Авторский блог Станислав Куняев 00:00 9 мая 2012

Герои и рептилии

<p><img src=/media/uploads/19/3_thumbnail.jpg></p><p>Каждый раз, когда наступает очередная годовщина Великой Победы, наша мазохистская идеологическая индустрия стряпает на государственные деньги какой-нибудь «штрафбат», или «последний бой майора Пугачёва», или сериалы о зверствах «Смерша», о несчастной судьбе маршала Жукова, или кинобылину о мучениях Вольфа Мессинга.</p>

Встреча на Эльбе. 1945 год.

Каждый раз, когда наступает очередная годовщина Великой Победы, наша мазохистская идеологическая индустрия стряпает на государственные деньги какой-нибудь "штрафбат", или "последний бой майора Пугачёва", или сериалы о зверствах "Смерша", о несчастной судьбе маршала Жукова, или кинобылину о мучениях Вольфа Мессинга. Почти во всех этих эпопеях, мелодрамах и сагах советские люди изображены жертвами режима, "совками" и винтиками бесчеловечного тоталитарного механизма. И поневоле закручинишься: пройдёт ещё какое-то время, и когда уйдут из жизни последние ветераны, а за ними свидетели эпохи — "дети войны", то некому будет ни пристыдить, ни высмеять фальсификаторов истории — всяческих cванидзе, пимановых, пивоваровых... Их усилиями в нашей публичной исторической науке создана такая антирусская атмосфера, что нынешние потомки нацистов, заседающие в европейских законодательных верхах, решились уравнять советский и нацистский режимы, лукаво "забыв" о том, что их отцы и деды в составе коричневой общеевропейской орды топтали нашу землю и убивали её сыновей и дочерей.

И, тем не менее, всегда и во все времена на Западе жили и мыслили люди таланта и чести, о которых в эти майские победные дни я хочу вспомнить. В первую очередь — это блистательная когорта американских писателей, возмужавших после Первой мировой войны в эпоху становления Советской России и Великой депрессии: американской и мировой. Их имена навечно вписаны в историю западной цивилизации. Осуждение ими хищного и бездушного капитализма, обрушившего мировую жизнь в хаос 30-х годов и в пламя Второй мировой войны — было близким и понятным читателям всего мира, не исключая Страну Советов. Знаменитые романы: "Американская трагедия" Драйзера, "Гроздья гнева" Стейнбека, "Домой возврата нет" Вульфа, "Великий Гетсби" Фитцжеральда, "По ком звонит колокол" Хэмингуэя, "Шум и ярость" Фолкнера, — были наполнены социальным пафосом, любовью к маленькому человеку из простонародья, живущему в американской глубинке, неприятием звериных законов рыночной антихристианской конкуренции. Их благотворная власть над человеческими душами длилась в американском обществе целое поколение — до 60-70-х годов, до поры, когда новые идеологи американского общества приняли решение загнать историю в новые кровавые тупики. И недаром финансовая и бюрократическая элита США, осознавшая опасность, которая исходила для них от великих сыновей Америки, сделала в эпоху Рейгана всё, чтобы на смену реалистам и пророкам пришла массовая культура, пришли голливудские мифы с их "оскарами", пришли телевизионные шоу и блокбастеры, пришла, по выражению Макклюэна, "нечитающая деревня, припавшая к голубым экранам". Все идеологические, финансовые и административные рычаги американского истеблишмента стали работать на искоренение из памяти простых американцев реалистического, трезвого и бесстрашного понимания жизни, которое формировали произведения их классиков XX века, учившихся понимать душу человеческую у Толстого, Достоевского, Чехова. С итогами этой "дегуманизации" я сам познакомился в 1990 году во время посещения Америки.

Один из этой когорты, Джон Стейнбек, для создания книги о послевоенной жизни в СССР приехал в Москву в 1947 году, через год после Фултонской речи Черчилля, которая стала, по сути, объявлением Советскому Союзу "холодной войны". Сразу же после речи Черчилля в Фултоне состоялось совещание промышленных магнатов США, словно бы ждавших своего часа. Они как с цепи сорвались. Вот выдержки из их резолюции: "Россия — азиатская деспотия, примитивная, мерзкая и хищная, воздвигнутая на пирамиде из человеческих костей, умелая лишь в наглости, предательстве и терроризме". Чтобы поставить победительницу европейского фашизма на место, это совещание расистов призвало разместить свои атомные бомбы "во всех регионах мира и безо всяких колебаний сбрасывать их везде, где это целесообразно". И это было сказано о союзниках, которые лишь полутора годами раньше спасали англо-американские войска от разгрома в Арденнах, когда тот же Черчилль униженно попросил Сталина организовать "крупное русское наступление на фронте Вислы", чтобы немцы перебросили часть своих войск из Франции на Восточный фронт. Сталин выполнил просьбу Черчилля и спас союзников от позора и поражения. Стейнбек, наверное, не знал сталинского ответа Черчиллю, опубликованного через неделю после фултонской речи 14 марта 1946 г. в газете "Правда": "По сути господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда всё будет в порядке, — в противном случае неизбежна война... но нации проливали кровь в течение 5 лет жестокой войны ради свободы и независимости своих стран, а не ради того, чтобы заменить господство гитлеров господством Черчиллей".

Стейнбек, зная о крутом повороте англо-американской элиты по отношению к вчерашнему союзнику, тем не менее, после двухмесячного пребывания в Советском Союзе, после посещения разорённой Украины и Сталинграда, после поездки в Грузию и пребывания в Москве создал книгу "Русский дневник", в которой с глубочайшим уважением, пониманием и даже с любовью изобразил советских людей, восхитился их самоотверженностью, выносливостью, верой в будущее своей страны, оценил их гостеприимство, дружелюбие и добросердечие, высокое простодушие и чувство собственного достоинства.

Он ничего не приукрасил в этой книге, но ничего и не очернил. Он был верен своему таланту, своему пониманию высокой миссии честного писателя, своему пристрастию к простонародью, которое вершит историю. Конечно, эта книга была поперёк горла и американскому истеблишменту, и Трумэну, и Черчиллю, но Стейнбек писал её не по социальному заказу, а следуя великому толстовскому завету, который предшествовал одному из рассказов Толстого о севастопольской обороне: "Герой, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизводить во всей красе его, и который есть и будет прекрасен, — правда..."

Когда я перечитывал "Русский дневник", то наткнулся в своей библиотеке на книгу с длинным заголовком: "Величие подвига советского народа. Зарубежные отклики и высказывания 1941-1945 годов о Великой Отечественной войне", изданную к 40-летию нашей победы. Эта книга чрезвычайно помогла мне войти в атмосферу героического и трагического времени, когда складывались непростые отношения Советского Союза ("Советской России") с миром западных демократий. Англоамериканский Запад вкупе с эмигрантами из оккупированной гитлеровцами Европы с замиранием сердца следил за событиями на Восточном фронте. В течение всей войны каждая наша великая выигранная битва — Московская, Сталинградская, Курская, и победы поменьше — освобождение Минска, Варшавы, Будапешта, Бухареста, Вены — сопровождались в западной прессе и в телеграммах, летящих в Москву, бурями восторгов, поздравлений, выступлений официальных лиц — в первую очередь Рузвельта, Черчилля, де Голля, Эйзенхауэра и всяческих ВИП-персон: королей и королев, великих герцогинь и принцев, президентов и премьеров европейских стран, сидевших с конца 30-х годов в лондонской эмиграции и с нетерпением ожидавших, когда же советские войска разгромят этих тевтонских гуннов, чтобы им вернуться в свои столицы, дворцы и на свои троны.

В книге множество отрывков из приветствий и поздравлений Уинстона Черчилля руководству СССР и советскому народу в связи с победами на фронтах, но мы не будем цитировать их, зная, что, меньше чем через год после окончательной капитуляции рейха, тот же Черчилль объявит нашей стране "холодную войну". Трудно верить в искренность его красноречивых восторгов. Он, скорее, поступал как государственный деятель, знающий, что у Великобритании никогда "нет постоянных друзей", но есть "постоянные интересы". Искренность Франклина Рузвельта была более естественной и человечной: "Я хочу воздать должное русскому народу, в котором Красная Армия берёт свои истоки и от которого она получает своих мужчин, женщин и снабжение.

Русский народ отдаёт все свои силы войне и приносит высшие жертвы...

Русские оказались способными отступить, не потерпев крушения, они эвакуировали большую часть своих промышленных предприятий на Восток... Мир не видел большей самоотверженности, чем та, которая была проявлена русским народом и его армией под командованием маршала Иосифа Сталина" (1943 г.).

Но кроме официальных поздравлений книга переполнена изъявлением чувств "всемирного гражданского общества", если говорить сегодняшним языком. Выдержки из газет, выходивших на всех материках земли, восторги по поводу побед Красной Армии, которыми восхищались профсоюзы и религиозные землячества, коллективы шахтёров и студентов, политические партии и национальные общины... И всё это изобилие чувств — стихийное и отнюдь не организованное никакими спецслужбами, никакими просоветскими элементами... Не до того было...

В отличие от политиков черчиллевского склада, творческая и научная интеллигенция всех крупнейших стран мира, в первую очередь англоамериканских и европейских, затаив дыхание, ждала нашей победы. Вместе с Джоном Стейнбеком этой верой жили все известные писатели Америки и Европы. Элтон Синклер и Шон О`Кейси, Томас Манн и Бернард Шоу, Лион Фейхтвангер и Жан-Ришар Блок оставили в этой уникальной книге слова благодарности русскому народу, его армии, советскому правительству и лично маршалу Иосифу Сталину. В те роковые времена им было ясно, что кремлёвская власть и каждый советский человек живут одной волей и одной верой в победу.

Теодор Драйзер: "С 1917 года я следил за социальным строительством России и всегда был убеждён в том, что, как говорит Макартур, "надежды цивилизации в настоящее время покоятся на достойных знамёнах мужественной Красной Армии", а также на разуме, природной гуманности и социальном благородстве русского народа".  ("Правда", 1942 г. 23.06.)

Настоятель Кентерберийского собора Хьюлетт Джонсон: "Судьбы человечества поставлены на карту в этой великой битве. На одной стороне свет и прогресс, на другой — мрак, реакция, рабство и смерть. Россия, отстаивая свою социалистическую свободу, борется в то же время за нашу свободу. Защищая Москву, они защищают Лондон". ("Советская мощь", Лондон. 1943 г.).

Испанский писатель X. Бергамин: "Ваша война много грандиозней и страшней, чем та, которую мы вели в Испании. Но зато среди вас нет изменников, как это было у нас, которые предали бы родину врагу" (Из письма, адресованного А. Толстому, М. Шолохову, И. Эренбургу, июль 1941 г.).

Американский писатель Эрнст Колдуэлл: "Русские не рассчитывали, чтобы кто-то за них воевал. Они сами с полной силой сражались за победу. Они вели эту тяжёлую борьбу, не ожидая какой-либо помощи от Англии и Америки. А то количество материалов, которое посылали Англия и Америка, были что капля в море для фронта протяжением в 1500 миль" ("Напролом по дороге к Смоленску", 1941-42 гг.).

Окончание следует

1.0x