Русский духовный театр «ГЛАС — один такой в России. Уже 33 года это название украшает московскую театральную афишу. Репертуар «ГЛАСа» оригинален: здесь нет модных названий и громких авторских имён, но здесь часты обращения к русской старине, к нашей истории.
Об особенностях театра «ГЛАС» и театра в целом мы говорим с художественным руководителем этого русского, духовного театра, заслуженным деятелем искусств России Никитой Сергеевичем Астаховым. Говорим накануне празднования им своего 80-летнего юбилея.
«ЗАВТРА». Никита Сергеевич, почему ваш театр носит эпитеты «духовный», «русский»?
Никита АСТАХОВ. Духовный вектор в момент возникновения Русского театра в Древней Руси — безусловен и неоспорим. Люди тогда были ближе к Богу, потому что все их мысли были о Боге. Духовность, религиозное сознание пронизывали все слои русского общества в течение ещё многих веков.
Иное дело, что развитие Русского театра далее диктовалось радикальными изменениями в обществе, и, соответственно, отношением общества к церкви.
Наш Русский духовный театр «ГЛАС» был создан в период, когда после десятилетий атеистического давления, российское общество вновь развернулось в сторону Православия, стало вслушиваться в Мироздание. Этот поворот и продиктовал стратегию развития театра «ГЛАС». Духовного развития, устремлённого к родным истокам.
«ЗАВТРА». Чем, по-вашему, руководствовались наши праотцы, когда обратили свое внимание на необходимость построения на Руси театра?
Никита АСТАХОВ. По большому счёту (если исключить модные веяния, исходящие из Европы) они руководствовались, безусловно, заботой о воспитании русского человека. Чтобы он (человек) гармонично существовал в этом грешном мире.
Екатерина II обращалась к Фонвизину примерно с таким вопросом: «Каковы есть основные черты русского человека»? На что писатель отвечал, что русский человек быстрее других соображает в обычной жизни, а в духовной — стремится к праведности.
Я добавил бы к словам Фонвизина, что у него (русского человека) было и есть желание стать святым. Оттого просвещенные люди и царствующие особы особенно заботились, чтобы национальные нравственные качества русского человека не затухали. Оттого и развивалось стремление создавать такое нравственное пространство, в котором бы в первую очередь этот путь проходили бы люди творчества (в данном случае – театра), в другом, – те, кто находится по другую сторону занавеса.
«ЗАВТРА». Оттого первые опыты (и драматургические, и сценические) основывались, именно, на религиозных темах?
Никита АСТАХОВ. Общеизвестно, что сознание общества XVI-XVII веков (на эти столетия и пришлось зарождение театра в России) было религиозным, христианским. Оттого основа общественной нравственности в России имеет глубоко религиозные корни. Мы помним, что выше задачи стать святым для русского человека — не было ничего. Возник даже такой термин — «обожение» грешного человека.
«ЗАВТРА». Но церковь сразу не приняла театр?
Никита АСТАХОВ. Церковь не принимала языческий театр. Конфликт начался отсюда. Но дальше театр изменился, и этому способствовала его религиозная тематика. Мы знаем, что длительное время существовало и развивалось такое явление как школьный театр в стенах храма, монастырский театр тоже был близок к церкви.
Серьезное размежевание произошло позже. И оно произошло, когда актёр перестал служить Истине, то есть Богу. Иоанн Златоуст говорил, что главная задача художника — это служение Богу. И вот эта задача почему-то ушла. Театр сделал главным — действующее лицо из пьесы. Произошло такое самовыпячивание актера.
«ЗАВТРА». Не в том ли возникшее отсутствие взаимопонимания, что театр, собственно говоря, в каких-то вещах стал подменять церковь, вторгаясь в высокие религиозные сферы?
Никита АСТАХОВ. Дошло даже до того, что Ленин (уже в XX веке) сказал: «давайте, церковь заменим театром»…
Взаимопонимание нарушилось благодаря вольности художника. Человек стал считать себя выше Бога. Болезнь приобрела общественный характер. А театр является зеркалом происходящего в обществе. Художники интуитивно чувствуют изменения, они воспроизводят отображение тех событий, которые происходят в социуме. В нём же, как известно, процесс секуляризации начался еще в середине XVII века. Это было массовое отхождение людей от церкви, такое глобальное своеволие. И оно пошло по всему миру. Но это особый разговор.
Особенно эта болезнь открылась и выразилась в русском народе. Нам ведь свойственно во всём доходить до своего апогея. Полпути нам мало, нам надо до конца. Если остальные народы ещё как-то держались, то мы шли до упора, и дошли до атеизма. Именно за счёт этой нашей национальной черты — всё познать. А человеку не нужно всего познавать. Есть такие знания, которые несут вред. Константин Леонтьев, по произведению которого «Дитя души» в нашем театре (впервые в России) создан спектакль, говорил: «Чем философии талантливее, тем они опаснее для человека. Потому что в них заложен бунт».
«ЗАВТРА». А человеческий интерес к надреальным, т.е. духовным проявлениям?.. Ведь театр по своей природе способен, должен этим заниматься, и, наверно, были, есть и будут такие попытки, когда театр берётся объяснять какие-то сверхъестественные вещи, которые должна объяснять одна церковь?
Никита АСТАХОВ. Суть театрального искусства — нематериальна. Оно только кажется реальным, материальным: актёры, декорации, костюмы, тексты, мизансцены, музыка, танец, — кажется, что всё это абсолютно реально. Так оно и есть, но в совокупности, в соединении всех выразительных средств, сценическое нечто — всегда нереально, оно говорит о нематериальной жизни человека: художественный образ, мечта, настроение, печаль, радость, воображение, страдание, переживание, озарение… Если театр только сугубо бытовой — его назначение теряется. А оно в том-то и заключено, чтобы развивать человеческое сознание, поднимать его на духовный уровень, этим самым театр и близок к церкви. Но ни в коем случае замены церкви театром быть не может, потому что церковь занимается сугубо духовно-религиозными вопросами.
«ЗАВТРА». Каково тогда ваше определение духовности? Особенно в применении к сцене?
Никита АСТАХОВ. Константин Сергеевич Станиславский писал об «организации жизни человеческого духа на сцене». «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа». Это текст из Евангелия.
Дух — это такая субстанция, которая выше материального сознания человека. Возьмем узловую цитату из классиков, которую так и не могут разгадать на сегодняшний день: «Бытие определяет сознание». Что чего определяет? Тут куда ударение поставишь, то и определяет. Сознание может определять бытие. То есть я могу через свое сознание построить свою жизнь — бытие. Но с другой стороны, какой материальный быт у человека, такого у него и сознание. Эта цитата двоякая. Просто надо определиться: где мы поставим ударение — там появляется определённый смысл.
В жизни так и происходит. В частности, в искусстве. Или сознание человеческое формируется просто благодаря бытовой материальной жизни — реалистическое искусство. Или же человек своим сознанием старается изменить мир, изменить свою реальность. И вот здесь как раз вопрос духовности является главным, потому что — сначала дух, потом сознание, потом реальность. То есть, ты получаешь от духа определенную мысль. Таким образом, сознание может формироваться снизу, от быта, а может сверху — от Духа Святаго.
«ЗАВТРА». Оно избирательно сверху формируется?
Никита АСТАХОВ. Господь даёт всем. Другое дело: слышишь ты или не слышишь. Всё дело в человеческом «воспринимающем органе». А он может и атрофироваться, если в это «ухо» всё время забивать только материальную информацию, тогда дальше «ухо» уже больше ничего не будет слышать, кроме примитивно-материального.
«ЗАВТРА». Можно ли так сказать, что духовному театру важно слышать Божьи мысли?
Никита АСТАХОВ. Голос церкви нам надо слышать. Трудности светского театра в ХХ веке были в том, что художникам запрещалось ходить в церковь. Театр перестал слышать голос церкви.
Нас называют духовным театром, а в этом и есть наша попытка услышать голос пастыря, голос Владыки, голос Святейшего. Это очень трудно — воспринимать напрямую голос Духа Святаго, для этого должен быть очень высокий духовный уровень у человека, занимающегося искусством. А вот при помощи церкви человек получает духовное развитие, и, возможно, обретает ступень к тому, чтобы была у человека возможность воспринимать то, что говорит Святой Дух.
Ведь в нас всегда звучит внутренне Голос. Откуда-то он в нас появляется. «Не делай этого!». «Остерегись!». Или: «Можешь делать!», «Будь спокоен!». У нас есть эта способность — внутри себя слышать Голос. В нас, как говорит об этом Иван Ильин, есть некий «духовный орган», через который нас кто-то предупреждает, наставляет и направляет. И чуткий человек сразу заволнуется, в нем тотчас начнётся анализ услышанного.
А настырный человек, который не очень слышит или слышит только себя, — не заволнуется, он просто оттолкнёт от себя подсказку. Хотя эту подсказку, этот Голос он и услышал, но сразу начал сопротивляться, делать по-своему. Раз по-своему, два — и всё: «ухо» перестает слышать, духовный орган перестаёт работать.
«ЗАВТРА». Если говорить о театре «ГЛАС» то, наверно, эти «подсказки» и есть важнейший, фундаментальный, духовный механизм работы театра?
Никита АСТАХОВ. Надо создать такое пространство, в котором бы человек хорошо слышал.
Надо создать такое удобное (для режиссёра, актёров) состояние, в котором было бы удобно понимать то, что подсказывается извне. Приходит какая-то мысль, её надо услышать, проконтролировать, включиться в неё и, наконец, найти выразительное средство для её воплощения (это уже чисто профессиональное). Главное — услышать! И понимать, что это не моя мысль, она ко мне приходит.
Поэтому — Голос, Глас. Мы не случайно так назвались. Для нас важна, прежде всего, попытка услышать этот Голос.
«ЗАВТРА». Голос, не только изрекаемый со сцены, но услышанный нами, данный свыше.
Никита АСТАХОВ. Духовный театр является своего рода проводником. Это качество (проводника) есть и у глубоковерующего человека, и у верующего художника. Я думаю, у каждого человека, есть талант передавать людям то, что даётся свыше. Художник является проводником, он находит выразительные средства, чтобы донести полученную мысль в понятной зрительному залу форме. Ученики говорили Иисусу: зачем ты говоришь народу притчами? И Иисус отвечал: «Для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано, ибо кто имеет, тому дано будет, и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; потому говорю им притчами, что они видя не видят, слыша не слышат… ибо огрубело сердце людей сих»… Так и театр находит свой язык в общении со зрителем.
Театр находится МЕЖДУ нереальным миром и реальным зрительным залом.
И ему надо соединить эти два мира. Или донести какую-то мысль из нематериального мира в мир земной.
«ЗАВТРА». Чем могут быть сегодня интересны в этом смысле театральные опыты «седой старины», древнего русского театра?
Никита АСТАХОВ. Языком прежде всего. Мы понимаем, что сегодня русский язык совсем другой. И что сегодня идёт атака на русский язык, на его корневую природу. Язык коверкается, подменяется, стирается. Но все корни нынешнего языка (а с ними и корни бытия нашего) заложены в том языке. Писатель Чивилихин сказал: «Чтобы идти вперёд, нужно хорошо знать: откуда идешь, чтобы не заблудиться в пути».
А мы идём из старины вперёд. И ты не знаешь, куда ты идёшь. То, что сзади, ты знаешь: опыт, традиции. А что впереди — неведомо. А впереди — тёмный лес, можно заблудиться и ходить кругами. Так вот, то, что остается позади — и есть наш единственный, надежный ориентир. По нему всегда можно вернуться к своим истокам и встать на верную дорогу. Чтобы идти вперёд, а точнее вверх — «к Верховной Высшей Красоте», как сказал Николай Васильевич Гоголь.
«ЗАВТРА». А с точки зрения духовности наша «седая старина» что нам (театру) даёт?
Никита АСТАХОВ. То, что мы всё-таки преодолеваем полосу атеизма, что мы каким-то образом выкручиваемся, вывертываемся, выворачиваемся из нашего, изуродованного безбожием, состояния. И нам надо все время возвращаться к нашей высокодуховной истории русского народа. Когда приезжали к нам иностранцы в XV веке и восхищённо говорили: «что же это за народ такой, по шесть часов стоят в церкви и молятся! Не сядут! Мечи на них тяжёлые и тяжелы их одежды. И с ними малолетние дети. И все храмы полны!».
Это же какая сила в Молитве была!.. Потому и могуч такой народ был! Такая всенародная воцерковленность! Такая мощная духовная сила! Попробуйте с таким народом что-то сделать!
И искусство наше такое должно быть. Могучее, здоровое, сильное, безо всяких вывихов. Честное, желающее помочь человеку, помочь прийти к Богу!
Беседовал Юрий Шилов
