Яблоко Шарля Фурье (7 апреля 1772 — 10 октября 1837) куда менее известно, чем библейский плод с древа познания добра и зла, «яблоко раздора» трёх богинь, которое Гомер назначил причиной Троянской войны, яблоко Ньютона или эмблема компании Apple, с её «макинтошами» и «айфонами». Но его место в этом весьма знаковом «яблочном» ряду, сопровождающем осознание человечеством собственной истории, совершенно очевидно и никем не оспаривается.
Легенда гласит, что ещё молодой Фурье, однажды приехав из родного Безансона в Париж, поразился тому, насколько разнится цена яблок в столице и в провинции (14 су за штуку и за сотню соответственно). Это и стало толчком для дальнейших размышлений Фурье о лучшем устройстве общества. И да, «при корнях» этой легенды очевидна претензия на открытие столь же фундаментального социального закона, каким является для физики закон всемирного тяготения.
Такой же «ньютонизм» был характерен и для его современников, мысливших в том же направлении и получивших в первой половине XIX века сравнимую с Фурье известность: Анри Сен-Симона (1760–1825) и Роберта Оуэна (1771–1858). И построить общество нового типа казалось тогда делом принципиально той же сложности, как построить новую машину, вывести новый сорт растений, породу животных или что-то ещё в том же роде — на всё есть своя наука...
Но, видимо, это яблоко тогда ещё не вполне созрело — теория Карла Маркса появилась примерно полувеком позже, и автор "Капитала" обошёлся без явных и скрытых апелляций (Apple — какое созвучие!) к авторитету великого английского естествоиспытателя. Однако и не осталось незамеченным. Стоит напомнить: то была эпоха Великой Французской революции и наполеоновских войн, когда сотрясались основы старого мира, а новый только создавался.
И в этом процессе, казалось, мог участвовать каждый: ведь «Liberté! Égalité! Fraternité!» («Свобода! Равенство! Братство!»). В меру своих возможностей и способностей сделал это и Шарль Фурье. Во всяком случае, хотя собственно термин «социализм», который закрепился в последующей истории придумали ученики Оуэна в начале 1830-х годов, суть этого направления общественно-исторической мысли первым обозначил Фурье — правда, как «социетаризм».
Показателен тот факт, что, будучи самым младшим среди отмеченной выше тройки основателей утопического социализма XIX века, который авторитетом Ленина был утвержден в числе трёх источников марксизма (наряду с английской политэкономией и немецкой классической философией), Шарль Фурье исторически оказался первым, кто выступил практически с полным комплексом его идей, и случилось это ещё в 1808 году, при расцвете империи Наполеона.
Важнейшим прозрением (и одновременно заблуждением) французского мыслителя стала идея о необходимости освободить человеческий труд, основу существования и развития всякого общества, от несправедливой эксплуатации, включая «власть денег», а также о необходимости перехода к совместному труду: со сменой рода занятий, привлекательному и творческому. То есть о разделении труда и повышении его продуктивности, прибыльности речи вообще не шло.
Зато Фурье полностью «закапывался» в эту тему, пытаясь не только до мельчайших подробностей регламентировать будущую жизнь таких идеальных сообществ-фаланстеров, с расчётом их оптимальной величины (1500–1800 человек) и распределения создаваемого продукта (8 долей из 12 — труду, 3 доли — управлению и таланту, 1 долю — начальному капиталу), но и найти формы взаимодействия между ними (прототип «сетевых» сообществ — ещё раз привет, Apple!).
Карл Маркс перевёл эти арифметические подсчёты в экономике на язык формул высшей математики — он ввёл понятие «времени общественно необходимого труда» для создания того или иного продукта, пригодного к потреблению, придав расхожей английской максиме «Time is many!» («Время — деньги!») по-настоящему научный лоск. Для французов Сен-Симона и Фурье это было ещё чересчур чуждо, а вот для англичанина Оуэна — уже чересчур привычно.
Да, яблоки падают на землю, так было, есть и будет всегда, что тут такого? Точно так же род человеческий всегда делился на две половины, мужскую и женскую. Однако Фурье в своём видении идеального общества категорически отрицал традиционное социальное неравенство между ними, и не только в части предоставления женщинам избирательных прав, а в гораздо более широком смысле: ведь если собственность — общая, то зачем институты брака и семьи?
Этим элементам своего учения Фурье уделял достаточно много внимания, стремясь перенести их из будущего в настоящее, включая тему «свободной любви» между участниками фаланстеров, что в наибольшей степени эпатировало его современников, последователей в том числе. Ему даже отдаётся приоритет в создании термина «феминизм» как совокупности идей и действий, направленных на преодоление социального неравенства женщин и мужчин.
Конечно, до отрицания природного «неравенства» между полами Homo sapiens Фурье не доходил, однако нынешнее глобальное ЛГБТ/BLM-сообщество, с его тоталитарной «культурой отмены», так же должно бы числить Фурье в числе своих «отцов-основателей». Тем более, тот отрицал брак и семью как институты ненавистной ему «цивилизации» не только на словах, но и на деле: ни жены, ни детей у него официально не было. Да и неофициально — тоже.
Похоже, всех своих современниц Фурье воспринимал как изувеченные обществом заготовки возможного идеала. И в истории с «яблоком раздора» на месте гомеровского Париса он почти наверняка присудил бы его не богине любви и красоты Афродите и не гражданственной богине мудрости Афине, но — самый неожиданный вариант выбора! — богине охоты, целомудрия и Луны Артемиде, сестре-двойняшке Аполлона. Сплошное бесовство, в общем.
Наверное, есть некая ирония истории в том, что на месте статуи Шарлю Фурье, которая была установлена в Париже в 1899 году и убрана вишистами в 1942-м, возник памятник «яблоку Фурье» (исторический постамент при этом спрятали внутрь нового, стеклянного), сразу же прозванный парижанами «четвёртым яблоком» (так оно и есть, если не учитывать «пятое яблоко» — товарный знак Apple) и даже «чёртовым яблоком». То есть место человека занял символ его идей.
двойной клик - редактировать изображение
двойной клик - редактировать изображение
Кстати, в течение 95 лет, почти целого века, имя Фурье значилось и на стеле в Александровском саду у стен московского Кремля. В 1918 году стелу, установленную в честь 300-летия воцарения дома Романовых, превратили в один из объектов советской монументальной пропаганды, заменив имена представителей свергнутой династии именами 19 крупнейших революционных мыслителей мира и России, от Томаса Мора до Георгия Плеханова.
двойной клик - редактировать изображение
В 2013 году этой стеле «вернули первоначальный исторический облик», восстановив, насколько смогли, по старым чертежам и фотографиям, дореволюционную версию. Плиты же с именами мыслителей-революционеров были отправлены даже не на «свалку истории», а практически в небытие. Хотя из истории, как из хорошей песни, слова не выкинешь. Слова родившегося в православный праздник Благовещения Пресвятой Богородицы Шарля Фурье — в том числе.
Причём касается это не только истории революционных идей, коммунизма и советской власти. Не только Николая Гавриловича Чернышевского, с его романом «Что делать?» и снами Веры Павловны, а далее — великого множества отечественных революционеров, Владимира Ильича Ленина прежде всего? Насколько возможным было бы возрождение России как великой державы по итогам Первой мировой войны, а потом — Великой Отечественной и «холодной»?
Кто знает, кем бы и где оказались без знакомства с этими словами, например, молодые «фурьеристы-петрашевцы» Фёдор Михайлович Достоевский и Николай Яковлевич Данилевский? Были бы написаны "Братья Карамазовы", "Бесы" или "Россия и Европа"? Какими бы путями пошли российская и мировая политика, культура, история? А ведь всё это — пути Господни, которые, по свидетельству апостола Павла, неисповедимы.
Поэтому не будем торопиться вычеркивать вроде бы странное, неактуальное и полузабытое имя Франсуа Мари Шарля Фурье из нашей памяти.
Илл. План здания фаланстера с профилем Шарля Фурье над ним
