В рамках просветительско-патриотической программы "Имперское искусство" Оренбургского регионального отделения Изборского клуба в октябре этого года в Оренбурге и области с творческим визитом побывал заслуженный художник России, профессор РГГУ, постоянный член Изборского клуба Геннадий Васильевич Животов.
Центральным мероприятием творческого визита стало открытие в Оренбургском областном художественном колледже выставки "Охотник за временем", на которой гость представил несколько десятков графических работ, большинство из которых в разное время было опубликовано в газете "Завтра".
Газетные работы Геннадия Животова не сводятся к традиционным для печати шаржам и карикатурам, не ограничиваются сатирой и фельетоном. В чёрно-белом рисунке со всей мощью и многомерностью воплотилась русская традиция от фольклора до авангарда, сошлись в единый ансамбль, казалось бы, несоединимые стили, формы и техники.
Здесь и лубок с его "святой простотой" и неисчерпаемой народной мудростью. Здесь и портрет, где за чертами лица угадываются жизненный путь, "тяжёлые думы", чистая душа и болящее сердце. Здесь икона, несущая спасительный свет, — кровоточащая и мироточащая, как русская история. Здесь и плакат в лучших традициях соцреализма, с которого Родина-мать зовёт в едином строе сомкнуть штыки. Здесь и монументальное полотно, когда на газетной странице может развернуться вселенская битва или глобальная стройка. Здесь и коллаж, который в своей идейной парадоксальности и глубине достигает эйзенштейновского монтажа.
Геннадий Животов – об итогах оренбургской поездки.
Михаил КИЛЬДЯШОВ. Геннадий Васильевич, у вас за плечами уже не один десяток персональных выставок. В чём особенность, своеобразие оренбургской выставки?
Геннадий ЖИВОТОВ. Это моя первая выездная выставка, на которой представлена исключительно графика. Та часть моего творчества, которую считаю главной. Каждый рисунок — это так или иначе воплощение всех моих знаний и суждений об истории искусств. Зачастую действительность рождает такую неожиданную идею для рисунка, что в нём воплощается, буквально врываясь в него, какой-либо стиль, мотив или образ из мировой культуры, который, казалось бы, раньше жил на периферии твоего творческого сознания.
Михаил КИЛЬДЯШОВ. Вы в Оренбурге побывали впервые. Наверняка, отправляясь сюда, рисовали в сознании определённый портрет города, представляли его атмосферу, жителей, творческую среду. То, что увидели, совпало с тем, что ожидали увидеть?
Геннадий ЖИВОТОВ. Я пытался проецировать на Оренбург свои общие представления о русской провинции, знания о моём родном городе Кемерово. Я хорошо представляю среду художников современной глубинки, их цели, планы, мечты. И мне казалось, что моя выставка станет для их творческого сознания инородным телом. Провинциальному художнику сложно вписать своё творчество в контекст новейшей истории, в её фактологию, потому что наиболее острые события последних тридцати лет нашей страны происходили в столице. Все ужасы, все потрясения лавиной накатывали на великую державу из Москвы. И я был непосредственным свидетелем всего этого, стал ловцом новейшей истории.
Но в итоге среди художников и писателей здесь я встретил немало единомышленников. Они оказались хорошо знакомы с моим творчеством благодаря газете "Завтра". У нас нашлось много общих тем для бесед, переживаний и воспоминаний.
Михаил КИЛЬДЯШОВ. В результате всех мероприятий и встреч у вас сложился единый символический образ города и области? Как бы вы изобразили его графически?
Геннадий ЖИВОТОВ. Уже от самого имени "Оренбург" веет затаённой, неразгаданной и неизъяснимой историей России. Здесь живёт имперская мечта. Тот драгоценный ампир, который оренбуржцы сохранили в архитектуре города, в его историческом центре. Продолжайте беречь этот благородный облик, ограждайте от современных монструозных сооружений, которые деформируют пространство, разрушают целые пласты времени.
Если бы я по итогам своей поездки сделал общий рисунок, то в его основу лёг бы образ горизонтали, чего-то протяжённого, скорее всего — степи. На меня большое впечатление произвёл пейзаж по пути из Оренбурга в Соль-Илецк, где я тоже побывал с выступлением и мастер-классом. Как восхитительны эти равнины и косогоры, уже покрытые ржавчиной осени! Есть в этом какая-то реликтовая память, уснувшее археологическое время, переплетённое с историческим временем. Мне чудился где-то за косогорами топот конниц Емельяна Пугачёва и Чапаева. В неведомой точке времени и пространства они столкнулись, и неясно, кто из них победил.
Михаил КИЛЬДЯШОВ. Вы назвали выставку "Охотник за временем". А чем вооружён охотник, преследующий такого странного зверя? Какие для него существуют капканы и ловушки?
Геннадий ЖИВОТОВ. Я всё же — традиционный охотник и пользуюсь ловушками, которые придумали до меня. Мои ловушки — карандаш, перо, моя кисть. Какое-то время я использовал возможности компьютера: работал с фонами, создавал коллажи из собственных рисунков, монтировал их. Но в итоге от этого отказался. Ведь в искусстве гораздо важнее не приём, который ты придумал, а то подлинное, что сумел разглядеть в жизни, те её изменения, которые успел уловить.
Михаил КИЛЬДЯШОВ. Оренбургское региональное отделение Изборского клуба пригласило вас в рамках просветительско-патриотической программы "Имперское искусство". А как вы понимаете имперское искусство?
Геннадий ЖИВОТОВ. Для меня образец такого искусства — творчество моего учителя, скульптора Дмитрия Филипповича Цаплина. Когда в академических мастерских стали пачками готовить профессионалов — всё рухнуло. Подлинно духовное искусство было у самоучки Цаплина. Он стремится отобразить в скульптурах время, когда в природе ещё не было человеческого господства. Когда ещё не было "искусства", а было "естество". Наша советская империя скатилась с горы, на которую восходила, во многом из-за того, что в искусстве пошла не по цаплинскому пути.
Михаил КИЛЬДЯШОВ. В последнее время вы часто рассуждаете о взаимоотношениях столицы и провинции в нашей жизни. Центр и периферия сегодня противостоят друг другу? Если да, то почему возникло это противостояние, надо ли его преодолевать?
Геннадий ЖИВОТОВ. Все мы, выходцы из провинции, своими жизнями, силами обогатили столицу. Империя всегда очень чётко отлаживала эти взаимоотношения, не создавала противостояния между столицей и провинцией. Империя посылала на окраины разумных наместников, которые как раз и обеспечивали гармонию. Сегодня этого не хватает. В Советском Союзе было хорошее отношение к периферии, и периферия любила столицу. И только в последнее переломное время провинциал не принимает Москву, считает её чем-то чужеродным для России. Москва в его глазах заносчива. Сейчас она "меняет кожу", делает внутри себя своеобразный "евроремонт" и при этом не заботится о провинции.
Михаил КИЛЬДЯШОВ. Лет пятнадцать назад один художник сказал, что современное изобразительное искусство самозамкнулось: на выставки к художникам приходят преимущественно художники, а рядовой зритель из этого процесса постепенно выпадает, проявляет к живописи, графике, скульптуре всё меньший интерес. Что нужно сделать художнику, чтобы окончательно не потерять зрителя?
Геннадий ЖИВОТОВ. Для себя я давно сформулировал: нет истории искусств — есть история заказчика. "Заказчика" не в буквальном, вульгарном смысле, как тот, кто ставит задачу и платит деньги за её выполнение. А как тот, кто в данный исторический момент больше остальных заинтересован в искусстве, для кого искусство важно как генератор смыслов. Подобными заказчиками в разное время становились князья, цари, церковь, коллекционеры. Именно заказчик своими потребностями может актуализировать, выводить на первый план то или иное искусство, направление, автора. Сегодняшний заказчик, например, ушёл в сторону дизайна.
Я давно задумывался над проблемой потери зрителя. Но в столице она проявлялась, может быть, не так остро: в силу определённой "советскости" Манеж во время выставок заполнялся начальством, друзьями художников и искренними любителями искусства, которые всё же оставались. Но сейчас даже начальство на выставки не ходит. Художник буквально приносит и уносит работы, не встретившись с простым зрителем.
Размыкать этот порочный круг теперь, видимо, придётся очень жёстко и решительно. Необходимо встречное усилие: и со стороны зрителя, и со стороны заказчика. Они должны счистить с искусства налёт формализма, утвердить, что первично вино, а не мехи. Более того, художник и зритель — это единое целое. Ведь я должен через себя, своё творчество показать зрителю его мир, его переживания.
Михаил КИЛЬДЯШОВ. В своё время Константин Федин говорил, что для писателя потрудиться в газете очень полезно: "Она вырабатывает самые дорогие качества, необходимые в художественной прозе: краткую форму, точность выражения, ясность мысли". А как художнику помогает газетная работа? Она мобилизует его?
Геннадий ЖИВОТОВ. Когда я думаю о том, что мой новый рисунок увидят благодаря газете сто тысяч человек, я нахожу в себе новые и новые силы для творчества. Иметь своего зрителя — это всегда огромное счастье! Газета постоянно напоминает, что "душа обязана трудиться". Газета систематически вырывает тебя из повседневной рутины, заставляет твою зрительную память перебирать всё, что ты видел в течение недели.
Михаил КИЛЬДЯШОВ. Геннадий Васильевич, в газете "Завтра" вы выступаете не только как художник, но и как публицист. Что побуждает обращаться к слову? Когда художнику хочется писать?
Геннадий ЖИВОТОВ. Писать хочется, когда обижают других художников. Когда, например, попытались опорочить "Мужество" Кибальникова — памятник героям Брестской крепости — я просто вышел из себя! В этом памятнике потрясающе выражена идея, что наша земля нам поможет, что воины — плоть от плоти родной земли, а подлецы из Си-Эн-Эн назвали этот великий монумент "уродством"!..
Если станут обижать моего учителя Цаплина, художников Сергея Харламова, Николая Завьялова, я никогда не промолчу, потому что это очень достойные и любимые мною люди.
Меня во многом возмущает нынешняя культурная политика, когда огромные средства тратятся на бессмысленные перформансы, отвратительные инсталляции, а подлинные художники прозябают в нищете и безвестности. Представители так называемого "современного искусства" идут на эту чужеродную, навязанную извне эстетику, как на дудочку Нильса. Они не сознают, что в настоящем искусстве нет ни правых, ни левых, ни передовых, ни отстающих. В настоящем искусстве в авангарде — только талант. Всё это тоже заставляет браться за слово как за самое мощное оружие.
Михаил КИЛЬДЯШОВ. Когда видишь ваши рисунки не в газете, а развешанными на выставке, кажется, что они становятся кадрами единой киноплёнки, что истории выстроила их в нерасторжимой последовательности. Охота за временем удалась. Всё на свете боится времени, но время боится Геннадия Животова. Оно никуда не исчезло, не ускользнуло, не растворилось. Вы поймали его. Остановили мгновение. А если собрать всё нарисованное вами на сегодняшний день в подобную киноплёнку, какой "кадр" захотите поставить в начало?
Геннадий ЖИВОТОВ. Наверное, тот, что был первым. Это карандашная копия "Странника" Василия Перова, которую я сделал ещё ребенком. До сих пор помню восторг мамы, когда она увидела рисунок. С этого материнского восторга я, видимо, и начался как художник, поверил в свои силы.
