Шон был хорош собой. Он одевался в самых модных бутиках, стригся у самых дорогих парикмахеров. Его внешностью занимались самые изысканные стилисты. Он брал уроки декламации и жестикуляции у самых известных артистов. Шон был комильфо, но одновременно он был инфекцией. Он попадал внутрь организма и производил там разрушительные действия. Сначала он взламывал клетку, входил внутрь и некоторое время жил в одной клетке, питаясь её содержимым. Съев клетку, он увеличивался в размерах и перемещался в соседние клетки, поедал их содержимое, а сам становился всё сильнее и крепче. Так Шон вселился в клетку Станислава Александровича Белковского и съел её. Потом он стал поедать соседние клетки кожи Станислава Александровича, и кончилось тем, что он съел всю кожу. Станислав Александрович Белковский остался без кожи. И если раньше он кожей чувствовал опасность, то теперь ему нечем стало чувствовать опасность, и он оказался бессилен перед инфекцией Шоном. А тот, между тем, вселялся в один орган Станислава Александровича за другим.
Он вселился в печень Станислава Александровича и, заговаривая ей зубы, читая ей сонеты Маршака, медленно её поедал. Из печени он переместился в селезёнку и, зная пристрастия селезёнки Станислава Александровича к песням Галича, пел ей эти темпераментные песни, а сам съедал селезёнку. Та же участь постигла обе почки Станислава Александровича. Почкам нравилось играть в теннис. Шон выбрал для них удобный теннисный корт и, дождавшись, когда счёт станет 7:4 в пользу левой почки, съел их обеих. Мария Шарапова, узнав об исчезновении почек, ничего не сказала. Желудок, сердце и кишки Станислава Александровича Белковского, то есть весь его фирменный ливер, был съеден Шоном буквально за две недели. Шон, пользуясь страстью сердца, желудка и кишечника Станислава Александровича к странствиям, заманил всех троих в Дарьяльское ущелье и там съел, возложив вину на разбойников, которые в изобилии водились в Дарьяльском ущелье и кормились черемшой. Кости Станислава Александровича сначала превращались Шоном в костную муку. Из этой муки Шон испекал оладушки, а уж потом их съедал. И естественно было от оладушек перейти к ладушкам. Ладошки у Станислава Александровича Белковского были пухленькими, и их жалко было съедать. Поэтому Шон сначала срисовывал их себе на память, а потом уж съедал. А поскольку Шон был хиромантом, он перед тем, как съесть ладошки Станислава Александровича Белковского, рассматривал на них линию жизни. Эта линия говорила о бессмертии.
Инфекция Шон съел у Станислава Александровича Белковского все ткани, все нервы, все лимфатические узлы, съел весь волосяной покров. От всего Станислава Александровича остался только один маленький вьющийся волосок, что притаился у него на лобке, притворился неимущим, безответным и прошёл мимо внимания Шона, не попавшись ему на глаза. Таким образом Шон, будучи инфекцией, поразил всего Станислава Александровича Белковского и добился его исчезновения.
Но это исчезновение болезненно сказалось на политическом процессе как в России, так и на Украине. Политологическое сообщество, к которому принадлежал Станислав Александрович Белковский, осиротело. Станислав Александрович, исчезнув, поставил под удар тройственный союз, который образовывали он сам, Глеб Павловский и Леонид Радзиховский. Распавшись, этот тройственный союз продолжал распадаться и дальше. Вскоре на месте, где когда-то бушевали великие проекты возвышенной мысли и блистали умом три великих просветителя, осталась горстка недоеденных Шоном молекул, в которых жалко копошилась политолог Шульман. Она, несмотря на свою хрупкость и женственность, взялась за реконструкцию Станислава Александровича Белковского. Когда она ела рисовую котлетку, ей в рот случайно попал волосок, который неприятно щекотал язык. Она вытащила изо рта волосок и узнала в нём волосок Станислава Александровича. Именно этот волосок, присущая ему яркость, выразительность суждений и тонкая диалектика побудили политолога Шульман приступить к реставрации.
Она обратилась в лабораторию Касперского, который знал, как защищать социальные сети от вторжения хакеров, и мог набросить узду на любого хакера, а также принудить его вернуть владельцу содержимое взломанного аккаунта. Касперский и Шульман, пользуясь генетическим кодом, который они обнаружили в волоске Станислава Александровича Белковского, создали графический контур, который приблизительно, в общих чертах повторял очертания самого Станислава Александровича. Затем приступили к наполнению этого контура. Костное вещество Станислава Александровича Белковского они заменили композитными материалами и на них, как на сверхпрочный штатив, стали навешивать отсутствующие органы. Мозг, вечно кипящий, непрерывно производящий идеи, исполненный всевозможных размышлений и догадок мозг, связывавший Станислава Александровича с ноосферой, был заменён Алексеем Алексеевичем Венедиктовым. Он ближе всего и по числу нейронов, и по мировоззрению подходил к мозгу Станислава Александровича Белковского и был почти неотличим от последнего, если не считать его пристрасти к алогизмам, обнаружив которые в обсуждении американского президента, он начинал вдруг хихикать.
Печень Станислава Александровича Белковского заменила Евгения Марковна Альбац, привыкшая в миру перерабатывать социальные яды в живительные эликсиры, являя собой целую лабораторию, в которой жёлчь, смешанная с ртутью, нагретая в реторте до 2000 градусов, превращалась в камень, который из печени Евгении Марковны, как из каменоломни, добывали древние мастера, возводя из этого камня пирамиды.
Мочевой пузырь Станислава Александровича Белковского, как наиболее деликатный, чувствительный орган, был представлен сразу двумя: Евгением Ясиным и Майей Пешковой, которые умели хранить тайну и не допускали утечек до той поры, покуда на это не будет воли отца. Место съеденных Шоном почек заняли Оксана Чиж и Антон Орех – два неразлучных полюса одного и того же магнита. Если бы не было Антона Ореха, не было бы и Оксаны Чиж, а если бы Оксане Чиж вздумалось отлучиться, то Антон Орех не находил бы себе места.
Ливерную часть организма, состоявшую прежде из желудка, сердца и кишечного тракта, заняли Ксения Ларина, Ольга Бычкова и Ольга Журавлёва. Причём Ксения Ларина, естественно, была сердцем: чувствительным, открытым красоте и добру. Редкие инфаркты, которые случались с сердцем Станислава Александровича Белковского, не мешали Ксении Лариной тайно исповедовать сталинизм и умело конспирировать свою имперскую сущность. Ольга Журавлёва и Ольга Бычкова, будучи желудком и кишечником Станислава Александровича, знали, какую чудовищную нагрузку им предстоит выдержать, ибо привычка Станислава Александровича Белковского посещать дорогие рестораны, вкушать заморские яства, включая мёртвых пауков и живых древесных жаб, не сулила обеим Ольгам ничего хорошего. Но они приняли свою долю со смирением, как истинные католички.
Для реконструкции детородных органов Станислава Александровича Белковского у Касперского и Шульман не нашлось дубликатов, и они оставили это место в организме Станислава Александровича пустым до времени, пока не подрастут детёныши дикобразов, привезённых в зоопарк из Австралии.
Волосяной покров Станислава Александровича Белковского обеспечивали Дондурей и Юрий Кобаладзе. Была использована примитивная техника пересадки волос, после чего Станислав Александрович покрылся густой шерстью. Первородный волос, давший жизнь и смысл всему остальному, с лобка был перенесён на левый глаз и превратился в ресничку, придававшую подмигиванию Станислава Александровича Белковского особую прелесть и выразительность.
Оставалось последнее: этот синтезированный, но ещё не живой организм следовало одухотворить, другими словами – вдохнуть в него дух, ещё точнее – газ. На ягодицах Станислава Александровича Белковского Касперский и Шульман установили вентиль, подвели к нему нитку «Газпрома» и подали газ, тот самый, что обеспечивал жизнедеятельность радиостанции «Эхос Мундис». Газ проник внутрь Станислава Александровича и оживил все составляющие его органы. Причём в первые минуты после пуска ожившему Станиславу Александровичу было не по себе, потому что его пучило. Но Шульман и Касперский показали, как нужно сбрасывать излишки газа, и Станислав Александрович Белковский воспользовался этим нехитрым навыком. Иногда из Станислава Александровича вырывался газовый факел, и когда его просили объяснить, что это в нём горит, он отвечал: «Это попутный газ».
Шон, будучи инфекцией, больше не мог повредить здоровью Станислава Александровича Белковского, и тот больше не видел в Шоне опасного заболевания, а только кавалера. Кавалер-комильфо Шон и воскресший для новой жизни Станислав Александрович Белковский нередко прогуливались по набережной Днепра. Иногда в животе у Станислава Александровича что-то начинало бурлить, и пленительной голос Ольги Бычковой спрашивал у Ольги Журавлёвой: «Как ты думаешь, он снова идёт в ресторан?».
