Тот, кто хотя бы поверхностно знаком с историей войн, легко подтвердит: наличие рода войск в условиях отсутствия такового у противника резко повышает боевые возможности. Так было на Сомме, где британцы применили танки в условиях, когда у германцев их вообще не было — они и понятия не имели о новом вооружении. Результат известен: не просто прорыв фронта — обозначился стратегический выход из "позиционного тупика", в котором оказались сражавшиеся в Европе армии. С другой стороны, Германия использовала подводные лодки. В условиях отсутствия противолодочной обороны они выходили в море как на сафари. Известна атака Веддигена, когда 22 сентября 1914 года подлодка U-9 за час потопила три британских броненосных крейсера.
Ситуация выравнивается, а то и перевешивает в другую сторону, когда противник осознаёт наличие новых родов войск и начинает создавать свои аналоги или войска противодействия. На создание танков англичанами немцы ответили созданием своих танков и разработкой противотанковых ружей (Mauser T-gewehr, маузер Т-винтовка, танковая винтовка М1918 — нем. Tankgewehr M1918 — первое в истории противотанковое ружьё, разработанное в Германии в 1918 году). Немецкие "Цеппелины", возвестив о создании ВВС, наводили ужас бомбардировками с воздуха, но быстро сошли на нет, столкнувшись с самолётами-истребителями и зенитной артиллерией. Глубинные бомбы и разработка про-тиволодочного манёвра уменьшили активность субмарин. Противогазы, а в перспективе создание войск химической защиты, позволили если не полностью нейтрализовать боевые отравляющие вещества, то, по крайней мере, исключить катастрофы, связанные с их применением.
Вывод: неосознание наличия у противника нового рода войск создаёт "дыру" в обороне и условия для поражения или даже катастрофы. И наоборот, осознание наличия у противника нового рода войск позволяет сначала разработать, потом применить меры противодействия, а в дальнейшем выстроить собственное наступление в этой, ранее про-вальной, области.
Думается, это очевидно и не вызывает дискуссий.
Однако есть область боевых действий, где у нас интуитивные наработки, а у "партнёров" — штатные военные структуры. И мы продолжаем пребывать в искреннем заблуждении. Аргументирую, но для этого отойду чуть-чуть в сторону.
Обладая неплохими познаниями в английском и немецком языках, я нередко сталкиваюсь с различием между дословным переводом и версией, которая предлагается на русском языке. Где-то это объяснимо, так как в русском контексте буквальный перевод может звучать неблагозвучно, например, герой нескольких пиратских романов Капитан Блад в оригинале носит фамилию Blood (Кровь, Кровавый). Русский перевод едва ли пристал образу удачливого авантюриста. Однако где-то подобные различия между оригиналом и переводом носят принципиальный характер, и стоит говорить об искажении смыслов.
Думаю, если не всем, то многим знакома английская аббревиатура CIA. Стандартно её переводят как ЦРУ — Центральное разведывательное управление. Другую известную аббревиатуру МИ-6 вообще не расшифровывают, просто переводят как "британская разведка". Однако всё сложнее и интереснее.
Мы сейчас расшифруем и переведём не так, как гласят устоявшиеся штампы, а дословно: ЦРУ = CIA = Central Intelligence Agency = Центральное интеллектуальное управление. МИ-6, точнее СИС/МИ-6 = SIS/MI6 = Secret Intelligence Service / Military Intelligence 6 = Секретная интеллектуальная служба / Военный интеллект 6. Как видим, никаких "разведок". Интеллект!
Наши "партнёры" прямо, совершенно не скрываясь, заявляют о наличии у себя военного интеллекта, интеллектуальных войск.
Предвижу возражение: а как же разведка? Разве она не требует интеллекта? Разве у нас нет военных и военизиро-ванных структур, именуемых разведывательными? Наконец, в слове разведка присутствует корень "вед". Согласен, требует. Согласен, имеются. Согласен, присутствует. Однако здесь нужно жёстко расставить приоритеты и иерархию: не интеллект на службе разведки, но разведка на службе интеллекта.
Мало знать о противнике, критически важно это знание использовать и вырабатывать меры противодействия, инициировать свои атакующие действия — работать в боевом режиме. Согласитесь, какой толк в том, что я знаю о наличии в лесу клещей, если не продумаю одежду, маршруты движения, не возьму какие-то отпугивающие клещей спреи, не заставлю себя и спутников взаимно осмотреться? Так и разведка — она формирует какое-то знание о противнике, но работа с этим знанием — вне пределов её компетенции.
В итоге раскрывается удручающая картина: у наших "партнёров" есть подразделения с названием "военный интеллект", а у нас нет.
Предвижу возражения в духе: "Ну, нет, и что? Ката-строфы-то не происходит!"
Но давайте вспомним: крупнейшей катастрофой был развал СССР. Это была, вне всякого сомнения, военная операция, чему прямое подтверждение — потери СССР и приобретения "партнёров": людские, финансовые, материальные, территориальные — всё, что сопровождает военный разгром.
О причинах спорят, чего только не называют. Но никто не называет главную причину, по сравнению с которой остальные — всего лишь следствия. СССР был разгромлён на интеллектуальном фронте в условиях наличия интеллектуальных войск у "партнёров" и отсутствия таковых у нас. В то время как их интеллект работал в военном режиме — подавлял, уничтожал, вводил в заблуждение и т. д., — наш интеллект пребывал в пацифизме, в лучшем случае узнавая (разведывая) об очередном провале. Так что катастрофа прежде всего в том, что мы не осознали в полной мере произошедшую катастрофу.
Выход только один: создавать интеллектуальные войска, военный интеллект, как это давно сделали наши "партнёры".
