Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ в галерее «Триумф»
Галерея «Триумф» (ул. Ильинка, 3/8, стр. 5 (проезд: ст. м. «Театральная»). Работает ежедневно с 11. 00 до 20. 00. Вход свободный.
Новый проект Алексея Беляева-Гинтовта носит затейливое название «55° 45’ 20. 83’’ N, 37° 37’ 03. 48’’ E», что объясняется предельно просто — это точные географические координаты центра Москвы.
Беляев-Гинтовт вновь и вновь «позволяет» себе предлагать утопию, выступать не комментатором реальности, но её творцом, навязывать волю художника. Его проекты непременно и обязательно выходят за рамки «современного искусства».
Вернисаж собрал массы разнообразного народа — художественная богема, философы, политические активисты, пресса. Было много иностранцев, что говорит о реальном спросе на оригинальное русское искусство, на свежий русский взгляд, не имеющие ничего общего с тиражированием «клюквы а-ля рюс» или вымученным копированием венского акционизма полувековой давности.
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ.
Проект «55° 45’ 20. 83’’ N, 37° 37’ 03. 48’’ E» является продолжением выставки 2010 года — «Парад Победы-2937». Это футуристический проект, вид новой Москвы, столицы победившего континента Евразия.
Главная моя идея — Проект возможен. Пусть носителей проектного сознания сегодня очень мало и они не в чести, тем важнее такие люди. Это моё к ним обращение. Это призыв к утопическому, это не Москва какого-то года, это Москва-Утопия. Проект здесь скорее вопрос, чем ответ. И напоминание о том, что всё ещё будет!
То, что на сегодняшний день называется Москвой — необходимо преодолеть. Я предпочитаю жить там, в Москве Сверхновой. Проект «55° 45’ 20. 83’’ N, 37° 37’ 03. 48’’ E», в том числе, вызван невозможностью сосуществовать с видимым. Я стараюсь не обращать внимания на то, что происходит вокруг и смотреть под ноги. Или в небо. Наверное, поэтому центральный образ проекта — это звездолёт.
Кстати, совсем недавно узнал, что у Кремлёвской рубиновой звезды есть автор — Фёдор Федоровский, главный художник Большого театра, лауреат пяти сталинских премий. Он задал и пропорции относительно башен, и внешний вид самой звезды. Кремлёвская звезда, на мой взгляд, одно из наиболее значительных скульптурных событий ХХ века. По безупречности формы — одно из величайших открытий ХХ века. За последние годы я внимательно вгляделся в Звезду, сам её неоднократно изображал — могу сказать, что это произведение сверхчеловеческого характера.
Проект «55° 45’ 20. 83’’ N, 37° 37’ 03. 48’’ E» — это контекст обитания Радикального Субъекта и место воплощения Четвёртой Политической теории. Это моя мечта о платоновском государстве философов. Это подлинный Третий Рим«.
Александр ДУГИН.
К какому стилю можно отнести эти работы Гинтовта? Безусловно, это постмодерн. Но какой-то особенный. Постмодерн деконструирует смыслы. И это делают картины Гинтовта. Мы видим на них знакомые объекты — Кремль, Красная площадь, Мавзолей, храм Василия Блаженного… Но они вынесены из контекста, властно оторваны от банальных связей и привычных структур. Это постмодерн, да. Но… Но в этом нет ни иронии, ни нигилизма, нет издёвки. Это серьезно, совершенно серьезно. Художник взялся за дело по-настоящему. Это, наверное, может напугать.
Второе: деконструируя, Гинтовт реконструирует. Создает из существующих ансамблей и высокоторжественных галлюцинаций новые грандиозные ряды видений, картин, событий. Старый нарратив мягко, но уверенно, отодвинут, как портьера, однако, лишь для того, чтобы дать место новому нарративу — на сей раз построенному по всем правилам глубинной и четкой отточенной рефлексии.
Это, собственно, и есть евразийство и Четвертая Политическая Теория: мы делаем шаг вперед, вправо и вверх, переступая настоящее, запутавшееся в своей тупиковой автореферентности и… И оказываемся в пейзажах Беляева-Гинтовта, все там же, на той же широте и долготе, но явно при этом где-то еще. Там и не-там в одно и то же время, здесь и не-здесь. Это и есть ткань евразийского сна.
Александра РУДЫК.
Из 21 изображения только три сделаны в привычной технике palm printing. Это так называемая »входная группа«. На первом — чешуйчатые, отсылающие к кремлевским, ворота открываются загадочным образом: при помощи неких магических шаров и спирали наподобие телепорта из советских научно-фантастических фильмов. Перед ними — караул: люди и зооморфы с алебардами-бластерами в руках. Вторые два — зум, многократное увеличение стражников, их крупные поясные портреты. Даже не видя оставшихся 18 изображений, понятно, что Беляев-Гинтовт дал выход тому, что интересовало его всю жизнь, — театральности и кинематографичности. Изображения-декорации похожи на скриншоты из какого-то футуристического фильма вроде ланговского »Метрополиса«, только еще менее приспособленного для живых существ. Примечательно, что жителей города для такого большого проекта критично мало. Кажется, что здесь никто не живет вовсе. Главные объекты — художественные »декорации«, колоссальная архитектура и накрывающее конструкцию бесконечное небо то в сполохах северного сияния, то в громадных радугах, то рассеченное исполинскими молниями тропических гроз далеких эпох после глобального потепления.
Оставшиеся статичные работы — сочетание органики и неорганики. Кроме palm printing упомянутой входной группы, художник освоил новаторскую технику — принт нанокраской с УФ-отвердителем на различные материалы. Часть изображений нанесена на лаковые панели, изготовленные »по рецепту« слоеного монгольского лука, то есть, из жил и дерева. Другая часть — на войлочные плиты, армированные деревом (вроде юрты), золоченные вручную. И третья — на панели, сделанные, подобно китайским шкатулкам, из яичной скорлупы и органического клея. Мелкие прожилки-трещинки идут по этим работам, как кракелюры, придавая глубину и усугубляя историчность восприятия произведений.
Новая Москва — гигантское киберпространство, покрытый постоянно меняющимся орнаментом город, наполненный ступами, юртами и хтоническими существами. Однако в нем бережно сохранилась привычная нам историческая застройка: и церковь Ивана Грозного из Коломенского парка, и ансамбль Красной площади, и высотка на Котельнической набережной — только масштаб совершенно несопоставим с человеческим. Сопоставлять и не надо. По Беляеву-Гинтовту, будущее расчеловечено. Это мир многосредных космических кораблей, стилизованных под кремлевские звезды, громадных полуобитаемых городов, заданного ритма.
Это можно назвать футурологией, усугубленной отчетливым кинематографическим эффектом. 12 работ из 21 являются диптихами. Изображения сопровождаются видеопроекциями, полностью дублирующими живописное изображение. Только вопреки станковой статике на экранах с 30-секундными видео заметно движение облаков, птиц, пролета тех самых кораблей-звезд, свечение шпилей, мерцание огней. Совершенно очевидно, что этот сон разума — продуманная фантазия, написанная вовсе не для предсказания будущего или из тяги к мировому господству. Беляев-Гинтовт здесь практически художник эпохи романтизма, для которого важен в первую очередь конфликт, катаклизм, вылившийся в мощную символичную архитектуру — единственную оставшуюся на земле гармонию.
Алексей Беляев-Гинтовт — человек-нарратив, пользующийся в жизни жёсткими формулировками. Это прорыв к той странной утопии, которая, будучи ранее представлена кусками и фрагментами, в отсутствие видимого цельного замысла давала простор для вольных интерпретаций, а теперь, наконец, сложилась у художника в цельную историю. Гинтовт — наследник советской романтической фантастики конца 50-х—начала 60-х годов (вроде Беляева и Казанцева), а вовсе не »Звездных войн« и »Блейд-раннера«. С теми инструментами, которыми »Триумф« снабдил художника, от визуального ряда проекта можно было ждать чего угодно. Однако Гинтовт выбрал отъезд в сторону архетипов и сознательных упрощений, практически совсем убрав из проекта все живое.
В проекте есть еще одно короткое шестиминутное видео — общий монтаж фрагментов из диптихов, перемежающихся некими плавными зумами, укрупнениями деталей. В этом видео как раз и видны толпы быстро передвигающихся по внутренним пространствам прозрачного города то ли людей, то ли их аватаров или информационно-астральных тел.
И только личная упёртость художника, из года в год заставляющая его махать пресловутым красно-золотым флагом в поисках умиротворения и красоты, выдает политические настроения — правда, скорее утопически-большевистские, нежели какие-либо другие, усердно ему приписываемые.
