«И в остроге молись Богу….» Классическая и современная проза о тюрьме и вере; [сост. С. С. Лыжина], - М.: Вече, 2019, - 320 с, - (Духовная проза).
Наверное, надо повторить банальность, согласно которой русской традиции - зарекаться от тюрьмы и сумы не принято. Дурачок, когда-то сморозивший «жить надо по законам, а не по понятиям», выдал тем самым не только свою неадекватность интеллектуальную (Шопенгауэр считал иначе, а куда уж этому «пятисотдневнику» до Шопенгауэра), но и неадекватность территориальную. Не в ту страну занесло молодого реформатора-комсомольца из ретирадных мест. Поэтому, собственно, на смену бардовским песням у костра и прочим самодеятельным коллективам пришёл шансон, который в возрасте за пятьдесят начинают слушать былые любители «Пинк Флойд». Да и эстетика ныне запрещённого в РФ «АУЕ» - не на пустом месте взялась.
Но это низовая, тактильная культура, которая меняется быстрее, чем рождаются актуальные обновления для Майкрософт или распоряжения надзирающих органов. За вечное в России всегда отвечала литература, поэтому сборник «И в остроге молись Богу» - продолжает «не сиюминутный», классический путь. «Не бывает атеистов» не только «в окопах под огнём». Об этом знал не только Ф. М. Достоевский, П. Ф. Якубович или В. Г. Короленко, в острогах побывавшие, но и А. П. Чехов с Л. Н. Андреевым, этой участи избегнувшие. Их произведения и составляют костяк сборника. Современность же представлена прозой Б. Ю. Земцова, который побывал и в застенках и на войне.
Рассказы современника лишены эпигонства и того «нагнетания», которое Толстой хлёстко охарактеризовал «он пугает, а мне не страшно». Никто никого не пугает, а страшно будет за чертой. И название сочинений – не игра в постмодерн, а крепкое повествование, которое, при всей своей разрозненности, складывается в единый сюжет. Рассказ «Крещенский вечер на этапе» - именно про крещенский вечер на этапе, а «полночь с чёрным в темноте» - размышления как о писательстве вообще, так и об искушениях в конкретном лагере. «Вечер мёртвых арестантов» написан уже с противоположной стороны, в отчуждённом взгляде на жизнь начальника «исправительно-трудового учреждения», который, впрочем, тоже всегда может оказаться по ту сторону колючей проволоки или земного существования. «Серый и Бурый» - не только про лагерные цвета, но и про ту, немногоцветную жизнь, из которой перелетают на зону сидельцы, а «Ушедший вместе с облаком» и «Последний этап» - про то, как они перелетают на тот свет.
«Отче наш, пропиленовый» - повторение слов молитвы в осмыслении каждодневного труда грузчиком, а «Бегу и волосы назад» заметка о ещё одном человеке, не дожившем до возвращения в дом, которого уже и нет. «Отложенное обретение» это про «дар», созвучный полученной способности в фильме «Чего хотят женщины», только вместо женщин – «мусора», а «Смуглая и… вовсе не старуха» - уже про женщину, но ту, которая приходит в жизни один раз. «Украденный горизонт» - про ощущение замкнутости, которое не оставляет и после выхода на свободу, а «Зазеркалье зэка Семёнова» - наоборот, о выходе за пределы зоны, расширяя сознание не по лекалам Тимоти Лири, а посредством зеркала. Финальный рассказ «Наваждение» же – про перемену восприятия при виде обыденных, в общем-то, персонажей, окружающих каждый день, но от этого не становящихся более понятными.
Рассказы Земцова, при всей их «сиюминутности» (технический прогресс не стоит на месте, и на отдельных зонах уже существуют целые колл-центры), в тоже время фиксируют то вечное, присутствующее здесь и сейчас. Пандемия коронавируса и связанные с этим ограничения вернули ощущения «лагеря» практически всем, и «активисты изоляции» - вполне похожи на активистов при администрации зоны, даже декларируя свою ненависть к вершине управленческого айсберга. Уровень немотивированной агрессии в обществе растёт, и количество понятий – тоже увеличивается. Всем уже давно известно, что на звонок из службы безопасности «Сбербанка» (который стал совсем стрёмным «Сбером») надо отвечать «вечер в хату, часик в радость». Да и «расчленёночка» уже не ужасает, а стала какой-то модной фишечкой Города на Неве. Почти как намордник в московском метро. И поди знай, какие ещё привычки появятся у пока не осуждённых, но находящихся под подозрением и контролем граждан - по окончании «второй волны». Этой вечностью в современности и ценен сборник «И в остроге молись Богу».
