже ничего. Еще вырастет! Да и грудь большая, может еще громче спеть. И вдруг (я же говорил): смех. Смех? Надо мной? Да кто посмел? Затопчу.
А ведь может. «Ну так выходи, если такой смелый!»
И вышел.
Вернее, вышла. Та самая носорожиха, которой он как-то рог чуток по неосторожности свернул. Теперь-то рог был прямой и даже изящный. Вот прогресс куда дошел. Музыкальных школ нет, а рога уже обтачивают. Так, глядишь, скоро и губы будут накачивать.
Ба-а-а, ужель та самая криворожица? А какая гордая. И с чего это? Подумаешь. Подбежать и сбить бы ее с ног, чтоб знала, над кем смеялась.
Но, во-первых, не так все просто. Ее изящество было в не менее добротную фигуру обрамлено. А во-вторых, что-то накатило на него. Он захотел подлететь (хорошо, что не сделал) к ней с букетом лотосов. И кружиться с ней в непонятном танце. Ему показалось, что они вместе могут летать над озером бесконечно. И наплевать на всех. Но это ему так казалось. Не надо, Хипо, только не это. Остановись, мгновенье. Ты прекрасно. Но нет же мамы рядом. Впрочем, так всегда. Маленькая носорожиха (а звали ее Тина - вот имена у них прикольные!) своим писклявым голосом сказала: «А ты мог бы в другом месте петь?» При этом она, прыснув, добавила: «Если ЭТО можно считать пением…»
Что ж, хоть и маленькая, а уже носорог. Ни тебе спасибо, ни тебе здрасьте. И вообще, они какие-то вечно угрюмые. Вечно что-то бурчат, всем недовольные. Вот наши улыбнутся, так улыбнутся. Во всю пасть. Открытые и дружелюбные.
Прошли дни, Хипо почему-то не находил себе места, мылся и чистился весь день. Птичек просил уже с утра почистить ему пасть (которую мой герой называл ртом). Сменил песенный репертуар, пацанский блатняк был забыт. Появились попытки самостоятельного творчества. Я слушал. Ну, так себе. Попса обычная.
Стал поджидать ее целыми днями у тихой заводи. Любовался ею издали. Восхищало его всё: и фигура, и изящество в ходьбе. Стал ей цветы носить, причем большими охапками. Кажется, и она ждала встреч с ним. Пошли прогулки, вернее, пробежки. Все на берегу жаловались: «Раньше один бегал, так теперь их пара. Скоро и негде будет позагорать…»
Старик Вур - отец Тины - был в гневе. Вот донесли же. Кому мешала стройная и гармоничная пара? Тине по вечерам читалась длинная лекция о вековой непримиримости носорогов и бегемотов. На той стороне озера читалась такая же, но с иными акцентами. «Они рогаты и неопрятны». Не сговариваясь, молодые с воздыханием произносили, что он/она не такие. И на дворе уже иные времена.
А когда прислушивались к молодым?
Мнение старших было неоспоримым. Хорошо, что Хипо был толстокожим, в хорошем смысле слова, не так переживал и обдумывал варианты побега в иные озера. А что, он всех прокормит. И защитит. Это точно. А то, что у них не будет собственных детей, его пока не беспокоило. Молодой же еще. Прогулки под луной и серенады были пока ему важнее.
Но у носорогов было все сложнее. Ох, до чего же они упрямые, эти старые носороги. Вот упрутся и стоят на своем. Никого не слушают. Лишь бы по-своему сделать. Решено было ее послать заграницу, родные же обещали ее пристроить. «Не помешает, - подумал отец. - Да и ума поднаберется. И лучше себе найдет. Из наших! С красивым рогом. И аккуратной пастью».
«И делать надо, не откладывая. Куда тянуть? Скоро весна, попробуй удержи молодых. Центнеры гормонов - это не птички на дереве».
Хипо попросили бегемотихи принести брёвна в дальние озера, а Тина пошла якобы к бабушке. Вот так и расстались. И казалось, что скоро все вновь наладится. И будут по-прежнему бегать по берегу, разбрызгивая воду. Но… увы.
Прошло и лето уже. Не было у тихой заводи милой Тины. Не видны были ее красные шортики. И Хипо петь перестал. Мать приводила разных подруг с девочками. И черненьких, шоколадных, даже одну блондинку, но всё не то. Вот не то и всё. Загрустил Хипо и всерьез. Пристрастился к гнилым фруктам, сомнительные компании пошли. Стал всем грубить. И мать была в печали… Ну зачем их разъединили? Кому стало лучше?…
Но когда старый Вур пришел к ним, она не узнала его. Он был весь черный. И, собрав силы, с горечью произнес; «Нет больше Тины с нами. Ее выманили из озера ради рога. Продали нашу Тину охотникам. Вот всё, что мы там нашли. Отобрали у гиен. Пусть будет у вас. Только часть шкуры осталась нам всем. Что же мы наделали с тобой, Тома?...» Озеро стало черным для Хипо. Все немило. И из-за чего?
С тех пор уже Хипо живет в цирке, поймать депресснякового бегемота охотникам было несложно. Да и не сопротивлялся особо. По вечерам теперь он веселит детей. Забирается на скамейки всякие, ходит по кругу, что-то ест из рук. Подумать только, клоун, только большой. А слезы его все принимают за старость.
Он вспоминает свое озеро и свою Тину. Так её никто ему и не заменил. А мог бы и он приходить со своей семьёй на праздники. Покупал бы всем шарики и от души бы радовался, поглядывая на Тину. Сейчас его зовут Хиппи, а ему пофиг. Просто пофиг. После Тины хоть крокодилом.
