Живет в Нижнем Новгороде удивительный человек: Михаил Иванович Жинько. В этом году будет тридцать лет, как он возглавляет «Автозаводский детский дом-интернат». Место, куда со всей области привозят детей с ментальными расстройствами. Тех детей, от которых отвернулись и родные, и все общество. Из них Жинько делает полноценных людей, которые учатся, а потом работают и получают зарплаты и квартиры. За это директора вполне заслуженно называют «нижегородским Макаренко».
Единственный в России
Других таких «казенных домов» нет во всей стране. Жинько стал единственным в России, кто разработал и внедрил образовательные программы и ввел для своих воспитанников ставки учителей. Назло стереотипу, что такие дети не обучаемы, и им вполне достаточно воспитателя. Сейчас он вспоминает вполне упадническую картину, каким было его хозяйство, когда он только вступил в должность. На городской окраине стояло несуразное сооружение, дети жили в подвале, посереди которого стояла бочка кильки, а хлеб и продукты подвозили на санках. Мало того, окрестная шпана постоянно ошивалась у «дома скорби», и грабила без того нищих воспитанников.
Сейчас на этом месте находится масштабное современное хозяйство: комфортные корпуса, спортивный комплекс, теплицы, мастерские. Его воспитанники учатся в школе при интернате, и параллельно работают, получая профессию овощевода, моляра, столяра. Не престижные профессии, но нужные. В других подобных заведениях, по достижению совершеннолетия, такие воспитанники отправляются во «взрослый» ПНИ (психо - неврологический интернат) где тихо увядают в окружение стариков. У Жинько они получают работу в инфраструктуре интерната, зарплату и …. квартиру. Вот такая социалистическая сказка в капиталистической России. А недавно Михаил Иванович пригласил меня на открытие своего нового детища: храма – часовни в честь Целителя Пантелеймона.
Труд – всему голова
Как-то раз я спросил Михаила Ивановича, кто он больше: хозяйственник или педагог? Тот усмехнулся и ответил, для того, что бы стоять с мелом у доски, нужно иметь мел и доску. Его задачей было максимально расширить сферу деятельности воспитанников, а для этого поневоле приходилось расширять инфраструктуру. Не рассчитывать на «доброго барина», а все строить самому, за счет внутреннего резерва. И что самое важное, при этом менять не только мировосприятие детей, от которых общество отказалось, но и менять взгляд на таких детей этого общества. И начинать здесь можно только с самого себя и своих подчиненных. В результате параллельно хозяйству росла огромная методическая база, которой, к сожалению, мало кто хочет воспользоваться. Видимо потому, что это кропотливый труд. Превратить потенциального «нахлебника» в полноценного человека, который словно в насмешку платит налоги государству, экономя на своем лечении. Как бы говоря обществу: «Вот вы от меня отвернулись, я для вас «убогонький» но вы ошиблись. Я полноценный гражданин страны, а не ее нахлебник».
Как –то к Жинько приехали немцы и отбыли из его хозяйства крайне расстроенные: у них только лечат, а не учат. И тем более не работают. Сам Жинько шутит, что он никуда не ездит по обмену опытом – не у кого ему учиться. Его воспитанники зарабатывают себе на жизнь сами. Потому что в основе педагогических методик Жинько лежит такое забытое понятие как труд. И директор любит повторять, что «трудовое воспитание должно стимулироваться материально». Труд дает его воспитанника ощущение реальной жизни, от которой они были совсем оторваны. Они трудяги, в отличие от своих якобы «здоровых» ровесников, мечта которых ничего не делать и за это хорошо получать.
Духовное и мирское
Воспитанники Жинько определяются как дети с «ограниченными возможностями здоровья». За этим определением скрываются ДЦП, олигофрения, шизофрения и прочие заболевания. При этом лишь немногие из детей принимают лекарственные препараты. Вместо таблеток - микроклимат в учреждении, физиотерапия, различные кружки, спорт, художественная самодеятельность и т.д.Сейчас в интернате 174 воспитанника. Из них за более чем сотней уже закреплено жилье. Выбрано около 30 самых лучших, которые будут интегрированы в общество и жить самостоятельно. Есть и очень тяжелые детки. Но Жинько добился, что бы они все были обучаемы. Вроде бы немного в масштабах огромной страны. Увы, еще раз повторюсь, что такую «мелочь» повторить пока никому не удалось. И поневоле возникает вопрос, что может двигать таким подвижником? Только вера, которая необходима и ему самому, и его воспитанникам. На открытие храма митрополит Нижегородский и Арзамасский Георгий сказал просто: «Невозможно добиться благополучия только своими силами. Только с помощью Божьей».
- Нами были отработаны образовательные, спортивные, реабилитационные модели, создана база отдыха, - поделился директор, - Была проделана огромная работа, но чего-то не доставало… Увы, в суете работы мы часто забываем про вечные ценности. Нам не хватало духовного воспитания! И мы в главном корпусе сделали комнату – молельню. В результате все наши дети - крещеные. Наряду с общеобразовательными предметами, еще в середине 90-х в программе появился предмет «основа православной культуры». Понятно, что это не богословские курсы, а программа на уровне вспомогательной школы. А потом у меня возникла идея строительства храма – часовни. Владыка, митрополит Нижегородский и Арзамасский поддержал эту идею.
Стройка шла шесть лет. Не смотря на масштабность хозяйственной деятельности Жинько, денег все-таки не хватало, строили своими силами.
- Приходилось слышать мнение, что наши дети ничего не понимают, зачем им это надо? При этом тот, кто такое говорит, совершенно не представляет нюансов нашей работы. Когда мы впервые в России ввели ставки учителей, мне так же говорили: зачем тебе это надо? Они же у тебя не обучаемые?! Время показало, кто из нас прав… Теперь все направления, для обучения, воспитания и адаптации в окружающей жизни у нас наконец-то отработаны. Духовное воспитание подводит черту светскому образованию. Это уже полностью гармоничная личность: и с материальными, и с духовными потребностями.
Слово художника: «заканчивается греховная история»
Увы, светская педагогическая наука не всегда может забраться в самые трепетные изгибы души ребенка. Нужно быть своего рода художником, что бы объяснить такие тонкие материи. Это уже третий «авторский» храм, который целиком расписал нижегородский художник Николая Сметатин. Двадцать пять лет назад он впервые попал в интернат и с тех пор стал другом педагога – новатора. Эскизы храма он вынашивались около года.
- Этот храм очень продуман, по сравнению с теми, что я делал раньше. На детей визуальный образ действует гораздо лучше, чем любые нравоучение. Именно поэтому я очень серьезно отнесся к росписи храма. Для ребенка с ментальным расстройством это своеобразная азбука духовного мира. Она не должна быть сложной и заумной. Это характерно не только для таких детишек, но и для менталитета россиян. Недаром великий русский писатель, сказал, что «красота спасет мир». Мы идем через образное восприятие, через визуальный ряд. Недаром в народе говорят, что «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Зрительный образ – обобщающее явление. Он позволяет миросозерцать, дает картину мира в целом. В то время умом, интеллектом, мы все дробим на части. Приучаясь к зрительному образу, ребенок и мир начинает воспринимать по-другому: более всеобъемлюще, более цельно. Ребенок ощущает внимание чего-то иного. Мы взрослые люди, являясь гражданами Земли, немного ощущаем себя гражданами Неба. А такие дети наоборот – в большей степень граждане Неба. Визуальный ряд позволяет ребенку еще больше ощутить свое «небесное гражданство». Ребенок понимает, что Божья матерь, это и его мама, Святой Пантелеймон его лечит вместе с врачами и т.д. Для ребенка Святой – свой человек, который поможет ему, заступится за него. Его можно попросить о простых вещах. Например, что бы бабушка приехала навестить… У детей из интерната нет сложных молитв: даже если они просто крестятся, то уже глубоко молятся. Храм именно для таких прихожан: они в него пришли и этого вполне достаточно.
Для росписи храма был выбран романо – византийский стиль. Он более архаичен, более наивен, более понятен детям. Да и вообще русским людям: «святая простота» нам ближе. Пока я писал, дети приходили, молились, смотрели, как я работаю. Можно сказать, участвовали в этом деле. Я даже давал им рисовать небольшие детали, хотя это, вообще-то не позволительно.
За время общения с воспитанниками я понял простую вещь: на этом ребенке – инвалиде, заканчивается наша греховная история. Вот мы грешим, грешим. А на нем все закончится…Он за все наши грехи отвечает… Эти дети стали для меня братьями, я стараюсь попросту с ними общаться. Я понял, что и сам такой же как и они. Я сам близок к этой простой, архаичной форме. Она у меня постоянно проскакивала, когда я занимался светской живописью. Ранее, расписывая другие храмы, я все-таки больше придерживался классической школы. А здесь вдруг возникло то, что я долго искал в светской живописи, та самая «святая простота».
Интеграция и молитва
Сейчас в России происходит столкновение двух взглядов на детей – инвалидов. С одной стороны, архаичное и сакральное отношение к тем, «кто у Бога», которое почти потерялась. С другой стороны, европейская модель «толерантности», с «особым отношением», когда все окружающие поневоле превращаются в нянек. У интернатовского храма два входа. Один для обычных прихожан, жителей ближайших домов, другой с пандусом, для детей-инвалидов. Но входить можно через любой. Сама идея такого архитектурного решения: взаимная интеграция, взаимная молитва.
По мнению художника, в России дети-инвалиды изолированы, но сакральны. На западе – соединены, но исключительно на бытовой почве. Эти два подхода должны быть объединены. В Европе в инвалиде видят человеческую природу Христа, не видя духовной. У нас с точностью до наоборот. Мы русские люди, зачастую в душе раскольники: стараемся чтить «древнее благочестие», опираясь на западную, просветительскую модель образования. Поэтому наше общество и называется «археомодерн»: модернисты поневоле и архаики в душе.
- В этом проблема и наша, и западного мира. Они выталкивают таких детей в мир, а мы изолируем, как нечто сакральное. Правильно ли мы делаем? В этом интернате этот стереотип нарушается: ребенок инвалид отправляется в мир. Но не с сумой побираться, а с профессией, работой, жильем и счетом в банке. Увы, таких мест у нас больше нет…
На фото: воспитанницы дома-интерната
