Выгнув спину, рыжая уличная кошка пригнулась, слегка присела на задние лапы и с места, пулей рванула вдоль стены здания. Пёс отвлёкся, инстинктивно дёрнул головой в сторону резкого движения, что заприметил самым краешком глаза, и движением мышц под шкурой показал - готов броситься в погоню.
- Рядом!-Едва слышно произнесла девушка и изящным, чуть заметным взмахом узкой ладони, затянутой в невероятно гладкую - ей нравилось экспериментировать с материалами - перчатку, дёрнула сплетенный из множества мельчайших дюралевых колечек поводок. Как-то одна близкая подруга поразилась их взаимопониманию с псом, с лёгким оттенком пренебрежения, назвав их – «на грани с телепатией», мол, он же буквально читает твой взгляд, улавливает малейшие колебания тембра и интонаций. Так оно и было, но в голосе подруги, лениво потягивавшей мартини, слышалась лёгкая обида, смешанная из инстинктивной неосознанной ревности и понятной зависти. Тогда, оторвавшись от потрёпанного томика невероятного Говарда Лавкрафта и слегка саркастически улыбнувшись, девушка ответила:
- У нас с ним углеродная связь,- и тут же натянула поводок до предела, так что пёс вынужден был задрать лобастую голову, а потом самыми кончиками ногтей прошлась по его едва обнажившейся примятой шерсти под ошейником, так что он мелко задрожал и даже зажмурился от удовольствия.
Действительно, пёс постоянно был рядом с ней, они практически не расставались, и все приятели и знакомые, ну то есть все те, кому она чуть снисходительно разрешала быть рядом, уже и забыли, когда видели её без поводка в руке, и привыкли к этому безмолвному, лишь изредка рычащему, сопровождению, тенью следующему в полушаге сзади.
Вот и сейчас, услышав приказ, пёс тут же забыл о драной кошке, отвернулся, подтянулся и засеменил рядом с хозяйкой, мигом вернувшись в ритм, который глухо отбивали толстые подошвы её массивных, тщательно зашнурованных ботинок.
Диссонанс между кажущейся внешней хрупкостью девушки с фарфоровым личиком и брутальностью её визуального образа, намеренно подчёркиваемый отдельными деталями туалета, в том числе тяжёлыми футуристичными башмаками из самых мрачных и специфических бутиков далёкого, практически недоступного Лондона, создавал своеобразный густой тёмный коктейль из дизель и кибер-панка - в итоге, получался очень яркий и агрессивный, неповторимый индивидуальный стиль. Эта хищность была совершенно осознанна - так она демонстрировала, даже скорее вымещала, переполнявшее её ощущение естественного превосходства над всем окружающим миром и слегка подчёркивала полнейшее пренебрежение ко всем тем, кто видел в ней одно лишь воплощённое высокомерие. Всем своим тщательно продуманным внешним видом девушка как будто утверждала – «я идеальна, эталонна, недоступна. Мой внутренний мир это космос. Мой IQ недостижим для вас. Единственное, что вам остаётся это признать моё врождённое верховенство, подчиниться и исполнять мою непреклонную волю». Этот посыл был до того чётким и ясным, что даже самые деревянные особи homo sapiens мгновенно его считывали, если и неосознанно, то на животном, более им привычном и освоенном, уровне. У других же эти эманации власти наоборот вызывали неодолимое, практически не контролируемое, влечение. Бывало и так, что это притяжение сплеталась с яростью от собственной беспомощности и выплёскивалось неприкрытой угрозой - особенно часто подобная реакция была у рэднеков из захолустья, которых ой как немало стягивалось в город.
Защищать её личное пространство нужно было от всех этих проявлений навязчивого «внимания», причём требования к соблюдению priviacy у девушки были крайне высоки - косой взгляд, просто сузившиеся зрачки или даже лишь намёк на поворот головы ей вслед у случайного прохожего, благодаря её природной внимательности и наблюдательности, также были в её восприятии вторжением и посягательством, а потому должны были непременно получать свой жёсткий и желательно невербальный ответ. Чаще всего было достаточно её тщательно отрепетированного испепеляющего взгляда, но в исключительных случаях для защиты нужна была и прямая агрессия. Вот пёс и был клыкастым олицетворением её внутренней силы, служил внешним контуром безопасности. Под сенью излучаемой псом угрозы, она чувствовала себя вполне комфортно. С таким эскортом целостности её внутренней концепции мировосприятия – «уникальное совершенство в контексте всеохватной посредственности» - ничего не угрожало. А ещё он был очень подходящим аксессуаром, отлично дополнявшим тщательно выстраиваемый ею лук.
Когда-то, после окончательного возвращения из Европы, отец окружил девушку стеной охраны, несмотря на все её ярые протесты. С её точки зрения у дуболомов, как она тут же окрестила немногословных серьёзных мужчин в одинаковых костюмах, был огромнейший недостаток - пусть и не высказываемое, но всё же мнение, уж точно оно пряталось в этих квадратных, подстриженных морпеховской скобкой, головах, скрывалось за амбразурами глаз, хоть никак и не выражалось на непроницаемых бронированных лицах, как будто вытесанных из камня. Учитывать это, всё время ощущать сковывающую кандалами слежку, вынужденно брать в расчёт всю ту чушь, что они могут себе надумать на её счёт, а уж тем более ляпнуть - например, доложить отцу, ей ну совершенно не хотелось - именно поэтому пёс был идеальным решением.
У ротвейлера не было мнения, он ни с кем не шушукался за спиной, ни перед кем не выслуживался и не отчитывался, в нём жила лишь слепая преданность и безграничная верность на фундаменте из трепетного обожания - вот такой, пронизывающей каждую клеточку, мотивации девушка доверяла куда больше. Вдобавок, пёс был её абсолютной собственностью, не наёмником, что вступает лишь во взаимовыгодные отношения, сдавая в аренду свою лояльность за доллары, а одушевлённой разумной вещью, признававшей исключительно её власть, безоговорочно. «Власть - величайший из афродизиаков»,- эту цитату Генри Киссинджера она лучше всего запомнила из полного курса политологии, прослушанного ею в университете, только вот интерпретировала некоторые нюансы сей мудрости она слегка по-своему. И вот это архаичное пьянящее ощущение от нахождения на самом пике иерархии, наверное, нравилась девушке сильнее всего.
Скрипя зубами, отец вынужден был согласиться, высокопрофессиональные security пропали, по крайней мере, из зоны прямой видимости, больше не нужно было запоминать имена и различать всех этих безликих Джеков и Гарри, чтобы изображать учтивость, их место рядом с ней занял вот этот тщательно отобранный, исключительно выдрессированный и максимально улучшенный пёс.
В ушах у девушки гремел трек «The Negative One» очень близкой ей по духу ретро команды Slipknot - она любила классику, а вокал Кори «СMFT» Тейлора особенно её будоражил и наполнял силами. Именно эта композиция с ранних лет давала ей заряд необходимой бодрости и агрессии, что помогали противостоять вязкому, пеленающему давлению серого, недружелюбного мира. Таковым он ей тогда казался, особенно в мрачных, затянутых плющом, стенах швейцарской закрытой католической школы для девочек, где она была единственной американкой - уже без малого два десятилетия мало кто мог позволить себе путешествие за океан, по крайней мере, с этой стороны Атлантики. Одна - одинёшенька, на другом континенте, в окружении незнакомых, чужих, посторонних и непонятных людей... И лишь редкие уикэнды с отцом в Лондоне, когда он прилетал туда по делам, ну и, разумеется, короткие рождественские и чуть более длинные летние каникулы дома. Эти годы дались ей ох как непросто, но и сформировали, огранили её личность, закалили характер. Недаром многие знакомые называли её «железный питбуль», конечно же, она резко пресекала подобные вольности, граничившие с фамильярностью, но в тайне гордилась прозвищем и даже использовала этот ник в качестве логина в одном из своих адресов электронной почты.
Они подошли к единственному подъезду иглообразной башни из стекла и бетона, упиравшийся в облака Eagle Nest Building - один из самых современных и технологичных жилых комплексов в невероятно разросшемся за последние годы Де Мойне, в самом его центре. Его выбирали только самые состоятельные, продвинутые и занятые жители города, у которых физически не было времени, чтобы мотаться из обширных пригородов в Downtown* и обратно.
Девушка мягко коснулась подушечкой указательного пальца горошины в ухе - только начавший играть атмосферный «Pitbull» винтажного Die Antword - её завораживал волшебный голос Йо-Ланди Виссер, превзойти которую могла лишь бесподобная Нина Хаген, - оборвался на полуслове. Не оглядываясь, она взяла пса двумя пальцами под широкий стальной ошейник, подтянула к себе на случай, если кому-то из жильцов вздумается выйти из дома именно в этот момент, а другой рукой набрала комбинацию цифр на домофоне. Через секунду динамик зашипел, ожил экранчик, на нём сквозь помехи проступило изображение собранной короткостриженной женщины в стильных smart - очках. Её звали необычным именем Агна, да и в остальном обычного/обывательского/плоского было в ней ничтожно мало. Взять хотя бы её род занятий. Официально в разнообразных дипломах, лицензиях и сертификатах её профессия обозначалась «инженер по нейроорганической модификации», но сфера интересов и возможностей Агны была значительно шире и захватывала многие близкие и не очень области деятельности, причём не пренебрегала она и чем-то совсем уж элементарным - достаточно сказать, что когда-то именно ей довелось прокалывать сегодняшней гостье уши, та ещё училась в школе и была дома на каникулах, и вот в соцсети Alternative Dark она и нашла занимательный аккаунт Агны. Ох и влетело школьнице потом за эту вольность от суровых монахинь в Цюрихе! Но она с непроницаемым лицом вынесла ту взбучку в кабинете и даже не произнесла ни слова в своё оправдание, просто смотрела в одну точку. В итоге она победила, им пришлось сделать исключение в драконовских школьных правилах, не менявшихся с позапрошлого века. Что поделать, ведь её недовольный отец лично позвонил директрисе, а по совместительству матери-настоятельнице, и после разговора с ним чопорная, несгибаемая «надзирательница», как шёпотом величали её пугливо озиравшиеся ученицы, стала пунцовой и просто махнула рукой, тяжело вздохнув. А потом Агна консультировала и помогала девушке с гардеробом, когда та уже окончательно вернулась домой и поступила в Гарвардский университет, эвакуированный в Де Мойн несколькими годами ранее. Конструируя образ, они ориентировались на такие вечные иконы стиля как «шведский сфинкс» Грета Гарбо, бурлеск-диву Диту фон Тиз, а также использовали черты литературного персонажа Лисбет Саландер, гениально воплощённые на экране актрисой Руни Мара. В итоге, получилось то, что они в полушутку окрестили «Нео Гибсон техно-гёрл»**, где всё держалась на трёх китах: самовыражение – элегантность - функциональность, хотя два последних параметра были значительно переосмысленны в духе пристрастий и взглядов девушки.
- Да-а?- узнав посетительницу Агна расцвела, её голос наполнился неподдельным радушием, - ах, это ты, Евангелина, как же я рада тебя видеть!
- Открывай, дорогая, это действительно я,- в бархатном контральто Евангелины Грюнер едва слышно проскальзывали льдистые покровительственные нотки, несмотря на разницу почти в десяток лет между ними. Врождённый характер и усугублявшее его происхождение, к тому же пропущенные сквозь призму собственноручно созданного образа, накладывали свой неизгладимый отпечаток на личность Мисс Грюнер.
- Проходи же скорее, поднимайся...
В этот момент пёс попал в объектив камеры.
- Да ты к тому же и не одна, я вижу, - протянула она с любопытством - давно поджидаю знакомства с твоим питомцем... У меня уже всё практически готово.
Замок едва слышно щёлкнул, и прозрачные двери распахнулись. Евангелина сбросила на плечи глубокий капюшон, в этот момент мощный протектор левого ботинка слегка заскользил по начищенным до блеска полам, девушка инстинктивно ухватилась за спину застывшего как каменное изваяние пса и восстановила равновесие. Они прошли сквозь просторный, залитый ослепительным светом холл и остановились перед лифтами. Евангелина и пёс сделали шаг в кабину и единым, будто тщательно отрепетированным, движением развернулись и замерли, высочайшая степень синхронизации была у них буквально во всём. Створки дверей лифта сомкнулись с едва слышным скрежетом. Девушка аккуратно стянула длинные матовые перчатки, стараясь не зацепить микродермалы у больших пальцев - внутри полусфер из хирургической стали были искусно спрятаны жёсткие диски, законнекченные с сетчаткой правого глаза. Это тоже была филигранная работа Агны. Евангелина нажала кнопку одного из верхних этажей. На антрацитовом ногте указательного пальца был отпечатан белый феминитивный крест. На запястье обнажился браслет с двумя затейливыми, но явно не декоративными, ключиками, со слегка исцарапанными бровками. Лифт начал движение. Евангелина придирчиво осмотрела своё отражение в зеркале, слегка поправила и без того безупречный «конский хвост», в который утром собрала свои роскошные ярко – алые волосы - предмет особый гордости. Строгость убранных простейшим образом волос соответствовала её текущему настроению. Потом расстегнула пальто оттенка воронова крыла, в котором едва угадывался резкий крой шинели-прародительницы от Hugo Boss, поправила блестевшую с тускло-серебристым отливом подвеску из девяти углов, причудливо сплетавшихся в оккультный символ (спасибо монахиням в цюрихской школе и их фанатичному напору) на груди, обтянутой тугим чёрным свитером с высоким узким горлом. Она признавала лишь два цвета - чёрный и красный, при чём в её палитре было место лишь сочным и глубоким эталонным вариантам, никаких полутонов, «только иссине-чёрная перепонка летучей мыши и кровь на бинтах раненых под Геттисбергом»,- как с улыбкой говорил отец, встречая дочь за завтраком с неизменной чашкой утреннего крепчайшего кофе в руках. Оставшись довольна собою, она слегка потрепала напрягшегося пса по голове.
- Успокойся Джокер, ничего страшного. Это простая операция. К тому же, это подарок в первую очередь тебе. Для твоей же пользы и развития.
Ощутив прикосновение хозяйки, пес тут же замер, его уши восторженно дёрнулись, устремились вверх. Слегка обнажились хищные клыки, а ярко синие глаза - это было единственное вмешательство в его геном и отход от параметров породы, которые Евангелина позволила ещё на стадии планирования, сузились в эйфории и даже слегка закатились. Сквозь плотный намордник, оставлявший открытыми практически одни лишь глаза, - у девушки была целая коллекция разнообразнейших функциональных девайсов подобного рода для своего любимца - он издал какую-то восторженную смесь из скуления и лёгкого рыка. Любой тактильный контакт с хозяйкой вызывал у него подобную реакцию, особенно ему нравилось есть сырое мясо, нарезанное кубиками, прямо с её ладони, но это была совсем уж редкая награда за особые достижения. Евангелина хорошо уловила ценность этой физиологической, в рамках концепции академика Павлова, реакции, потратила много сил и времени, чтобы сформировать её у пса, а потому не слишком баловала своего Джокера. Ну чтобы не обесценивать стимул.
Он уже два года был Джокером и давно привык к этому имени, врос в него, считывая даже по губам. Оно же красовалось на теге, прикреплённом к ошейнику, вместе с QR-кодом, именем владелицы и прочими данными. На всякий случай аналогичная информация была вытатуирована у него и между ушей - особой необходимости в дублировании не было, да и шерсть практически полностью скрывала тату, но Евангелине нравился сам факт нахождения даже невидимых знаков принадлежности на породистом псе. Собственность должна быть промаркирована, - считала она, эта убеждённость жила в ней с ранней юности, была абсолютно органичной частью её личности, усугублённой пребыванием в закрытой частной школе для девочек, потому как только Джокер подрос, у него на затылке появилась QR-метка и лаконичная надпись – «Property of Evangeline Gruner». Себе она тогда же сделала рисунок мультяшной Алисы в стране чудес на предплечье. Возможно, в этом был и некий неосознанный жест солидарности.
Сегодня Джокеру предстояло небольшое хирургическое вмешательство – имплантирование нейрочипа системы «Underdog Control 3.0». Ей нравилось техно-инновации. Теперь помимо постоянной геолокации пса, в которой, правда, не было особого смысла, ведь они практически не расставались, на смартфон Евангелины будет поступать информация о температуре его тела, пульсе, давлении, прочих медицинских показателях плюс ещё кое-какие данные. В соответствии с анализом массива накопленных сведений ИИ будет выдавать прогноз состояния здоровья, рекомендации по рациону, необходимой физической нагрузки и тому подобное.
Её отношение к псу было смесью окутывающей умилительной нежности (которую она держала под жёстким контролем) и строго-научной рациональности на грани с утилитарностью, и Евангелина и не стеснялась этого, отнюдь. Девушке было важно здоровье её Джокера, потому что ей нужен мощный, надёжный, сообразительный пёс, а учитывая, что она комфортно себя чувствует, когда он рядом, то прожить он должен как можно дольше, при этом не теряя молодого задора и бодрости, ведь она столько сил вложила в него, взяв когда-то плюшевым смешным щеночком из элитного питомника, тыкавшегося в ноги розовым влажным носом. И вот какую зверюгу она в итоге вырастила своими руками, не подпуская к нему никаких, даже самых лучших, -специалистов-кинологов. Вышколенный и вымуштрованный пёс-компаньон, сурово и с недоверием взиравший на всех, кроме своей обожаемой хозяйки. Джокер жил с одной целью - служить, и ей это нравилось, нравилась та прочная, незримая связь, что установилось между ними, а потому её очень привлекала в характеристиках нового чипа возможность незаметно передавать приказы. Чип мог выдавать крайне-слабые электрические сигналы, постоянно подпитываясь от организма носителя. Их комбинации складывались в заранее определённые владельцем, а в данном случае владелицей, команды. Ей казалось, что это ещё более углубляет их взаимопонимание – во всяком случае именно так Евангелина его видела, и это тешило её внутренней перфекционизм. После небольшого курса дрессировки –электро-сигналы превращались для пса в конкретные команды и намертво запоминались, а реакция на них становилась безусловной и мгновенной, но этот этап, который по прикидкам мог занять от двух недель до месяца, был ещё впереди. А отдавались они простым нажатием пальца через тоже приложение в смартфоне – «Underdog Control 3.0.». Прогресс не стоит на месте, - как любил повторять её отец. Они вышли из лифта, их уже встречали. Пёс замер в полушаге от Евангелины, расцеловывавшейся и обменивавшейся ритуальными приветственными фразами с Агной, уже успевший облачиться в бордовый хирургический халат.
- Можешь снять с него этот жуткий намордник,- она заправляла короткие платиновые волосы, все же выбившиеся из-под шапочки, - я умею с ними обращаться, -закончив с волосами, она неосознанно поправила и кулон на шее, закрученный по часовой стрелке резной спиралью узкий цилиндр, испещренный мельчайшими нечитаемыми символами.
- Лучше не надо, - усмехнулась уголками губ Евангелина и заботливо поправила сидящий на Джокере как влитой, устрашающий посторонних своей свирепой необычностью, намордник, больше походивший на глухую маску, вроде той, что была у Доктора Лектора в одном из любимых ею очаровательных старых фильмов конца прошлого века, - К тому же, ему самому так привычнее, - добавила она через плечо, слегка повернув голову,- ведь правда?
Джокер коротко рыкнул в ответ. Евангелина удовлетворённо кивнула, скорее для самой себя, как учительница, принимающая стихотворение наизусть у любимого ученика, и продолжила:
- Можешь поздороваться, Джокер.
- Вфф! Вфф!- пёс отрывисто выдал глухое, сдавленное приветствие, слегка наклонил голову и устремил насторожённый, но лишённый блеска опасности, взгляд на незнакомку, одетую в подозрительный ему медицинский доспех.
- Достаточно,- голос Евангелины будто бы выключил Джокера, он тут же замолк и опустил голову вниз,- вот это мой Джокер, знакомься, - с ноткой потаённой гордости она снова погладила пса между ушами.
*Downtown- центр города его деловая часть
** - Gibson girl – «девушка в стиле Гибсона», модный типаж конца 19 в., созданный художником - иллюстратором Чарльзом Даной Гибсонном по образу и подобию его собственной жены; идеал «новой американской женщины», подтянутой, светской и утончённой.
