Американский либеральный философ Фрэнсис Фукуяма написал текст "Война Путина против либерального порядка". Главная мысль человека, предсказавшего 30 лет назад так и не наступивший «конец» истории, верна. Действия России на Украине действительно знаменуют отказ Москвы играть по правилам «либерального мирового порядка». Последний начал частично складываться уже после Второй мировой войны с оформлением таких институтов как ВТО, МВФ, Всемирный банк, но достиг своего торжества после конца «холодной войны» и распада Советского Союза. Тогда США стали единственным центром силы, способным навязывать (принуждением и убеждением) свои представления о том, что правильно, а что нет, всей планете.
Этот порядок был основан идеологически на политическом либерализме, экономическом либерализме и либеральном интернационализме в международных отношениях, а держалось все на особой роли США. Не случайно эту систему называли еще «либеральный порядок под руководством США» (US-led international order).
Россия как особая цивилизация не смогла, да и не могла найти свое место в этом порядке. В результате, по итогам все более возрастающего давления – военного, экономического и идеологического – Москва перешла в контрнаступление. Сама возможность такого контрнаступления означает, что в мире более не один центр силы. Оно совпало и с кризисом либерализма в самих западных странах.
Либерализм: идеология нетерпимости
Фукуяма правильно говорит об этом кризисе, однако опускает многие важные подробности, которые не вписываются в его черно-белую картину мира.
Возьмем определение либерализма. «Либерализм – это доктрина, впервые провозглашенная в XVII веке, которая стремится контролировать насилие, снижая значение политики. Он признает, что люди не согласны в самых важных вещах – например, в том, какой религии следовать, – но они должны терпимо относиться к согражданам, чьи взгляды отличаются от их собственных», – пишет Фукуяма.
В другом месте Фукуяма пишет: «Либерализм ценится больше всего, когда люди сталкиваются с жизнью в нелиберальном мире. Сама доктрина возникла в Европе после 150 лет непрекращающейся религиозной войны, последовавшей за протестантской Реформацией. Она возродилась после разрушительных националистических войн в Европе в начале XX века. Либеральный порядок был институционализирован в форме Европейского союза и более широкого глобального порядка открытой торговли и инвестиций, созданного властью США. Он получил мощный толчок в развитии в 1989-1991 годах, когда рухнул коммунизм и народы, жившие при нем, получили возможность самостоятельно определять свое будущее».
Верно, что либерализм стремится к деполитизации мира и замены политического измерения экономическим. Однако это не означает отхода от насилия и нетерпимости по отношению к инакомыслящим. Англосаксонский либерализм (а другого либерализма просто нет, отцы-основатели либерализма Томас Гоббс и Джон Локк – англичане) действительно возник в контексте европейской Реформации и религиозный войн. Однако он был не антитезой, а продолжением этой Реформации. «Терпимость» основателей либерализма распространялась на других протестантов, но не, например, на католиков. Либералы были готовы и готовы сейчас быть толерантными только к тем, кто мыслит также, как они, в рамках единой парадигмы.
Объявив о защите прав человека и свободы, либералы тут же отвергли любые иные понимания человека кроме как индивидуума, наделенного специфической рациональностью англосаксонского буржуа. Именно поэтому в течение столетий либерализм шел рука об руку с откровенным расизмом. Всех, кто не вписывался в этот идеал, считали недоразвитыми и варварами или злонамеренными врагами абсолютного добра. Отсюда возрождение рабства в Новое время в европейских колониях: африканцев не считали людьми в полном смысле этого слова, потому что они не вписывались в западные представления о рациональном индивидууме как эталоне человека.
Английские либеральные правительства не считали для себя зазорным навязывать продажу опиума Китаю именно поэтому. Представителей китайской цивилизации не считали полноценными людьми.
Единственная позитивная свобода, которую предлагает либерализм – свобода быть либералом. Это заметно и в статье Фукуямы, где он намекает на необходимость борьбы Запада как с внешним врагом – Россией, Китаем, Венесуэлой, Ираном, так и внутренним – популистами, сторонниками Дональда Трампа или традиционных ценностей.
Расизм и война: обратная сторона «либерального мирового порядка»
То, что Фрэнсис Фукуяма мыслит как законченный расист, видно, например, из следующего его заявления: «Иван Крастев, проницательный наблюдатель событий к востоку от Эльбы, сказал недавно в "Нью-Йорк Таймс", что "сейчас мы все живем в мире Владимира Путина", мире, в котором чистая сила попирает верховенство закона и демократические права».
То есть, когда Билл Клинтон бомбил Югославию, когда Джордж Буш-младший вторгался в Ирак, когда Обама поддержал бомбардировки Ливии и смену режима, благодаря которому страна уже 11 лет находится в хаосе гражданской войны, это не «чистая сила» попирала международное право? Или страдания азиатов и африканцев значат меньше, чем слезы европейцев? В лучшем случае, либералы типа Фукуямы готовы признать иракскую войну «ошибкой», тогда как действия Москвы для них – преступление. Они продолжают оставаться верны высокомерному и западноцентричному взгляду на мир.
Либерализм и американоцентричный миропорядок, оформившийся после 1991 года, олицетворяет для Фукуямы «мир», а те, кто подвергают его сомнению на Западе – просто избалованные люди, которые принимают «блага» либерализма как само собой разумеющееся. Это утверждение может быть отчасти верно для самого Запада. Хотя можно ли считать разрушение идентичности благом?
Однако для жителей многих регионов земного шара эра торжества либерализма означала новые войны: вторжения США, удары дронов, смены режимов и «революции» ради «демократии», которые вели к затяжным гражданским конфликтам. Одной из таких «революций» стали события на Украине в 2013–2014 годах, за ними последовал конфликт на Донбассе, тянувшийся 8 лет. Нынешняя военная операция России – лишь закономерное следствие из этой цепи событий.
«Либерализм ценится больше всего, когда люди сталкиваются с жизнью в нелиберальном мире», – пишет Фукуяма. Однако большинство населения России начало ценить иллиберализм, именно столкнувшись с жизнью в либеральном мире, где их страна оказалась унижена и превращена в добычу для внешних хищников, а люди массово вымирали от бедности и безысходности, не успев приспособиться к нормам дикого капитализма. Многие в мире рады бы вернуться в состояние до 1989 года, когда можно было надеяться, что хоть кто-то в мире защитит их от агрессивных действий США.
Кризис либерализма – либерализм как кризис
Фрэнсис Фукуяма справедливо показывает, что те крайности, которые привели к кризису современной либеральной модели, возникли в ней самой. Гендерная идеология и woke-повестка – не следствие «заговора марксистов» и продвижения некоего «культурного марксизма». Неолиберализм в экономике – не следствие внедрения в либеральный лагерь «фашистов».
«Правые дорожили экономической свободой и доводили ее до неустойчивых крайностей. Левые, напротив, делали упор на индивидуальный выбор и автономию, даже если это шло в ущерб социальным нормам и человеческому сообществу. Эта точка зрения подрывала авторитет многих традиционных культур и религиозных институтов», – пишет Фукуяма, – «И справа, и слева основополагающие либеральные идеи доводились до крайностей, которые затем подрывали воспринимаемую ценность самого либерализма».
Однако Фукуяма – философ, и потому странно, что он отказывается признать очевидное. Обе тенденции были заложены в самом основании либерализма. Либерализм основан на принципе негативной свободы, что блестяще сформулировал еще британский философ-утилитарист XIX столетия Джон Стюарт Милль. Либерал ценит негативную свободу – liberty, свободу от ограничений, а не свободу для чего-то (freedom). Смысл либерализма – отсутствие позитивной идентичности, которая накладывала бы какие-то рамки на индивидуума. Поэтому, с одной стороны, в сфере политики эта идеология должна была вести и вела к освобождению от всех форм политической идентичности (государственной, национальной, классовой, гендерной) и максимальной атомизации общества. А в экономике этот же принцип вел к обожествлению рынка, превращению рынка в универсальную метафору человеческих отношений (все продается и покупается), сокращению госрасходов, росту неравенства и т. п.
Можно, конечно, как призывает Фукуяма, попробовать вернуться в 1989 год, когда все эти крайности либерализма, которые приводят к его отвержению, были не столь заметны. Но зачем? Чтобы пройти тот же путь снова, так как либеральная идеология запрограммирована на развитие в этом направлении? И как возможен такой возврат?
Сомнительное процветание
Не выдерживает критики и отождествление либерализма с экономическим процветанием:
«В течение полувека после Второй мировой войны существовал широкий и растущий консенсус вокруг либерализма и либерального мирового порядка. Экономический рост пошел вверх, а бедность уменьшилась, поскольку страны воспользовались возможностями открытой глобальной экономики. В их число входил и Китай, чье современное возрождение стало возможным благодаря его готовности играть по либеральным правилам как внутри страны, так и за ее пределами».
До Второй мировой войны либерализм (в том числе – экономический) отождествлялся с экономическим кризисом, тогда как впечатляющих успехов добивались именно тоталитарные режимы. Государство всеобщего благосостояния в Европе 1950-1960-х было связано как раз с нелиберальным широким госвмешательством в экономику. Тем более, что мир не ограничивался Европой, США и СССР, где, кстати, благосостояние росло без всякого либерализма в те же годы. А в 1970-е произошла стагнация по обе стороны железного занавеса.
В 1980–1990-е наблюдался краткосрочный экономический эффект от неолиберальных реформ на Западе и обнищания постсоветских стран в результате внедрения либерализма. Ни исторический опыт (в том числе вполне нелиберальных стран в политике, использовавших традиционные корпоративные структуры в экономике – «азиатских тигров» и Японии), ни работы классиков экономической теории, например, Фридриха Листа, не показывают устойчивой корреляции между экономическим (и, тем более, политическим либерализмом) и благосостоянием. Скорее, напротив.
Что же касается Китая, то в основе китайского экономического чуда лежит не «готовность играть по либеральным правилам», а высокая трудовая этика и организованность, регулирование доступа на свои рынки и отказ от имплементации либеральных правил в политике. Иначе бы Китай повторил судьбу СССР.
Либерализм не вдохновляет
Либерализм, предельно материалистическая идеология, однако гарантировать материальное благосостояние он не может – или может, но далеко не всем. Либерализм претендует на то, чтобы обеспечивать свободу, но и тут по отношению к представителям нелиберальных взглядов никакой терпимости нет.
«Более того, либерализм может не вдохновлять многих людей. Доктрина, которая сознательно принижает значение политики и поощряет толерантность к различным взглядам, часто не удовлетворяет тех, кто хочет крепкого сообщества, основанного на общих религиозных взглядах, общей этнической принадлежности или глубоких культурных традициях», – пишет Фукуяма.
И словно как свидетельство того, что либерализм не вдохновляет, сам же Фукуяма начинает обращаться к концепту «народа» и «нации», когда речь идет о конфликте на Украине: «Подчинить военной силой разъяренную нацию численностью более 40 млн. человек … Героизм украинцев, сплотившихся вокруг своей страны ... Президент Зеленский стал рассматриваться как образцовый лидер и ...источник единства для ранее раздробленной нации».
В отношении Украины – вполне националистическая риторика. И это одно – свидетельство кризиса либерализма. Если даже такой его защитник, как Фукуяма, не может обойтись без националистических лозунгов, значит – дело плохо.
В целом, статья Фукуямы полна ошибок и натяжек, непростительных для философа. Например, трактовка Индии под многолетним однопартийным руководством Индийского национального конгресса как образцовой либеральной демократии. Или заявления о том, что президент Путин на Украине «рассчитывал на быструю и легкую победу». Откуда такая информация? Коррумпированная олигархическая Украина, с неонацистскими формированиями, интегрированными в вооруженные силы, предстаёт у него оплотом демократии. Впрочем, это тезис западной пропаганды, который мало кто пытается поставить под сомнение.
Какие же рецепты предлагает Фукуяма, чтобы западное общество и западный либерализм смогли выстоять? Воевать с Россией до последнего украинца: «именно украинцы будут нести издержки путинской агрессии, и именно они будут сражаться от имени всех нас». Также либеральный идеолог предлагает сплачивать НАТО, одобрять возвращение германского милитаризма («канцлер Олаф Шольц перевернул десятилетия немецкой внешней политики»).
Внутри же, видимо, стоит ожидать борьбу со всеми «врагами открытого общества», цензуру – потому что оказывается, что интернет можно использовать для «подрыва науки» и веры в «экспертов». В либеральном мире Фукуямы нельзя будет подвергать сомнению основы западноевропейского Модерна и естественнонаучного мышления, которые несовместимы, например, с религиозным мировоззрением. Вместо конкуренции идей – навязывание одной «правильной» парадигмы. И борьба с проклинаемой им «путинской сетью» влияния, куда запишут любого недовольного.
Фукуяма считает это возвращением к 1989 году, то есть к точке, когда он сам объявил о конце истории. Однако, есть принципиальная разница. В 1989 году значительная часть человечества действительно поверила в либерализм. Сейчас она в нём разочарована. И загнать его обратно в «счастливое прошлое» невозможно. Вместо 1989-го можно вернуться в 1984-й, но уже по Оруэллу.
«Нынешний кризис показал, что мы не можем принимать существующий либеральный миропорядок как должное. Это то, за что мы должны постоянно бороться, и что исчезнет, как только мы ослабим бдительность», – звучит предельно тоталитарно. Так говорит Фукуяма.
Публикация: Katehon
