Томас Стернс Элиот – один из самых значимых авторов, Нобелевский лауреат 1948 года, определивший ряд последующих направлений в поэзии ХХ века. Он родился 26 сентября 1888 г. в Сен-Луисе (штат Миссури, США) и вырос в почтенной протестантской семье. С детских проявил незаурядные способности, в 14 лет начал писать стихи. После окончания престижной частной школы поступил в Гарвардский университет, который окончил за три года вместо четырех. Еще год работал ассистентом в университете. Печатать стихи начал в журнале «Гарвард адвокат», который одновременно и редактировал. Два года жил в Париже и слушал в Сорбонне лекции по философии и языкам. Затем в 1911 году вернулся в США, где еще три года изучал в Гарварде индийскую философию и санскрит, затем переехал в Англию, зарабатывал там на жизнь банковским служащим, школьным учителем, а потом и профессором литературы, заместителем главного редактора журнала «Эгоист», параллельно публикуя собственные стихи в разных периодических изданиях. Первым значительным произведением Элиота стала «Любовная песня Дж. Альфреда Пруфрока», открывшая одноименную его книгу.
С этой поры Элиот становится известным поэтом. В 1922 г. вышло в свет, по мнению критиков, наилучшее его произведение, которое отразило интеллектуальные настроения целой эпохи, — поэма «Бесплодная земля».
В 1927 г. поэт женился, принял Британское подданство и обосновался в Англии навсегда. Затем обратился в католичество. Это событие, совместно с его новыми религиозными взглядами, опосредовано отражено в поэме «Пепельная среда» (1930), в которой, в числе другого, отражен путь Элиота к вере и церкви. Он был непрост – при том, что с младенчества Элиот в ней воспитывался. Его предки были ревнителями религиозной традиции и духа первых пуритан, дед был священником, построившим церковь и основавшим университетский колледж в Вашингтоне.
Элиоту в этой фарисейской и донельзя формализованной вере было неуютно, из-за этого, не в последнюю очередь, он и уехал из Америки. Но другую веру он долго не мог обрести, хотя ее искал. Правда, стихи, впоследствии вошедшие в книгу «Пруфрок и другие наблюдения», вполне могут создать впечатление, что христианство он отвергает. Но это не так: он ненавидит лишь его формальные признаки, не может смириться с очевидными недостатками церкви как социального института, которому противостоит фигура жертвенного гиппопотама, столь впечатляюще описанного в одноименном стихотворении.
Кризис веры вскоре успешно разрешается и Элиот со всей искренностью обращается к церкви, которая видится ему теперь как средство спасения человечества от культурного одичания, она воистину становится для него «Столпом и утверждением истины», хотя он долго еще не сможет постичь ее во всей его полноте.
По точному выражению одного из исследователей, «по мере того как перед Элиотом прояснялась его истина, поэзия его меняла лицо, преображалась, будто с самим автором приняла крещение». Вначале, в первой книге и в первой большой поэме – уродливая жизнь на различных стадиях умирания, отмеченная физиологическими чувственными проявлениями, гротескный, выпотрошенный, избавляющийся от человечности мир невротиков, параноиков, сутенеров, проституток, чья суть подытожена в диалоге между кочующим из произведения в произведения скотоподобным Суини и одной из его сожительниц: «Это не жизнь, это не жизнь /Чем так жить, лучше умереть. – Жизнь такова. Такова. – Какова? / Скажи, какова? – Жизнь есть смерть», далее дополненный описанием путешествия в потусторонность сродственных им персонажей в «Полых людях»:
Мы полые люди,
Мы чучела, а не люди
Склоняемся вместе –
Труха в голове,
Бормочем вместе
Тихо и сухо,
Без чувства и сути,
Как ветер в сухой траве
Или крысы в груде
Стекла и жести
Нечто без формы, тени без цвета
Мышцы без силы, жест без движенья;
Прямо смотревшие души
За краем другого Царства смерти
Видят, что мы не заблудшие
Бурные души – но только
Полые люди,
Чучела, а не люди.
В конце же, в итоговых «Четырёх квартетах» - гармоничное существование в нерасторжимой целостности, «в спокойной точке вращения мира», где «исчезают чувства во времени между концом и началом» и «слова, отзвучав, достигают молчания».
Особенности своего религиозного пути Элиот последовательно отражает в параллельно пишущихся после принятия католичества произведениях, в их числе – в «Пепельной среде», в «Симеоне Богоприимце», в «Поклонении волхвов», в «Камне». Еще больше – в эссе. Как литератор, он искал поэтическую форму для отражения своей веры, пытаясь передать в стихах, по словам того же исследователя, «всю сложность и противоречивость не только его мироощущения, но и того реального мира, в котором он жил, возможность отречения от временного ради вечного, полного отказа от своего «я». В смирении перед Богом и в исполнении Его воли видел он наиглавшейшее средство для спасения не только отдельно взятого индивидуума, но и всего человечества, стремительно теряющего те религиозные критерии, которые были свойственны совсем еще недавним поколениям: «Заболевание, каким поражена современная эпоха, - настойчиво твердит он, - состоит не просто в неспособности принять на веру те или иные представления о Боге и человеке, которые питали наши предки, но в неспособности испытывать к Богу и человеку такое чувство, какое испытывали они». Это заболевание Элиот, твердо убежденный, что "Христос - это ось, вокруг которой вращается мир", последовательно истреблял и в своих современниках, и в самом себе.
Первым итогом такого действия стала поэма «Пепельная среда». Она стоит в центре своеобразной трилогии, в которую, кроме нее, входят поэмы «Бесплодная земля», перегруженная культурологическими посылами и более внятные «Полые люди», а сама «Пепельная среда» больше, чем все остальные, вдохновлена Библией: текст ее буквально пронизан библейскими аллюзиями, парафразами из молитв, имеющих истоки в Псалтири, библейской символикой и даже цветовая гамма соответствует цветам того или иного церковного праздника.
К Библии опосредовано отсылает уже само название. Пепельная среда – это начало Великого поста у католиков, во время службы в этот день священник чертит пеплом крест на лбу прихожан, и произносит стих из Книги Бытия: «Помни, что прах ты и в прах возвратишься». Сюжет поэмы является одновременно и подтверждением этих слов, и их опровержением, ибо, несмотря на то что смерть главный ее мотив, герой пытается преодолеть память о ней посредством покаянного пути от отчаянья - через самоотречение и очищение души - к смирению и надежде и достижению благодати.
Поэма, переведенная на русский несколькими поэтами (мною, как и в раннее приводимых цитатах, использован текст Андрея Сергеева, самый известный из всех) состоит из шести глав, каждая тоже содержит тот или иной религиозный посыл. Отчаянье – главная тема первой главы:
Ибо я не надеюсь вернуться опять
Ибо я не надеюсь
Ибо я не надеюсь вернуться
Дарованьем и жаром чужим не согреюсь
................................................
Ибо я не надеюсь увидеть опять
Как сияет неверною славой минута
Ибо даже не жду
Ибо знаю, что я не узнаю
Быстротечную вечную власть абсолюта
…………………………………………….
Ибо крылья мои не сподобятся боле
В небо взвиться, как птичьи
В небо дряхлое и сухое…
Первая часть заканчивается молитвой к Богу об изглаживании из памяти грехов, о милости и о покое.
Пусть белизна костей искупает забвение.
Нет в них жизни. Как я забыт
И хотел быть забытым, так сам забуду
И тем обрету благодать и цель.
....................................................................................................................
Молись за нас, грешных, ныне и в час нашей смерти
Молись за нас ныне, и в час нашей смерти.
Вторая глава открывается обращением к Богородице:
О Жена, белые три леопарда под можжевеловым кустом
Лежа в полдневной тени, переваривают
Ноги мои, и сердце, и печень и мозг
Черепа моего…
Можжевеловый куст – тот самый, под которым просил от Бога смерти скрывающийся от Иезавели пророк Илия и одновременно ее символ, который, к слову, определяет потаенный смысл одноименного стихотворения русского поэта Николая Заболоцкого. Следующий посыл - к соответствующей главе пророчества Иезекииля о восстановлении иссохших костей. Бог обещает это молящемуся к Нему рассказчику - и его разъятые кости тоже сподобляются воскресения в конце этой главы - благодаря милости Божией и заступничеству временно удалившейся Пресвятой Девы.
В третьей главе рассказчик видит бывшего самого себя восходящим по некой лестнице с многочисленными поворотами, на одном из пролетов «дьяволом припертым к стене», со всеми своими грехами, наиболее страшным из которых ему видится привязанность к искусству. Дальнейшее восхождение требует отказа от ставших ненужными привязанностей и привычек. Глава заканчивается строками: «Господи, я не достоин / но скажи только слово…»
Слову Божьему будет посвящена пятая глава, а пока, в четвертой, повествователю в очередной раз является фигура в образе Божьей Матери, Которая «зная и не зная скорби неземные / Брела между других бредущих / А после просветляла струи в родниках / Дарила стойкость дюнам и прохладу скалам…», а сама глава заканчивается словами:
Дай искупленье времени и сновиденью
Основу неуслышанному и несказанному слову
Покуда ветер не пробудит ветви тиса
После нашего изгнания…
Тис в средневековой западной литературе – это тоже образ смерти.
Текст пятой главы, целиком – пространный монолог, обращенный к Богу-Слову, к Которому не желает прислушаться человечество и одновременно посыл к первой главе Евангелия от Иоанна, переосмысленной применительно к современности:
И свет во тьме светит, и ложью
Встал против Слова немирный мир
Чья ось вращения и основа –
Все то же безмолвное Слово.
«Где же это Слово окажется, где это Слово / Скажется?» - задается вопросом повествователь.
Шестая глава развивает тему, намеченную в последних стихах предыдущей главы – рассказчик снова применяет их к самому себе – и его упорство, преображенное в покаяние, становиться залогом возвращения к Богу и обретения утраченного рая:
Хоть я не надеюсь вернуться опять
Хоть я не надеюсь
Хоть я не надеюсь вернуться
И с трудом в полутьме прохожу расстоянье
Средь знакомых видений от прибылей до утрат
Средь видений спешу от рождения до умиранья
(Грешен, отец мой) хоть я ничего не хочу от бессилья…
…сердце из глуби былого нетерпеливо
Рвется к былой сирени, к былым голосам прилива
И расслабленный дух распаляется в споре
За надломленный лютик и запах былого моря…
…………………………………………………..
О Сестра благодатная, Мать Пресвятая, душа родников и садов
Не позволь нам дразнить себя ложью
……………………………………………………………………..
Научи нас покою
……………………………………………………………………..
И да будет мой стон с Тобою.
Поэма написана Элиотом спустя три года после принятия католичества, она наиболее отражает его личный религиозный путь и по праву считается одной из вершин его поэтического творчества. Она во многом автобиографична, это рассказ поэта о собственном опыте вхождения в Церковь. Ощущение восхождения к Богу создает прежде всего язык, который строится на сведении к минимуму внешней поэтичности. Поэт отказывается от гладкого стиха, сознательно вносит в поэму дисгармонию, делает чтение затрудненным, и тем самым отражает трудности, которые сопровождают героя на пути к Богу. Именно такой виделась Элиоту цель поэзии: «Творить поэзию, которая была бы поэтичной по существу своему, без всякой внешней поэтичности, поэзию, обнаженную до костей, настолько прозрачную, чтобы при чтении мы обращали внимание не на самые стихи, а лишь на то, на что они указывают. Стать выше поэзии, как Бетховен в своих поздних произведениях стремился стать выше музыки». Во многом Элиоту это удалось сделать только в сороковых годах, в уже упомянутых «Четырёх квартетах», после которых он замолчал как поэт.
