Шамиль СУЛТАНОВ, президент Центра стратегических исследований "Россия —Исламский мир"
Россия вошла в системный кризис, из которого есть только один не катастрофический выход — опережающий мобилизационный проект. К сожалению, исторические примеры проведения такой модернизации в относительно спокойной исторической обстановке можно пересчитать на пальцах одной руки. Как правило, люди и институты, облеченные государственной властью, предпочитают действовать согласно известному принципу "Хотели как лучше, а получилось как всегда", и любое действие, предпринятое ими для решения какой-то проблемы, не решает этой проблемы и порождает вдобавок несколько новых проблем.
Но у нас есть успешный опыт реализации такого опережающего мобилизационного проекта в 30-е-50-е годы ХХ столетия, когда наша страна выступала несомненным лидером развития всей человеческой цивилизации. Это и Победа во Второй мировой войне, и освоение мирного атома, и прорыв в космос, и формирование глобальной геополитической структуры социалистических стран, и — самое главное — создание общества социальной справедливости, которое, собственно, и позволило добиться перечисленных выше достижений при весьма ограниченных человеческих ресурсах.
Советские руководители того периода не сводили идеологию только к текстам, только к пропаганде, — всё это рассматривалось лишь как небольшой элемент оформления идеологии, главным содержанием которой было непрерывное и планомерное действие. Основным идеологическим документом Советского Союза выступала не Программа КПСС, не решения партийных съездов и пленумов. В соответствии с законом 1934 года "О государственном плане СССР" таким идеологическим документом был государственный план, в рамках которого происходило согласование действий всех слоев и групп советского общества. Обсуждение проекта плана начиналось в феврале и заканчивалось в октябре, в нём участвовали все, начиная от первичного трудового коллектива и заканчивая уровнем союзных министерств и ведомств. И такая система обеспечивала поразительные, недостижимые при иных условиях, социально-экономические результаты.
Сегодня самой эффективной идеологией является китайская идеология, модифицированный вариант советской идеологии, которая перехватывает пальму первенства у американской идеологии, организованной на совершенно иных принципах, но также весьма эффективной.
Возьмём, например, такую мощную идеологическую машину, как Голливуд. Голливуд не имеет права выпускать фильмы, где "плохие парни" побеждают "хороших парней". Голливуд не имеет права выпускать фильмы, где беззаконие торжествует над законом. Это не записано ни в одном документе, но все знают, что нарушать данное неписаное правило — значит подписать себе смертный приговор. Внутриэлитное согласие существует в США не только относительно внешней политики, но и относительно ключевых моментов внутренней политики. Там совершенно невозможна и даже немыслима ситуация, когда два первых лица публично высказывают диаметрально противоположные точки зрения на одну и ту же внешнеполитическую проблему. Это не демонстрация "плюрализма" — это демонстрация слабости и разобщенности элит.
Мы живём в корпоративно-клановом обществе, которое начало формироваться у нас в конце 60-х годов, после проведения "косыгинской" реформы, и приобрело нынешние черты на протяжении последнего двадцатилетия. Еще Андропов в 1983 году написал, что "мы не знаем общества, в котором живем". И это действительно так. У нас нет адекватной модели, описывающей кланово-корпоративное общество. Есть кланы на Северном Кавказе, на Дальнем Востоке, да в любом из субъектов нынешней Российской Федерации. Каждый из этих кланов работает со своим составом и со своим населением — принципиально в противовес другим кланам и российскому обществу в целом. То же самое касается и российских корпораций, включая "естественные монополии", — они заботятся о своих интересах, не принимая во внимание интересы общества в целом.
Понять, как устроено наше общество и как можно его изменить, — вот задача для новой государственной идеологии России. Это сложная задача, на много порядков сложнее, чем выполняющий сегодня функции идеологии "попил бабла". Но эту задачу надо решать. Чистое "евразийство", о котором так много говорят, на мой взгляд, подобную задачу решить не может. Это не идеология. Потому что настоящая идеология — та, за которую человек готов пожертвовать своей жизнью, которая дает ему ощущение общности и исторической перспективы. Было время, когда люди жертвовали собой и за "красную", и за "белую" идею. Скажите, кто может пожертвовать собой за "евразийскую" идею? Тут действует очень важный критерий, который в своё время сформулировал Эзра Паунд: "Если человек не готов пожертвовать жизнью за свои идеалы, то либо эти идеалы ничего не стоят, либо этот человек ничего не стоит".
Михаил ДЕЛЯГИН, председатель партии «Родина: здравый смысл»
Любой человек, который пытался взаимодействовать с нынешним российским государством на каких-либо иных, отличных от голого меркантилизма, началах, производит впечатление безнадежного и конченого романтика. Потому что он, как мне кажется, чего-то не понимает
Но что происходит в мире? Мир валится в глобальную рецессию. Этот процесс можно успешно притормаживать на то или иное время, где-то он идёт быстрее, где-то — медленнее, но этот процесс всеобщий, нет ни одной страны, которая не была бы им затронута. Поэтому в рецессию мы упадём всем человечеством вместе. Это будет тяжелейшая рецессия, намного более страшная, чем Великая Депрессия 30-х годов, поскольку выхода из неё через войны и расширение конкуренции попросту нет. Вторая мировая война стала выходом из Великой Депрессии, потому что она из существовавших тогда пяти экономических макрорегионов оставила только два. И за счет расширения пространства монополии, загнивавшие каждая в своем макрорегионе, получили новый импульс конкуренции. А сейчас расширяться уже некуда, и эта ситуация блокирует даже имеющиеся возможности технологического прогресса, не говоря уже о перспективных разработках. Отсюда практически неизбежно "новое средневековье" или даже "новое рабовладение" с лишением огромного количества людей, в том числе — в развитых странах, почти всех привычных им прав, с полным отрывом управляющей элиты от управляемой массы.
Мы отчасти к этому уже идём и отчасти к этому уже привыкли. В этом движении вспять Россия оказалась в авангарде, не нужно делать вид, что это не так. Но глобальный управляющий класс, который уже сложился в планетарном масштабе, очень жестко противостоит любой национальной обособленности и любой национальной самостоятельности. И это обстоятельство открывает новые возможности для патриотов всех стран, которые раньше самозабвенно грызлись между собой за границы, рынки и прочее, потому что их попросту сметает общий для них враг — глобальный управляющий класс.
Наши либералы — представители и агенты именно этого глобального управляющего класса, которые давно не имеют никакого отношения к идеалам свободы и прав человека, зато твердо убеждены в том, что все государственные аппараты призваны отстаивать не интересы собственного населения, а интересы глобального бизнеса.
Но считать российский государственный аппарат только по этой причине положительным фактором мировой политики я бы не решился. Поскольку его специфика такова, что нам впору запрещать использование слова "коррупция". Ибо "коррупция" подразумевает, что воровство — это плохо. Между тем именно воровство выступает сегодня как фундаментальная основа нашего государственного строя. Его принципы можно сформулировать следующим образом: "Разворовать и уничтожить всё, что есть, полученные активы вывезти за границу и там легализовать в качестве личной собственности". Эти люди сами себя называют "оффшорной аристократией", и к этому ни убавить, ни прибавить ничего нельзя. В этом отношении разница между либеральным кланом и теми, кто ему противостоит, вовсе не принципиальная. Но, поскольку кризис всё ближе и ближе, наша правящая верхушка рано или поздно оказывается перед выбором: или ждать, пока к ним прилетит очередная Хиллари Клинтон с батальоном спецназовцев и реквизирует их собственность, или начать решать самые насущные, жизненно важные проблемы государства и общества, которыми они управляют.
Таких проблем у современной России ровно шесть.
Первая — пресечение коррупции. Ничего сложного в этом нет.
Вторая — ограничение произвола монополий.
Третья — обеспечение реального прожиточного минимума для всех граждан РФ. Это сегодня нормальная граница не только для социалистического, но и для любого, желающего развиваться, общества.
Четвертая — разумный протекционизм во внешней торговле. Потому что сегодня у нас происходит массовое уничтожение рабочих мест. С одной стороны — при помощи свободного доступа иностранных конкурентов на российский рынок, а с другой — при помощи массового импорта инокультурной рабочей силы, более толерантной к коррупции, чем коренные россияне.
Пятая — восстановление культурно-информационного пространства страны. Нужно прекратить глумление над традиционными ценностями нашего народа, восстановить систему образования, способную поддерживать и развивать существующий на территории России технологический уклад.
И только последнее — опережающая модернизация экономики. Здесь у нас есть два мощных союзника. Во-первых, это "старая Европа", которая напугана кризисом, давлением США и впервые за много десятилетий снова хочет с нами дружить. Когда в 2004 году Путин предложил европейцам пакт "энергия в обмен на технологии", его даже не захотели слушать. Но сегодня такая возможность становится реальностью. А для нас союз с Европой необходим хотя бы для того, чтобы быть партнерами китайцев, а не гарниром на их столе. И, во-вторых, это жесткость глобального финансового прессинга, который американцы хотят распространить практически на весь мир. Дело дошло до того, что мы могли бы создать собственный оффшорный центр для европейцев — например, на территории Псковской области. Оффшорный центр, помимо денег, приносит еще возможность всегда знать, кто, кому, сколько и за что платит. А знание этого является не меньшим фактором международных отношений, чем обладание стратегическим ядерным потенциалом.
Леонид ИВАШОВ, генерал-полковник, вице-президент Академии геополитических проблем
К уже прозвучавшим здесь оценкам нынешней мировой ситуации хочу добавить следующее. Сегодня существуют три главных субъекта, которые формируют мировые исторические процессы. Это — Северная Америка, со своей экономической зоной, со своей валютой, с возможностью быстро проецировать свою силу в любой регион мира, в космос, в мировой океан, это Европа и это Китай.
Вот три центра первого уровня, которые, по сути дела, сегодня противоборствуют. У каждого из них есть свой геополитический проект, своя геополитическая доктрина. У США — это стратегия национальной безопасности, У Китая — решения съездов компартии, у Европы — проекты её развития, которые пишутся в Берлине, Париже и Ватикане. Россия в этом контексте собственного геополитического проекта не имеет и мечется, так сказать, между этими тремя центрами. Естественно, если она не выберет свой путь, свою траекторию движения, то она будет поглощена и поделена между этими центрами.
Я два часа беседовал с В.В.Путиным, когда он был кандидатом в президенты, мы обсуждали все эти проблемы и он тогда высказал три принципиальных тезиса. Первый — евразийский вектор развития, то есть наконец-то обозначилось движение России как самостоятельной самобытной цивилизации. Второй — стратегическое планирование. И третий принципиально важный момент — восстановление обороноспособности страны. Я полагаю, что по всем этим позициям у нас нет разногласий ни между собой, ни с действующей властью.
Но усилением евразийского вектора мы еще не решаем проблемы выдвижения в ряд геополитических центров первого уровня. Слишком скудны наши реальные возможности, но тем не менее, нам как научно-экспертному сообществу уже сейчас нужно наполнить проекты Евразийского Союза конкретным содержанием.
По-моему, сегодня уже и Путин, и китайцы готовы формировать такой союз на базе Шанхайской организации сотрудничества с включением в нее как полноправного члена Индии. Кроме того, к ШОС готовы присоединиться Иран, Пакистан, Монголия и, может быть, чуть-чуть попозже — Афганистан. Это перспектива создания большого континентального союза, и её нужно реализовать. Все экономические и политические предпосылки для этого есть.
Но, чтобы они реализовались, Россия сегодня должна вести себя не как гулящая девка, а как духовный центр для незападных цивилизаций. Нас ждут там, ждут, прямо скажу. И не нужно бояться таких больших проектов. Россия должна выступить инициатором и автором плана переустройства мира. Нам не в первой, мы уже перестраивали мир в ХХ веке, и вполне успешно.
Согласно нашим оценкам, даже сегодня, после потери четверти века исторического времени, наша страна по своему суммарному геополитическому потенциалу превосходит США в полтора-два раза. Другое дело, что этот потенциал не используется и разрушается. Но в случае его задействования для реализации масштабных проектов, подобных Евразийскому союзу, ситуация коренным образом изменится.
Андрей ФУРСОВ, историк, социолог, публицист
Здесь уже часто звучала фраза: "что должна Россия", "что мы должны". Я сам часто об этом думаю и говорю, но по словам Сталина, "есть логика намерений и есть логика обстоятельств, которая сильнее логики намерений". Вообще, выработку любой новой идеологии нужно начинать с анализа обстоятельств, в которых мы оказались.
Мы говорим о кризисе. Да, кризис имеет место быть, и я в своё время называл его "кризисом матрёшки", потому что он представляет собой резонансный пик сразу нескольких кризисов. Нынешний кризис — вовсе не повторение кризиса 1929-1933 годов, это значительно более серьёзная вещь. Он похож и на кризис "длинного" XVI века, когда сломался феодализм и возникла новая социальная система. Он похож и на кризис поздней античности с огромными миграционными волнами. И, поскольку это ресурсный кризис, он похож на кризис верхнего палеолита. То есть налицо три глобальных кризиса в одном флаконе. И битва за выход из этого кризиса — битва за будущее всего человечества, за новую цивилизационную систему, которая должна быть создана. И не надо себе морочить голову — это кризис не человечества, это системный кризис капитализма, который свое историческое время уже отработал. Это уже стало общим местом современной науки, об этом пишет даже Жак Аттали. Фразой о том, что "капитализм уже свое отработал" начал свое выступление на последнем Давосском форуме и его председатель доктор Шваб.
У этого кризиса очень много разных ликов: это и финансовый кризис, и военный, и экологический, и так далее до бесконечности. Но есть и такой аспект современного кризиса. Он протекает на фоне угрозы геоклиматической катастрофы, которая отчасти связана с деятельностью человека, а отчасти не связана. По мнению всех аналитиков, единственной ресурсообеспеченной стабильной зоной в условиях кризиса и после него на ближайшие 100-150 лет, будет Северная Евразия. Поэтому то, что мы сейчас видим, начинается на Ближнем Востоке, один из дальних прицелов — это начало битвы за Евразию. То есть битва за будущее совпадает с битвой за Евразию.
У кого есть преимущество в таких исторических битвах, и какие преимущества бывают? Первое преимущество — это наличие субъекта стратегического действия. В данном случае речь идет о том, у кого сильнее правящие слои, у кого сильнее элита, у кого сильнее организация элиты. Совершенно ясно, что североатлантическая элита в этом отношении сегодня на порядок выше всех остальных. Значит ли это, что нужно поднять руки и сказать: "Мы сдаемся"? Нет, ни в коем случае не значит! Нужно искать альтернативные пути.
В этом отношении для меня всегда примером служит наш великий тренер Анатолий Владимирович Тарасов, который в 1954 году поставил задачу побить канадских профессионалов. Он разложил хоккей на три составляющие: техника, броски и силовая подготовка. И сделал неутешительный вывод: мы никогда не переиграем профессионалов по этим трем компонентам. Но дальше он ввел еще один компонент — скорость: физическая скорость и скорость, связанная с комбинационной игрой. На этом, собственно, и была построена его стратегия. Правда, как показала впоследствии практика, он не учёл еще психологию профессионалов, и именно поэтому Хендерсон в серии 1972 году за 34 секунды до конца игры и серии забил нам решающую шайбу. Но, в принципе, Тарасов двигался в правильном направлении.
Так вот, первое преимущество — это субъект стратегического действия, которого имеет свой стратегический проект. Второй момент, очень важный — это реальная картина мира, знание объекта стратегического действия. Реальная картина мира — это мощнейшее психо-историческое оружие, то есть тот человек, который собирается предложить некую идеологию, сначала должен продемонстрировать адекватное понимание реальных мировых процессов. Навскидку, коллеги, кто за последние десять лет читал серьезные исследования по социальной классовой структуре современного мира, современной России? Я согласен с Шамилем Загитовичем Султановым, что адекватная модель даже нашего общества у нас отсутствует, не говоря уже о модели глобального мира. Но такие модели нужно выработать, и в этом я вижу одну из главных задач нашего клуба.
А создание идеологии, о чем здесь уже говорилось, — вещь чрезвычайно важная. Но идеология создается на научной основе. Нельзя вытащить из прошлого славянофильство или консерватизм, или евразийство (при том, что всем нужен Евразийский Союз). Нельзя вытаскивать из прошлого идеологии, которые отыграли своё уже в конце XIX—начале XX веков. Я не хочу никого обидеть, но не надо хвататься за то, что нельзя оживить. Будущее выиграет тот, кто сформирует новое знание о человеке и обществе и кто на основе этого знания создаст новую идеологию. Нужна новая идеология, а не комбинация старых осколков.
Максим ШЕВЧЕНКО, телеведущий Первого канала
Мы, как я понимаю, поставили задачу определения контуров некоей политической антропологии, которая стоит или может стоять за русским проектом. Это важнейший вопрос, потому что, когда мы говорим о России, о её геополитических интересах, исторических интересах, наша главная проблема заключается в том, что мы никак не можем понять: о чём, собственно, мы говорим? От имени России в последние десятилетия, на мой взгляд, действовали — не всегда, но как правило: бюрократия и крупный бизнес, которые торговали Россией оптом и в розницу, пытаясь продать её мировому порядку. Но пресловутое "вхождение России в цивилизованный мир" — это, по сути, не что иное, как вхождение в цивилизованный мир нерентабельного убыточного населения со всеми комплексами присущих ему проблем: социальными конфликтами, межнациональными конфликтами, межрелигиозными конфликтами и так далее.
Это главная проблема русской цивилизации — власть в России все последние годы, все последние десятилетия действует против самой России, говоря от имени России. Этот парадокс не позволяет России, собственно говоря, сформировать концептуальный вектор развития. А мы ещё удивляемся: почему это, с одной стороны, у нас правая рука очень патриотична, а левая рука заключает международные экономические соглашения, которые ставят нашу страну в полную зависимость от глобального капитала?
Я допускаю, что на всё можно найти логические обоснования: котировки акций, которые занижены; дыра в бюджете, которую надо заткнуть; желание провести нефтегазовые коридоры и так далее — всё это понятно, всё это логично. Но, по сути, вся эта оболочка — как доспехи на теле умирающего, разлагающегося трупа. Они могут сверкать и блистать, и в его руке может быть самое совершенное оружие, но он — труп и не может действовать. Он не может быть субъектом истории.
Главная проблема современной России — это субъект, который говорит от ее имени. В ситуации с Ливией проблема была не в том, что Каддафи был плох или хотел вреда своей стране. Проблема была в том, что ключевые стратегические решения принимались узкой группой людей, которые исключили возможность широких общественных консультаций и возможность действовать и говорить от имени широкого субъекта. Фактически они своё собственное видение навязывали всей остальной стране.
А что такое страна? Мы видим перед собой Россию как осколок Советского Союза, над которым ослабли связывающие нити единой идеологии, на мой взгляд — достаточно чуждой, при всей моей симпатии к русском социализму и к порожденному русской революцией народовластию. Произошёл идеологический коллапс, хотя практически все люди остались на своих местах.
Это — как у Розанова: "Вдруг все увидели, что спектакль закончился, и осталась только вешалка". Вот ощущение 1991 года. Ничего не было: ни Советского Союза, ни КПСС, ни КГБ, ни армии, да простят меня тут сидящие офицеры. Не оказалось субъекта, готового вступиться за защиту того целого, ради чего в течение многих десятилетий приносились такие огромные жертвы и проливались моря крови...
Однако будем объективны. Национально-патриотическое движение, патриотическое движение, красно-коричневое движение — называйте его как угодно — потерпело сокрушительное поражение в ситуации, когда, по большому счёту, никаких объективных оснований для этого не было, и никто ему пистолет к виску не приставлял. Расстрел Верховного Совета, при всей его чудовищности, на самом деле мог бы оказаться всего лишь увертюрой к более серьезным событиям, но никаких серьёзных событий не последовало.
Мы часто вспоминаем 1993 год: неготовность к сопротивлению, готовность к переговорам, тайным, и так далее, — но всё это на деле не более чем выражение внутренней политической и идеологической пустоты того времени. Сегодня мы находимся на совершенно ином этапе. Мы способны видеть нашу страну после двух кровопролитных чеченских войн. После геноцида, устроенного либералами нашему народу в 1990-х—начале 2000-х годов. После массовой и тотальной войны разврата и растления, которая обрушена на нашу страну: сначала на советских людей, а потом на людей, которые, возможно, перестали быть советскими с идеологической точки зрения, но перешли к каким-то другим формам традиционного общежития.
Главный вопрос: почему такие разные регионы страны, как Москва, Изборск и Махачкала, Грозный и Архангельск, — должны жить вместе? Геополитические выкладки о том, что Кавказ нам нужен, потому что он для нас важен, на самом деле, мало работают. Потому что эти выкладки опять-таки произносятся от имени главного держателя национального ресурса, от имени бюрократии — и ничего не объясняют. Почему Кавказ нужен "Газпрому", "Роснефти", "Сбербанку" или "Альфа-группе"?
Мы стоим перед очень важным моментом. Народы нашей страны неизбежно идут по разным векторам цивилизационного развития. Дагестан и Чечня неизбежно будут шариатскими, сомнений в этом нет, какие бы моря крови там ни проливались, — нет альтернативы исламскому правлению в Дагестане или в Чеченской республике.
Вопрос. А можем ли мы найти такую общую парадигму человеческого видения, которая позволила бы нам удержать нынешние территории, составляющие Российскую Федерацию, в рамках единой страны (я считаю, что тут речь может вестись только о союзе): православные регионы страны и исламские регионы страны? Может быть, какие-то другие традиционалистские центры, которые возникнут в Сибири. Я был в Якутии, например. Очень интересный у якутoв, как они себя называют, взгляд на проблему исторического развития. Они позиционируют себя как православные, но конечно — это националисты-язычники.
Советская власть сформировала для народов нашей страны уникальную ситуацию, которой не обладает ни одна другая страна мира. Каждый человек у нас имел доступ к образованию, к развитию. И это образование, это развитие осуществлялись во многом в национальных формах. Сегодня каждый субъект РФ обладает своей национальной бюрократией, своей национальной буржуазией, которая, зарабатывая деньги в Нью-Йорке, в Лондоне, в Париже, с удовольствием инвестирует их в создание чеченской, ингушской, дагестанской и так далее интеллигенции. И есть национальная интеллигенция, которая может создать историческую мифологию, национальную мифологию. Мы практически не знаем, что пишется и что производится на национальных языках, а там тысячи людей, закончивших университеты с кандидатскими и докторскими степенями, имеющих свое оригинальное парадигматическое видение нынешней ситуации.
Четвертая составляющая — это силовые структуры, что тоже немаловажно. Да, попытка сегодня не брать кавказцев в армию — глупость. Вместо того, чтобы использовать армию как эффективнейшую социальную антропологическую машину, которая при нормальной армейской организации связывает людей друг с другом, мы заранее противопоставляем российской государственности физически максимально готовое, гордое, честолюбивое, религиозное население, фактически отправляем его, условно говоря, в лагеря Хаттаба, где они будут проходить свою армейскую подготовку в той или иной форме или в виде каких-то криминальных групп.
Это непонимание и незнание той страны, которую Бог вверил власти. Оно было трагическим, и оно остается, на мой взгляд, трагическим. Только сейчас, в последние три месяца — и не потому, что я хочу кого-то похвалить, — я лично, как человек и эксперт, ощутил внимание со стороны власти к этим проблемам. Только сейчас начали задавать нужные вопросы и руководствоваться не политтехнологическими желаниями свести, поссорить, заработать денег, стравить, разделять и властвовать, а на самом деле понять и решить реальные проблемы страны.
Конечно, фундаментом является статья Путина о Евразийском проекте. На эту статью может быть нанизана цветущая сложность, разнообразие. Мне кажется, что у русского патриотического движения должно быть ясное видение и понимание разнообразия нашей страны. Никого не удастся подчинить, никого — это не XIX век, когда генерал Еромолов приходил к людям, не имеющим даже средней цивилизационной составляющей. Мы имеем дело с совсем другими народами России, обладающими современными социальными, интеллектуальными, информационными технологиями. Вопрос: сумеем ли мы сделать их нашими друзьями, союзниками? Это главный вопрос русского патриотического движения, как мне кажется. В зависимости от ответа на него, лично я и буду определять, является человек врагом России и её будущего, или строителем и союзником.
Виталий АВЕРЬЯНОВ, руководитель Института динамического консерватизма
Мы знаем, что нельзя объять необъятное и совместить несовместимое. Но совместить совместимое вполне реально, и у нас в России сегодня есть достаточно материала, который вполне совместим между собой. Что это за материал? Сегодня прозвучала мысль о евразийской идее, как о ключевой идее, которая может лечь в основу обновленной идеологии России. Точно так же можно сказать, что и старое славянофильство способно стать одной из таких основ. То же можно сказать и о многих элементах консервативной идеологии. Новое хорошо в материальных технологиях, в идеологии ничего старого и ненужного нет. И, скорее всего, та идеология, которая будет доминировать в России в XXI столетии, синтезирует в себе всё то ценное, что было и в евразийстве, и в славянофильстве, и в русском консерватизме, и в православии, и в советском мировоззрении эпохи Сталина.
Чтобы не быть голословным, я хочу сказать, какие ценностные ключевые вещи прорастают в современность буквально вопреки всему. Очень многим не нравится что-то, допустим, в том же евразийстве, а оно всё равно прорастает. Так, идея братства народов не в космополитическом, а в сталинском ключе, была именно прорастанием евразийской идеи. И сегодня она вновь оказалась востребована — востребовна вопреки, казалось бы, совершенно непробиваемым мифам, более двадцати лет внедряемым в общественное сознание неолиберальной эпохи, дискредитирующим саму идею империи, идею державы, идею исторической России. Тем не менее, всё это сейчас актуально, как никогда.
У самих евразийцев было ключевое слово, которое описывало этот перелом в сознании, который нам сегодня необходим. Это ключевое слово — "идеократия", то есть власть идей. Надо сказать, что тогда была такая эпоха. Идеократия тогда была актуализирована многими силами: и большевики были идеократами, и Муссолини, и Гитлер, и даже либералы, которые в эпоху Рузвельта были вынуждены вступить на путь движения к идеократии. Это была такая эпоха. Наша нынешняя эпоха похожа, во многом на то, что происходило в 1920-30-е годы, то есть почти сто лет назад, потому что наша эпоха — это эпоха кризиса, и об этом уже много здесь говорилось.
Что означает идеократия сегодня? Я бы хотел сосредоточиться на одной теме, но постараться раскрыть её шире, потому что в выступлении генерала Ивашова, мне кажется, был сделан блестящий анализ того, как эта идея разворачивается на международном уровне, на уровне геополитики, но очень важно то, как эта идея будет восприниматься внутри самой России. Потому что призыв к большому делу, к мировому делу, найдет опору в сердцах наших людей только в том случае, если они увидят, что это всё не пустые слова, что этот призыв наполнен реальным внутренним содержанием, связанным с жизнью и бытом каждого человека.
Этот имперский евразийский вектор, если уйти от тех мифов, тех дискредитаций и обманов, которые его обволокли, может быть обозначен следующим образом. На сегодня ему противостоит в первую очередь денационализация России, как предложил называть этот процесс один отечественный аналитик. Для нас: представителей экспертного и медийного сообществ, людей, которые так или иначе формируют повестку дня, — следует понять, что имперский вектор чрезвычайно современен, что он раскрывает самые передовые, самые авангардные, можно так сказать, решения. Сегодня это тесно связано с темами религиозной трансформации религии, потому что России необходимо уйти от власти кланов. Но если какой-то один, самый сильный клан, возьмёт на себя дело строительства империи, он тут же перестанет быть кланом, превратится в центр кристаллизации российской идеократии и это вполне нормальный, естесьтвенный путь развития.
Почему этот путь нормальный? Потому что, несмотря на разрушения последнего двадцатилетия, в стране до сих пор живут и уже возрождаются целые отрасли, которые поддерживают этот вектор. Это оборонный комплекс, это наука, это образование и многие другие — я не буду здесь их все перечислять. Они кровно заинтересованы — именно как комплексы, как большие комплексы, состоящие из миллионов людей, — в такого рода векторе. В отличие от тех, может быть, клановых элит, которые временно возглавили эти комплексы для того, чтобы где-то их демонтировать, где-то адаптировать к глобальной мировой ситуации, но не дать им воплотить их собственное внутреннее предназначение.
Другим важным направлением имперского вектора является взгляд на самого человека, потому что все политики, которые у нас фигурируют в Государственной думе или вообще на виду, на слуху, — они говорит постоянно одно и то же: "Целью нашей политики является человек и его благосостояние". Дело не в том, что формулировка: "целью является человек" — бессодержательна. Дело в том, какой человек должен быть целью этой самой политики. На мой взгляд, именно имперский вектор, хотя мы можем называть его по-другому, если слово "империя" кому-то не нравится, то я не настаиваю на этом, — но этот вектор будет нацелен на то, чтобы взращивать новое поколение граждан России. Сильных, самостоятельно мыслящих, достойных своих славных предков, которые будут не конъюнктурщиками, а борцами за правду, творческими людьми, преобразователями мира. Вот такое поколение нам необходимо для того, чтобы Россия просто выжила сегодня.
Еще одним направлением, которое сегодня отвечает имперскому вектору, является, конечно, инновационное развитие, о котором так много говорят. Даже для чисто технического решения этой проблемы необходимо переходить к мобилизационному проекту имперского возрождения страны. Таких примеров я могу много привести. Может быть, какой-то исчерпывающий список создать? Тем более, что мы только начинаем работу клуба, и всё время будем возвращаться, я думаю, к этой теме. Многие скажут об экономическом аспекте, чрезвычайно важном здесь, потому что с него фактически начинается сегодня прорастание идеи евразийской интеграции.
Кстати говоря, на этом я перейду к последнему тезису своего выступления. На мой взгляд, империя: тема, вокруг которой многие копья сломаны и было очень много споров, — фактически может быть определена, как политический псевдоним самостоятельной цивилизации. То есть там, где есть самостоятельная цивилизация, где это не часть какой-то большой глобальной сети, полностью в нее интегрированная; Там, где она действительно представляет собой независимый субъект, глобальный субъект развития, собственный мировой проект, — там и можно говорить об империи.
Поэтому сегодня де-факто в мире уже существует целый ряд империй, хотя либералы пытались нас уверить, что они все ушли в прошлое. И эти империи противоборствуют между собой, противостоят друг другу. Если Россия будет жить, если она будет участвовать в этом противоборстве, если она будет отстаивать свой цивилизационный проект и своих людей, свое наследие, — то, конечно, она должна вновь стать имперской державой.
Наталья НАРОЧНИЦКАЯ, председатель парижского отделения Института демократии и сотрудничества
Я счастлива, то мы вспомнили о том, что у нас есть история, что у нас есть наше родовое гнездо, откуда есть пошла русская семья. Давайте посмотрим, вообще, в каком запустении находится именно центральная изначальная Россия, как пострадал здесь от экспериментов XX столетия именно русский народ — основатель и стержень российской государственности.
Я очень счастлива уже сейчас, прослушав несколько последних выступлений, что здесь не стесняются употребить слово "русский", потому что я возмущена тем, как нас заставляют отказаться от этого имени, которым названа наша страна — Россия. Никакого шовинизма в этом нет совершенно, потому что любовь к своему — это вовсе не ненависть к иному. Только тот, кто любит и ценит свое наследие, способен с почитанием и уважением относится к подобным чувствам других. Поэтому я считаю, что во всем сущном и громком мы должны заявлять о том, что главная проблема сегодняшних трудностей России: угроза раздробленности (как здесь говорилось и многие так считают), угроза распада страны, — это проблема в первую очередь русского народа.
Если выстоит русский народ, если он восстановит себя как будущую силу государства — полной социальной и исторической энергии, то расцветут и все другие народы, которые сохранили верность нашему общему историческому проекту. Поэтому вы правильно говорите о том, что в нашем государстве проблема с отсутствием подлинного мировоззрения, подлинной идеологии. Как-то технократическое мышление за всю перестройку и постперестройку выдавило из сознания людей тот факт, что человеком, поскольку он — не животное, движет некая идея, некая задача оправдать свою жизнь — и не только перед Богом, перед другими людьми, но и перед своей собственной совестью. Что в этом заключается смысл жизни.
Поэтому восстановление именно нации как единого преемственно живущего организма: с общими целями, ценностями, с общим духом, миросозерцанием, с общими историческими переживаниями — вот что даст энергию, заставит поверить опять в свои силы и созидать. Сегодня нас учат тому, часто это косвенно и прямо, что нация — это так, совокупность индивидов с отметкой в паспорте. Однако это не так, это совершенно не так. Категория "я" и "мы" живут неслиянно и нераздельно. Принадлежность к "мы" наделяет личность "я" такими качествами, которых вообще не было у этой личности самой по себе.
На необитаемом острове ребенок не сможет вырасти человеком, не сможет понять и принять в себя такие понятия, как честь, достоинство, милосердие — это будет полный рационализм, близкий к животному миру. Поэтому давайте говорить более, так сказать, практически. Почему сегодня народ безмолвствует, почему, как здесь правильно сказали, не откликается на наши идеи? Потому что нам нужны конкретные дела. Поэтому провозгласим русское гражданское движение. Это именно восстановление созидательных сил и собирание созидательных сил русского народа, чтобы он поверил в себя.
Есть статистические данные, которые показывают, в каком упадке находился русский народ. Как из народа, у которого самая благоприятная демографическая была картина до революции, по сравнению с другими нероссийскими народами, которые вымирали, русские превратились в народ, который вымирает. В середине 90-х годов в Ярославской области смертность в семь раз превышала рождаемость. И то же самое наблюдалось практически по всей стране, образуя печально знаменитый "русский крест".
Что такое "гражданская нация", о которой нам трубят сейчас со всех, так сказать, башен? Ведь на самом деле гражданская российская нация не может родиться на любом месте. Что составляет главную и даже материальную силу гражданской нации? Ведь она рождается не на пустом месте. Она имеет такие бытовые и социальные обычаи, которые становятся доминирующими и втягивают в свою орбиту другие народы, не подавляя, а обогащая и развивая их этническую культуру. Когда лезгинку танцуют на кавказских свадьбах — мы аплодируем, мы радуемся, что народы, принадлежащие к семье российских народов, сохранил свои самобытные традиции. Но когда лезгинку начинают танцевать на Красной площади, на могиле Неизвестного солдата, — это совершенно другой вопрос.
Русский народ в состоянии преодолеть социально-экономический упадок и по-прежнему сыграть роль стержня, несущего хребта нашей государственности. Для русского менталитета интересны не торговля и не финансовая сфера — ему интересны медицина, военная тема, инженерия. Русский — учёный, технолог, изобретатель, врач, учитель. Все эти сферы профессиональной деятельности и созидания человеческой жизни сегодня находятся в упадке, финансируются по остаточному признаку. Не случайно поэтому бывший инженер, торгующий в палатке, — ниже социальным статусом, чем приезжий, который, пользуясь своими традиционными привычками,способен решать все свои социальные, профессиональные, семейные и прочие проблемы при помощи клановых связей, что не свойственно русскому народу.
Воссоздайте индустрию на местах, возродите провинцию — пусть начнутся там стройки и рождение детей. Подтяните престиж тех профессий, в которых реализовывал себя русский народ — и, без всякого акцента на национальность, который, может быть, кому-то покажется неприемлемым, — вы получите возрождение всей России.
Народ не откликается на наши идеи, поскольку всё, что можно было сказать в теории, — мы сказали. Сейчас нужны прежде всего конкретные дела.
В каждом маленьком городе русские люди, как бы они ни были заражены потребительским вирусом, интуитивно хотят какой-то правильной жизни. Воспитывать детей так, чтобы можно было услышать русскую сказку "Крошечка-Хаврошечка" или "Мальчик-с-пальчик", или другие народные сказки. Чтобы можно было знать и гордиться собственной историей.
Я проработала некоторое время в Америке. Там во всех городах улицы называются одинаково — так мало у них исторических символов. Но они ими гордятся, они их почитают, они воспитывают в детях не национальный, а именно американский патриотизм. делают эту историю. Вот наш Изборск — мы сейчас о нем вспомнили. А помнили ли мы о нем в течение всего предыдущего столетия? Нет.
Поэтому моя главная идея сейчас — это забота о том, чтобы русский, стержневой народ нашей страны — не только сохранил, но и восстановил свою социальную, историческую энергию, и увлек так же, как раньше, как это было в течение тысячи лет, за собой другие народы. Я не боюсь сказать — братские, они и были братскими, потому что мы вместе били Наполеона, вместе били Гитлера.
Почему сейчас все говорят о каких-то грозящих нам межэтнических конфликтах? Потому что причина не в гипертрофированной русскости, а, наоборот, — в унижении русского достоинства. Поэтому, когда мы видим действительно уродливые явления нашей русской молодежи, то нужно задуматься над тем, чтобы национальное чувство, если его не подавлять, а осветить высшими ценностями, соединяя веру, науку и патриотизм, побуждало людей снова почувствовать себя творцами истории.
Национальное чувство, которое подавляется и унижается, рождает только зоологические чувства на уровне "свой—чужой". Такие люди не знают, "за что" они, зато точно знают, "против кого". Надо и об этом подумать. Все явления фашизма возникали только при унижении национального достоинства.
Сегодня патриотизм перестал быть бранным словом, каким он был в 90-е годы. Помните, что кричали либеральные СМИ в спину нашим солдатам, которые проливали свою кровь в Чечне? Я это помню очень хорошо. Терроризм имеет шанс на успех только в обществе, где утрачено общенациональное мировоззрение, где господствует принцип: "Моя хата с краю". Потому что шантаж государства возможен только в условиях, когда общество не имеет общенациональной идеи. Если бы нынешнее мировоззрение господствовало в нашей стране во время гитлеровского нашествия, то карательные операции нацистов, вместо того чтобы, как это было на самом деле, побуждать волну ярости благородной и объединять общество вокруг армии, порождали бы только панику и уныние. Спрашивается, могли бы мы в таком случае победить в той войне? Вряд ли.
Потому что армия — это рука общенародного тела. Почему не хотят служить в армии? Не только потому, что там дедовщина и так далее. На "гражданке" в этой возрастной группе гораздо больше совершается преступлений, а понятие "защитника Отечества" полностью дискредитировано. Я хотела бы призвать вас — меньше теории! Теории печатали и будут печать, а больше конкретики для русского человека, для русского воина, для русской глубинки, для русского нашего центрального изначального родового креста и, в том числе, для нашего славного города Изборска.
Александр НАГОРНЫЙ, заместитель главного редактора газеты «ЗАВТРА»
Мне кажется, мы должны зафиксировать один весьма неприятный для нас факт: научно-техническая революция концентрируется сегодня в Соединенных Штатах Америки. Они стремительно уходят вперед, несмотря ни на какие финансовые и экономические кризисы. Этот прорыв они осуществляют у нас на глазах.
Интернет, информационные технологии, ситуация с новыми вооружениями - всё это работает на "вашингтонский обком" делает его едиинственным центром, единственным полюсом глобального мира. И, надо сказать, огромную роль в этом играет Голливуд через создание определенного "образа будущего". Здесь проявлена вполне конкретная идеология, которая концентрируется в положениях политкорректности, которые ломают все традиционные религии.
В этом смысле мне кажется, что мысли Максима Шевченко как раз и создают плацдарм для соединения самых разных сил, включая и интеллигенцию Кавказа, интеллигенцию различных исламских конклавов на территории России. Сохранение и развитие традиционных ценностей наших народов. Однако эти ценности, конечно, должны быть связаныне с прошлым, а с будущим, образ которого, отличный от голливудского, мы обязаны создать. Если мы посмотрим на себя и на ту идеологию, которая фиксируется у нас на телевизионных экранах - всё это ведет к совершенно другому.
Всё то, что внушается сегодня населению - это фрагментация сознания, это культ "Золотого тельца", это ненависть к ближнему, это культ наживы, насилия и убийства. Дальше можно говорить о культе гомосексуализма, "Pussy Riot" и так далее. Все эти элементы неожиданно начали тревожить и нашу властную вертикаль.
В этом смысле я хочу вернуться еще раз к тому, в какой же ситуации мы: как мировая цивилизация и как страна, — находимся. Это действительно ситуация преддверия крупнейшего финансово-экономического кризиса, который может либо создать условия для нашего стремительного рывка вперёд, для чего и нужна идеология. Либо этот кризис приведёт к фрагментации нашего государства. Ведь если мы посмотрим на то, что происходит вовне, то увидим, что Соединенные Штаты рушат национальные государства не только в рамках Восточной Европы. То же самое происходит и на Ближнем Востоке, и в Латинской Америке,и в Азии. Поскольку главная задача, которую ставит Америка - это создание мелких и мельчайших стран на основе идеологемы политкорректности, которую будут осуществлять местные полностью зависимые от "вашингтонского обкома" компрадорские элиты.
Александр НОТИН, руководитель культурно-просветительского сообщества "Переправа"
Как представитель, скорее, православно-религиозных кругов, я с большим интересом выслушал выступления участников Изборского клуба. И мне кажется, всё это обязательно надо было сказать. Хотя очень важный вопрос, который, может быть, сегодня не прозвучал, но он так или иначе прозвучит, - это вопрос, собственно, о состоянии самого народного сознания, к которому мы, наверное, апеллируем. Поскольку все мы, вольно и невольно, в своих построениях постоянно обращаемся к Кремлю. Хотя вовсе не Кремль а народ — главный адрес, главный источник всякой власти и любых изменений, которые грядут в России. Его мировосприятие, изменение его глубинных умонастроений в сторону, скажем, пассионарности, или, наоборот, в сторону дальнейшего растления, дальнейшего разобщения и всё большего погружения в навязываемую постмодернистскую модель, — вот что важнее всего.
Однако, суть этой постмодернистской модели — прежде всего, отрицание самого человека и разрушение его свободной суверенной личности. Но разрушение происходит прежде всего не на телесном уровне, а на уровне все-таки внутреннего человека, о котором говорил апостол Павел. Поэтому, если у нас в государстве можно свободно убивать душу и ничто этому фактически не противостоит, то что мы удивляемся разгулу внешних убийств? Убийств внутреннего человека гораздо больше, но мы так и не определились законодательно: внутренний человек — существует он, или, всё-таки, не существует.
И пока мы не решим этот важнейший вопрос, мы будем каждый раз сталкиваться с этой деградацией. Никакими другими силами, кроме религии, мы эту деградацию не остановим. Никакими, даже самыми горячими, искренними призывами к той, другой или третьей власти - это первое.
Второе — изменения мира, согласно религиозным представлениям, происходят через изменения самого человека и никак не иначе.
В этом смысле, мне кажется, есть естественные объективные слабости нынешней Церкви. Прежде всего, это та слабость, что Церковь не может никаким, пока мне понятным, и более-менее применяемым и видимым образом, изменить или заполнить тот колоссальный исторически вакуум, который возник в части духовного воспитания и в части глубокого панорамного, научно-церковно обоснованного миропонимания.
У нас ни в школе, ни в ВУЗе, ни, тем более, в нашей обыденной жизни, это никаким образом не культивируется и не объясняется. Таким образом, огромный пласт святоотеческой традиции, который существует, а именно: наука о человеке, духовная антропология, — выпадает из культуры нашего воспитательного процесса и мы получаем "зверушку" с мозгами навырост. И если это будет так продолжаться, то, боюсь, нам мало что хорошего светит.
Третий момент. Я совершенно не понимаю, каким образом из нашего контекста, из наших обсуждений выпадает вопрос синтеза. Мы можем любить славянофилов, или их не любить, но нам бегом надо восстанавливать синтез: синтез науки и веры, синтез человека и Бога, синтез метафизики и физики. В сущности, всё святоотеческое предание тем или иным образом посвящено этому синтезу. Именно этот синтез был разрушен, хотя он был вполне убогий, скажем так, особенно в последние годы существования синодальной церкви в России. Именно благодаря этому разрушению и поражению в Церкви, поражению в глазах и душах народов, в сердцах народов произошло разрушение "белой" империи Романовых.
Соответственно, если мы этот синтез, о котором, как говорил Флоренский, "взыскует и томится современная эпоха", — если мы его не восстановим, то, опять-таки, будем иметь те проблемы, которые есть у нас сейчас, и даже более того. Это наша слабость, но и наше — я глубоко в этом убежден — стратегическое преимущество. Ибо таким образом восстанавливается полнота человеческой личности, полнота ее двуипостасности. Человек получает возможность соприкасаться с божественным разумом, просить, молить, вопить и получать соответствующее озарение, откровение. Раскрываются его таланты, прекращается та буря страстей, которая наполняет каждую душу. Проникает божественная благодать, человек меняется, человек становится непобедимым. Как говорил Максим Исповедник, "если я с Богом — значит, нас уже большинство". На это изменение должны быть тоже каким-то образом направлены все наши теоретические и практические усилия.
У современной власти нет социальной базы — мы это должны понимать. Она фактически разрушена, она разрушена именно прессом либерализма и постмодернизма, и никаким образом в их рамках эту социальную базу восстановить невозможно. К сожалению, выскажу здесь, наверное, крамольную мысль: мне кажется, что и у левой оппозиции такой социальной базы сейчас тоже практически нет. К сожалению, она и для них тоже тем же способом разрушена. Мы оторвались от народа, мы дрейфуем в неизвестном направлении, мы постоянно крутимся в этих конференциях и так далее. Однако народ не реагирует на это. Я не знаю, каким образом восстановить эти приводы.
Мне кажется, все-таки, в рамках тех поисков, которые мы ведем, надо создавать фактически когорту "двадцатипятитысячников" нового формата. Надо искать молодёжь, воспитывать её, как духовно зрелых и, одновременно, научно-образованных людей. Мы такой опыт имеем и получили многообещающие, порой даже феноменальные результаты на этом пути. К сожалению, эти результаты никаким образом не вписываются в сегодняшнюю стратегию нашего государства. Последствия этого мы видим, в том числе, и в наших партийных структурах. Левые партии разобщены, они дезинтегрированы внутри себя, поэтому не могут образовать устойчивую коалицию. Поэтому власть не воспринимает левый фланг как нечто цельное и сильное, включая такие побочные явления, как казачество или какие-то иные параполитические общественные структуры.
В этом смысле нам особо и давить-то нечем, кроме каких-то интеллектуальных убеждений. Хотя, боюсь, даже они не будут услышаны, потому что сама власть зависима, сама власть изолирована, и мы много уже сегодня об этом говорили. Значит, нужны факторы силы. Нужны те факторы, которые смогут каким-то образом эту власть либо преобразовать изнутри, либо убедить её прислушаться к голосу разума, но этот голос должен быть. Я очень кратко коснулся этих моментов. Мы говорили здесь о том, что необходимо выходить за пределы каких-то привычных построений, за пределы того, что как-то накопило это нисходящее, деградирующее, угасающая цивилизация, то, что в святоотеческом придании называется "падшим миром".
Извините, но если за эти пределы уходить, то надо всё-таки разобраться в причинах его падения и одновременно найти главное звено — повреждение самого человека, и плотно взяться за него. Если мы уцепимся за это главное звено, то надо искать и те выходы, которых западный мир действительно не знает, потому что он потерял апостольские корни веры, практически уничтожил церковь, а у нас еще какие-то корешки еще живы. В этом смысле соединить политику и религию нам просто необходимо. Это наш стратегический приоритет и, кстати говоря, — это единственная наша, как мне кажется, надежда, потому что здесь при определенных условиях, если мы, конечно достигнем того уровня плотности и чистоты наших собственных душ, Господь нам даст, откроет что-то, что мы сейчас не видим, что будет достижимо для нашего нового духовного светского кругозора. Кстати говоря, святые отцы говорили о том, что центр тяжести духовной жизни в России в последние дни перейдет в мир. Он выйдет за пределы институциональной церковной ограды. И мы видим, как миссия патриарха Московского и Всея Руси Кирилла уже прозвучала на Украине и в Польше. Это не только религиозная — это одновременно и политическая, и цивилизационная миссия восстановления единого духовного пространства — без всякого экуменизма. Поэтому, мне кажется, то, о чём мы сейчас говорим, может и должно быть важнейшим элементом нашей национальной стратегии. Без понимания важности религиозного измерения политики мы ни к чему хорошему не придём.
Максим КАЛАШНИКОВ, футуролог, писатель, публицист
Мы, действительно, — впередсмотрящие, опережающие ход событий. То, о чем мы говорили много лет назад, теперь повторяют во всех властных кабинетах. Мы понимаем, что всю оставшуюся жизнь нам придётся провести в обстановке глобального кризиса, в обстановке фактически военной, поскольку будут и мятежи, и войны, и прочие прелести переходного периоды продолжительностью в несколько десятков лет.
Этот кризис давно идёт в Российской Федерации. Здесь мы наблюдаем банкротство российской элиты как частный случай банкротства мировой элиты, но в нашем случае он особо живописен.
Что толку говорить и строить какие-то схемы, если существует главная проблема? Где субъект стратегического действия? Его нет. Лично я в этом отношении пессимист. Я не верю в то, что можно консолидировать нынешнюю элиту. Нынешняя элита безнадежна.
Я думаю, что смысл нашей работы, прежде всего, должен заключаться в том, чтобы доказать сейчас всем: не только власти, но и всем, — что начинать надо с прекращения либерального эксперимента. Это, действительно, ключевое условие. Вы знаете, прежде чем куда-то просто двигаться, если корабль получает критическую пробоину, то надо сначала подвести пластырь, заделать пробоину, откачать воду из трюмов, и только затем уже чертить маршрут дальнейшего плавания. Иначе корабль потеряет живучесть и погибнет.
Я думаю, что смысл деятельности Изборского клуба — это принятие набора неотложных мер по откачиванию воды и сохранению живучести нашего государственного корабля.
Следующая проблема. Да, мы должны обрабатывать образ будущего и рисовать самые смелые проекты. Но вы знаете, есть еще одна кардинальная проблема. Для того чтобы прорваться в этот мир будущего, надо мыслить, как мировые лидеры. Не повторять зады, а стараться сделать, даже если этого не делал до нас никто. нет, мы "как все" вступаем в ВТО, и этот шаг мне больше говорит о нашей элите, чем все ее якобы патриотические заявления.
Александр ПРОХАНОВ, писатель, главный редактор газеты «ЗАВТРА»
В нашем обществе сегодня существуют три крупных идеологических фрагмента. Это носители "красной", советской идеологии, оставшиеся после разгрома СССР и КПСС. Это так называемый "белый" фрагмент — люди, которые являются ревнителями прежних имперских форм, прежде всего — Российской империи XVIII-XIX веков. Они, как правило, верующие люди, приверженцы Русской Православной Церкви. И третий, либеральный, фрагмент, фрагмент очень активный и едкий, который вправе праздновать победу и над Российской империей в 1917 году, и над Советским Союзом 74 года спустя.
Эти фрагменты внутри нынешней Российской Федерации постоянно сталкиваются, ломают друг друга, образуя порой самые причудливые общественно-политические конфигурации.
После 1991 года, когда был уничтожен Советский Союз, образовался достаточно сложный, но вполне жизнеспособный симбиоз, альянс "красных" и "белых", которые вместе противостояли победившему либерализму. И наша газета "День" во многом способствовала образованию этого "красно-белого" альянса, который либералы называли "красно-коричневым". Этот союз людей, исповедующих имперскую, государственническую идею, вошёл в ситуацию 1993 года на стороне Верховного Совета и был расстрелян танками Ельцина. Но он существовал и продолжал набирать силу до конца 90-х годов, до прихода к власти Путина, который увел из этого альянса его "белую" составляющую, провозгласив возрождение российской государственности. Тем самым во власти была создана весьма экзотическая комбинация "белых" православных государственников и либералов, вначале — с подавляющим преобладанием последних.
Но государственники, которые опираются на значительно более широкую поддержку общества, чем апологеты "рыночных реформ", постепенно вытесняли либералов из коридоров власти, и те объявили войну "побелевшему" путинскому Кремлю. И то, что мы видим сейчас, — это нарастающая атака либералов на устои русского традиционного сознания, на православную церковь и на институты нашего государства. Причем либералы выступают под лозунгами, позаимствованными у "красных": это требования социальной справедливости, искоренения коррупции и преступности, возлагая ответственность за несоблюдение этих требований на действующую "вертикаль власти". И значительная часть "левого", "красного", "советского" фрагмента российского общества пошла за либералами.
Образовался очередной не просто экзотический, а фантастический и безумный "лево-либеральный" альянс, перед лицом которого российские государственники, в первую очередь, "белые" оказались в меньшинстве и, по сути, в глухой обороне. Большая часть Болотной площади была занята людьми под красными флагами. При этом либералы, оставшиеся во власти и контролирующие средства массовой информации, продолжают диффамировать наследие советской эпохи, включая великую Победу 1945 года, и уничтожать созданную в эту эпоху инфраструктуру отечественной экономики. И "белые" государственники охотно поддерживают такую пропагандистскую линию.
Эта ситуация, на мой взгляд, является катастрофической и для нынешней русской государственности, и для русской цивилизации в целом. И настала пора осуществить общенациональное примирение "красных" и "белых", прекратить ту гражданскую войну, которая фактически шла у нас на протяжении всего ХХ века, объединить всех патриотов России в один государственнический, имперский фронт, способный отразить все удары, направленные извне и изнутри против нашей общей Родины.
Этот фронт может и должна объединить философия русской Победы, явленной нам на полях сражений всей отечественной истории, философия русского Чуда, когда Россия, казалось, безвозвратно погибала и ничто не могло её спасти, но всякий раз совершалось её поистине пасхальное воскресение.
Я приветствую рождение здесь, в Изборске, на древней Псковской земле, нашего Изборского клуба и надеюсь, что он внесет свою лепту в осуществление новой русской Победы, нового русского Чуда.
Окончание следует
