8. Медичи как финансовый двигатель ренессанса
На подготовленный Медичи Флорентийский собор Плифон прибывает в составе византийской делегации. Греки в это время считают его вполне ортодоксальным защитником православной веры: Плифон и правда займёт на соборе антиуниатскую позицию, что для греческого националиста вполне естественно. Однако, совсем иные речи будут слышны в кулуарах собора. Совсем уже скоро миром завладеет «религия будущего» (то есть, возврат к язычеству), христианство же и ислам будут окончательно забыты – категорично заявлял Плифон. Так, во всяком случае, свидетельствует об этом Георгий Трапезундский. Можно себе представить вытянутые лица католических кардиналов, внимающих этим откровениям. Можно себе представить и то неизгладимое впечатление, которое произвели откровения философа из Мистры на Козимо Медичи и его круг. Трудно сказать, когда возник в голове Медичи его проект, но, очевидно, что «первый философский конгресс» кристаллизовал его. Так что именно его следует считать отправной точкой настоящего «флорентийского возрождения». Независимая от Церкви светская культура, примордиальная духовность, тайная утопия «порядка нового века», связывающая избранных – всё по примеру бурной интеллектуальной жизни Мистры (в свою очередь тесно связанной с еврейско-исламскими центрами Бурсы и Адрианополя). Конечно, архитектором такого всеобъемлющего проекта мог стать только Плифон.
Да и сам философ, очевидно, вполне осознавал свою роль. О чём говорят и его подготовленный к собору трактат «против Аристотеля», и составленный им специально для Медичи список сочинений Платона, который ляжет в основание будущей платоновской академии. Конечно, не могла оставить Козимо равнодушным и этика «Законов» Плифона, превозносящая
щедрость меценатства как главную человеческую добродетель. Понятно, что это было меценатство совершенно нового рода, совсем не похожее на прежнее. Точнее это было бы назвать всемерным финансированием
строительства «храма новой эры»: библиотека, академия, новое искусство, новая философия, новая этика, наконец, новая религия. Проект строительства нового мира на развалинах прежнего – таким был проект Плифона и Медичи. Такой проект требовал разумеется плана и денег. Встречей первого и второго и стал Флорентийский собор.
Назовём ещё несколько имен учеников и последователей Плифона на Флорентийском соборе. Это, прежде всего, Томмазо Парентучелли, который скоро возглавит Библиотеку Медичи, а став папой Николаем V (в 1447-м), прославится как покровитель гуманизма и создатель Ватиканской библиотеки. При нём же, в 1453-м падёт Константинополь, так и не дождавшись помощи из Ватикана и Венеции.
Другая важнейшая фигура этого времени – Виссарион Никейский, знаменитейший человек эпохи, человек из внутреннего эзотерического круга
учеников Плифона. Даже уехав из Мистры, Виссарион навсегда сохранит огромный пиетет перед учителем и тесные связи с ним в переписке. Отзываясь на смерть учителя, в письме сыновьям Плифона, Виссарион выражает уверенность, что великий человек («наш общий отец и руководитель») «переселился на небо в вечную обитель, чтобы вместе с олимпийскими богами славить хороводами мистического Вакха». В качестве могущественного кардинала, Виссарион станет настоящим «ледоколом гуманизма» в католическом мире.
Не менее важная фигура ренессанса – Марсилио Фичино, будущий переводчик Платона и Герметического корпуса на латынь, популяризатор герметизма в Европе. Фичино был всецело человек Медичи, почти с младенчества живший в его доме и всем ему обязанный.
Упомянем также греческого гуманиста Исидора (ок. 1388-1463), последнего митрополита-грека на Руси – сподвижника и правой руки Виссариона. Был ли Исидор учеником Плифона в Мистре – об этом исследователи спорят, но то, что он хорошо знал его, несомненно. Поставленный в 1437-м на киевский престол, дабы заручится поддержкой русских на Ферраро-Флорентийском соборе, Исидор уже в 1441-м будет изгнан Василием II из Москвы за поддержку унии, а впоследствии станет влиятельным функционером Ватикана.
Эти несколько человек – лишь небольшая часть той планетарной системы, солнцем которой стал Плифон. Сегодня известно, что с записками Плифона были знакомы такие светочи Возрождения, как Эразм Роттердамский и Томас Мор. Явные следы влияния Плифона находим у Джордано Бруно. Очевидно, был знаком с утопией Плифона и Кампанелла. Таким образом, дух Плифона дышит и в утопиях, перебрасывающих мост от возрожденческой мысли к мысли Нового времени.
Такие исследователи, как Спенцас готовы даже видеть в мыслях Плифона о труде как источнике общественного богатства зарождение «трудовой теории стоимости». Тот же Спецас утверждает, что Плифон выступал за упразднение порченой иностранной монеты и установление единой национальной валюты.[1] Всё это уже вполне в рамках финансовой теории капитализма Нового времени.
Свидетельств о влиянии Плифона на учения Нового времени становится всё больше. Но главное: в этой титанической фигуре мы в самом концентрированном виде ощущаем дух ренессанса, так что вся история последнего начинает представать в целостности и единстве: от Плифона и Марселио Фичино к Джордано Бруно и Кампанелле и далее – к Копернику и Галилею.
Закономерен и духовный генезис ренессанса: если у Фичино и Пико дела Мирандолы еще сохраняется сильное христианское начало (насколько искреннее – вопрос дискуссионный), то уже у Бруно и Кампанеллы оно оказывается полностью отброшено. С революцией же Коперника-Галилея терпит окончательный крах и вся, построенная на Аристотеле, католическая космология, на место которой приходят системы Декарта, Гоббса и Локка. Все эти «научные революции» также щедро и широко финансируются сперва Медичи, а затем их наследниками – банкирскими домами голландских евреев.
«Я полагаю, что Медичи обладают величайшим торговым домом, какой только бывал когда-либо в целом свете», - писал в начале XVI века французский дипломат и историк Филипп де Коммин (1447-1511). В XV – начале XVI вв. это действительно было так: щупальца спрута по всей Европе, а голова – в папском Риме. В это время Медичи предстают своего рода флорентийскими пред-Ротшильдами, амбиции которых вполне соответствуют размаху империи. Медичи не желали быть просто крупнейшим торговым домом Европы. В течение почти трех веков они успешно конвертировали свои огромные деньги во власть, употребляя последнюю на то, чтобы проложить дорогу своему великому «проекту ренессанса». Но как вообще возникли богатства Медичи?
9. Возвышение Медичи – рождение капитализма
Имя Флоренции сделал флорин (итал. florenus, от Флоренция, «цветочная») - монета из качественного золота весом 3,53 г., на аверсе – цветок лилии, на реверсе – Иоанн Креститель: герб города и его покровитель.
Впервые монета была выпущена в 1252-м, и благодаря неизменному золотому содержанию (что было в то время большой редкостью), и широкой деятельности местных банкиров, постепенно обрела статус общеевропейской валюты – фактически, первой настоящей валюты Европы.
Своей валюты в Европе не было со времен падения Рима, а полноценной денежной мерой был византийский «безант». Но к IX веку Европа обнищала настолько, что «безант» стал не по карману даже крупным торговцам, и все расчёты велись в серебре. Так что, появившийся в середине тринадцатого века флорин стал, как любят писать историки, «сенсацией», «символом богатства и процветания». Сама же Флоренция, где чеканились флорины, стала банковским центром, известным «от Иберии до Стамбула, и от Скандинавии и до Египта».
Откуда же взялось во Флоренции столько золота? Считается, что основу богатства города составил секрет цветных суконных тканей, качества которых ни один производитель в мире достичь не мог.
Монополия – основа капитала. В своё время Финикия разбогатела на секрете окрашивания ткани в пурпурный цвет. Пигмент для тирского пурпура (тyrian purple, древнегреч: πορφύρα porphúra) добывался из желез моллюсков, производство было весьма трудоемким и дорогим. Пурпур считался цветом царей и первосвященников. В Риме плащ из пурпура мог стоить целое состояние (цена имения с землей и рабами). Так царский пурпур послужил основой могущества финикийских банкиров и олигархов. Схожим образом разбогатела и Флоренция: своя производственная монополия, собственная полноценная монета, наконец, собственное банковское дело.
На фоне упадка Византии, флорин вытеснял византийский «безант», становясь «международным финансовым институтом», основой взаиморасчетов, той базой, которая дала возможность банкирам нового времени возвести стены замка своего могущества: отныне им не надо было иметь дело с постоянно колеблющимся курсом великого множества монет различного происхождения.
Возможно, именно об этом говорит и герб Медичи (красные шары на желтом фоне), о значении которого до сих пор много гадают? Кто-то видит здесь изображение пилюль (поскольку Медичи происходят из аптекарей), кто-то –апельсинов из садов Медичи. Однако, самая очевидная и внятная версия звучит так: шары скопированы с герба флорентийской гильдии менял (Arte del Cambio), членами которой были и Медичи. Красный щит Arte del Cambio был усыпан византийскими «безантами». Медичи лишь поменяли местами цвета, а основой своего могущества сделали флорин.
Итак, флорин становится фундаментом нового мира, открывая дорогу зарождению капитализма и власти финансового капитала. Или, может быть, говоря точнее: возвращению капитализма? Ведь финикийская олигархическая система хозяйствования и власти строилась на тех же точно основаниях. В свое время авангард семитской олигархии – финикийская колония Карфаген уже готов был к завоеванию мира. Но тогда на пути Карфагена встал Рим. И следующую тысячу лет в мире доминировали Рим и римская этика воина (не финансиста). Но времена менялись: Карфаген возвращался и требовал реванша. Эту эстафету теперь принимала Флоренция, становясь первым плацдармом нового Карфагена в новом мире. Отсюда, из Флоренции начнется новое завоевание мира финансовым капиталом. Флорентийские банки утверждают новые способы ведения дел. Здесь впервые (во всяком случае в Европе) вводится система бухгалтерского учета по двойной записи (официально обкатана в 1340 году). Здесь «буквально из ничего» возникают «фидуциарные деньги» - т.е. ничем не обеспеченные кредиты, основанные исключительно на доверии. Здесь быстро входят в оборот и моду банковские переводы и векселя.
Но, как это бывает, именно богатство и высокий статус станут причиной падения первых флорентийских банкирских домов. Флорентийские банкиры станут кредиторами королей. Что есть конечно великая слава, но и огромный риск: блеск королевской власти падает и на королевского банкира; но на него же падают и его долги. Могущество же короля столь велико, что он может позволить себе и не отдавать долгов.
Так в конце XIII века кончили Бонсиньори – первые банкиры Сиены. Та же судьба в середине XIV в. постигла флорентийские семьи Барди, Перуцци и Аччайуоли, которые субсидировали неаполитанских и английских королей. Эдуард III, как тогда говорили, задолжал банку Перуцци «стоимость целого королевства». У короля были веские причины на это: он приступал к войне с Францией, той, которую позднее назовут Столетней. Но оплатившие её три крупнейших флорентийские банкирских дома рухнут один за другим.
Это расчистит дорогу Медичи, которые «заполнят вакуум», оставшийся от краха аристократических семей Флоренции. См. Strathern Paul The Medici: Godfathers of the Renaissance, London, 2003 // Стратерн Пол, Медичи. Крестные отцы Ренессанса, М. 2010
Поможет Медичи и «Чёрная смерть» (1346-1353), выкосившая за несколько лет треть населения Европы. Эпидемия чумы нанесет мощный удар по христианскому самосознанию Европы, перевернув представления о добре и зле и сильно поколебав нравы. Особенно в народных низах, на которые всегда опирались Медичи. Именно плебс, нищая чернь (popolo minuto) была политическим инструментом влияния Медичи, с помощью которого они интриговали против аристократии, поддерживая, а то и возглавляя ее восстания.
Теперь все карты были в руках Медичи. Крыло «чёрной смерти» ослабило прежнюю аристократию, сознание же низов, взбудораженное и растерянное, легко было революционизировать. Это были лучшие исходные для начала нового великого проекта.
Вероятно, это было то самое время, когда банкиры поймут, что давать в долг королям – это хорошо, но еще лучше – самим чеканить королевскую монету. Стратегией «нового Карфагена» станет организация центробанка, который будет субсидировать короля в обмен на право денежной эмиссии. На власти центробанка будет построено могущество банкиров эпохи торжества капитализма. Но эпоха эта только ещё открывалась, в самом её истоке стояла семья Медичи. И их стратегия была, пожалуй, еще более изумительна: они вознамерились обратить в банк саму папскую резиденцию. Да, Медичи смотрели не на Неаполь, Париж, Берлин или Лондон, но, прежде всего, на Рим, куда, как они справедливо полагали, стекались все деньги мира.
Скоро Медичи действительно сделаются банкирами пап (то есть официальными сборщиками церковных доходов), а потом станут поставлять своих людей на папский престол (как Джованни поставил пирата Бальтасара Коссу), и, наконец, сами сделаются папами.
Весь XV и начало XVI века влияние Медичи на папский Рим будет мягким, настойчивым и неизменно разлагающим. Папы станут сперва покровителями светского ренессанса, затем и сами превратятся в почти светских правителей. Духовно расслабленное тело папского Рима будет все сильнее разъедать коррупция: совершенно естественной станет практика ростовщичества, пышным цветом будут цвести симония (покупка высших церковных должностей), непотизм (раздача привилегий родственникам), подкуп и проч. Наконец, сами став папами, Медичи последовательно: сначала сын Лоренцо Великолепного Джованни (папа Лев Х), а затем его двоюродный брат Джулио (папа Климент VII) обрушат христианский мир в хаос Реформации...
10. Культурная революция ренессанса
Из конца революции ренессанса вернёмся в её начало. Какими бы ни были цели революции, то, что начинал Козимо Медичи было, прежде всего, революцией культурной. И первыми её бастионами становятся флорентийская библиотека (образ библиотеки Александрийской), платоновская академия (образ школы Плифона в Мистре), наконец, новое искусство, в истоках которого стояли Донателло, Фра Анджелико, Филиппо Брунеллески и другие представители «нового стиля».
Первым же, и, наверное, главным символом ренессанса становится созданная по заказу Медичи скульптура Донателло «Давид» (1434): обнажённая мужская фигура, откровенная гомоэротическая андрогинность которой бросают вызов всему прежнему церковному искусству и нравам. Скандальный статую Козимо водрузит в центре двора, защищенного стенами своего флорентийского дворца.
Если статуя была символом новой веры, то окружающий замок – её бастионом. Здесь был центр нового «тайного общества Мистры», эзотерического круга, особо подчеркнутый гомосексуализмом Донателло.
Очевидно, что в любом другом месте Италии Донателло грозила тюрьма. Но могущество Медичи спасало скульптора от тюрьмы и возводило этот жест в символ.
Таким образом, флорентийский «бастион свободы» бросал вызов всему прежнему миропорядку с его церковными законами и установлениями. В сем «бастионе», оазисе нового стиля и новой веры, круг Медичи обретал не только визуальный контекст, но и свой эзотерический (отсылающий к школе Плифона) план. Так заявляло о себе новое «эзотерическое подполье» флорентийского возрождения: платоновская академия, изучающая тайны Гермеса Триждывеличайшего, новая философия, новое искусство, новые нравы…
При Лоренцо Великолепном, внуке Козимо, ренессанс уже полноправно вступает в свои права: в это время вся Флоренция обращается в мастерскую, воскрешающую «дух античности» в живописи, культуре и философии. Здесь, под крылом Лоренцо Великолепного расцветают и творят Микеланджело Буонарроти (выходец из художественной школы Медичи), Сандро Боттичелли и Рафаэль. Это время высокого Возрождения: под крылом пап из семейства Медичи, Льва X и Климента VII, Рафаэль и Микеланджело становятся главными художниками Рима и Ватикана.
В 1555 году Джорджо Вазари, ещё один важный представитель «эзотерического круга» Медичи, создаст первую энциклопедию нового искусства. Его «Жизнеописание наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» (итал. «Le Vite de’piu eccelenti Pittori, Scultori e Architetti») станет первой официальной «историей ренессанса» и философским обоснованием «нового стиля». Разумеется, сие «Жизнеописание» (посвященное «великому герцогу Козимо Первому») также будет щедро оплачено Медичи. Именно Вазари, описывая новую манеру живописи Джотто, впервые произнесет слово «ренессанс», которое в XIX веке подхватят и утвердят историки этой эпохи.
Около семи лет будет творить под крылом Медичи и Леонардо да Винчи, приехавший во Флоренцию в середине 1460-х гг. В рукописи XVI века некоего Анонимо Гаддиано говорится, как в 1480-м году Леонардо живя в доме Медичи, работал на площади Сан-Марко, в саду, где собиралась Платоновская академия. Впрочем, вздорный характер художника не дал развиться этому тандему. («Медичи создали и уничтожили меня», - такую загадочную запись находим в дневнике да Винчи).
После смерти Микеланджело, последнего из великих художников «высокого Возрождения», знамя ренессанса переходит к науке. И снова во главе научной революции становятся Медичи, покровительствующие её центральным столпам – Копернику и Галилею. В 1533 году именно папа Климент VII Медичи одобрит теорию Коперника о вращении Земли. Но в особенности семья Медичи будет покровительствовать Галилею (семьи Галилеев и Медичи из одного местечка Муджелло в 23 км к северу от Флоренции), финансируя труды ученого и распространяя их по всей Европе.
Обрушение птолемевско-аристотелианского космоса, на котором строилась картина мира Средних веков, и, соответственно – авторитета Католической церкви – таковы были итоги культурно-научной революции ренессанса. Обратимся теперь к его политической программе.
11. Конгломерат светских национальных государств
Финансы, как известно – основа любой революции. Всякая революция стоит на прочном фундаменте капитала. Фундаментом революции ренессанса стало финансовое могущество Медичи. Но каковы были её цели? Чем была она в своей сути? Осуществление плифоновской утопии в масштабах всей Западной Европы. Или – создание на месте единого христианского мира под властью Пап и Императоров (единого «Христилэнда» - Земли христиан) конгломерата светских, независимых от Церкви национальных государств – так эта цель могла бы быть сформулирована.
Ту же идеологию исповедует знаменитый труд Макиавелли «Государь», который он посвятил Джулиано де Медичи (младшему брату папы Льва Х Медичи)
Макиавелли всегда считали циником и безбожником (что в целом справедливо). Он перебегал из лагеря в лагерь, служил разным государям (с теми же Медичи его связывали очень непростые отношения). В XVI веке и католики, и лютеране называли труды Макиавелли источающими сатанинский яд, а его самого «пальцем сатаны» (кардинал Поул), «великим разрушителем», «учителем зла», и человеком, которого «дьявол уполномочил вести добрых людей в ад» (елизаветинские публицисты).[2]
Причем и те, и другие были уверены в том, что их враги – завзятые макиавеллисты: католики говорили о Кромвеле, что он действует по конспекту, составленному Макиавелли; протестанты же, наоборот, называли последнего вдохновителем контрреформации. Все позднейшие либеральные байки о «зловещих иезуитах» - продолжение той же традиции.
Действительно, Макиавелли устраняет из политики Бога так же точно, как Галилей устраняет из подлунного мира иное небо. Макиавелли не нуждается в «идее этики» для своей практической политики так же, как Лаплас не нуждается в «идее Бога» в своих астрономических штудиях. Но при всем его цинизме, нельзя сказать, что божество, которому поклоняется Макиавелли – исключительный эгоизм власти. Нет, центром всех действий «Государя» является именно сохранение и благо государства; то есть – родной Макиавелли республиканской Флоренции. «Государь» Макиавелли – это и есть апофеоз ценностей национального государства и республиканизма, оторванных от прочих духовных ценностей. «Государь» Макиавелли – и есть в сущности «пророчество» о мире, который воцарится на руинах бывшей христианской Европы после Тридцатилетней войны.
И император Карл V (который утверждал, что «Государь» – одна из трёх книг, которые он всегда читал и перечитывал с удовольствием), и Наполеон (как-то бросивший о Макиавелли: «профан»), и Фридрих Великий (называвший его «врагом рода человеческого») – все они, так или иначе, внимательно штудировали этого «отца современной политической философии и политологии», как его принято сегодня называть.[3] Иначе быть не могло: само время уже начинало жить, или уже жило «по Макиавелли».
Россыпь республиканских государств (или людей, как маленьких государств), живущих по принципам практичного эгоизма и «войны всех против всех» - это и была цель революции Медичи. Конечно, Медичи не были единственными акторами великого политического проекта разрушения единой христианской Европы. Они представляли собой только вершину айсберга (или, может быть, лучше сказать, грибницы). Но, так или иначе, сыграть эту роль, возглавить и осуществить сей «мессианский проект» на практике история «поручила» идеям Плифона помноженным на финансовый капитал, конвертированный во власть флорентийского клана Медичи.
***
[1] См. Медведев И. П. Византийский гуманизм XIV—XV вв. — СПб. : Алетейя, 1997
[2] См. Тененбаум, Борис. Великий Макиавелли. Темный гений власти. «Цель оправдывает средства»?, М. 2012
[3] См. напр. Whelan, Frederick G. Hume and Machiavelli: Political Realism and Liberal Thought, 2004. — P.29.
Илл. Сандро Боттичелли "Клевета" (1495)
