Двойниковый эффект

Разведка является важнейшим элементом системы безопасности любого государства. При этом в Советском Союзе в силу ряда исторических причин особое значение играла нелегальная разведка. И как раз сегодня, накануне дня рождения одного из самых выдающихся советских нелегалов Конона Трофимовича Молодого, хотелось бы остановиться на некоторых малоизученных аспектах данной профессии, в том числе и с помощью рассекреченных несколько месяцев назад архивных материалов английской контрразведки МИ-5.
Один из таких аспектов состоит в том, что для легализации в той или иной стране нередко используются документы на имя уже умершего гражданина этой страны. Легализовавшись, разведчик-нелегал переезжает в страну назначения и продолжает жить под именем умершего человека – то есть становится его двойником.
В литературе тема двойника была поднята представителями немецкого романтизма, в частности Эрнстом Теодором Амадеем Гофманом. В 1815-1816 гг. в Берлине выходит его готический роман «Эликсиры дьявола». В художественную ткань романа виртуозно вплетена череда раздвоений, которую легко обнаружить в зеркальных повторах сюжета. Лейтмотивом проходит тема зловещего двойника-лазутчика и родового проклятия, вторгающегося в жизнь отдаленных потомков и начинающего повелевать ими помимо их воли. Монах Медард, от лица которого ведется повествование, не может противостоять искушению отведать дьявольский эликсир из погреба святого Антония, который пробуждает в нём низменные страсти. Предметом его вожделения становится прекрасная Аврелия. По наущению своего теневого двойника Медард совершает преступление за преступлением, включая убийства. Он даже покушается на жизнь Аврелии, которая должна стать его женой, хотя на деле приходится ему сестрой… Генрих Гейне, прочитав роман Гофмана, писал: «В „Эликсирах дьявола“ заключено самое страшное и самое ужасающее, что только способен придумать ум. Как слаб в сравнении с этим „Монах“ Льюиса, написанный на ту же тему. Говорят, один студент в Гёттингене сошёл с ума от этого романа».

Повлиял роман Гофмана и на Алексея Алексеевича Перовского – дядю, а, по некоторым сведениям, отца графа Алексея Константиновича Толстого. В 1812 году он добровольцем ушёл на войну и был зачислен в чине штабс-ротмистра в 3-й Украинский казачий полк. Перовский был участником многих сражений, в том числе и в составе партизанских отрядов, а затем отправился в заграничный поход, участвовал в Битве народов под Лейпцигом и до 1816 года служил в оккупированной союзниками Саксонии, где и увлёкся немецким романтизмом. После выхода в отставку он вместе с сестрой Анной и её маленьким сыном Алёшей перебрался в имение Погорельцы на Черниговщине. Ходили слухи, что Алёша Толстой — плод кровосмесительного союза родных брата и сестры.
В 1828 году Алексей Перовский, знакомый с Пушкиным и Гёте, публикует под псевдонимом Антоний Погорельский повесть «Двойник, или Мои вечера в Малороссии», проникнутую духом готического романа (уже само имя Антоний отсылает к «Эликсирам дьявола»). Это сборник из четырёх новелл, объединённых рамочным сюжетом в духе «Серапионовых братьев» Гофмана. «Двойник» предвосхищает повесть Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки», а одна из новелл «Лафертовская маковница» вызвала самую восторженную оценку Пушкина, который позже процитировал её в своём «Гробовщике».
После 1830 года Алексей Перовский всё свое время посвящает воспитанию Алёши Толстого и пишет для него сказку «Чёрная курица, или Подземные жители» (под тем же псевдонимом Погорельский). Будучи причастным к двум влиятельнейшим дворянским родам — Толстых и Разумовских — Алёша становится товарищем наследника престола, будущего императора Александра II. В 1881 году император Александр II был убит в результате покушения, которым руководила Софья Перовская, дедом которой был старший брат матери Алексея Толстого, товарища Александра II по детским играм…
Самого Алексея Толстого всю жизнь мучали страшные приступы головной боли, от которых он и умер. Пытаясь связать свой недуг с метаморфозами, происходящими с его семьей, он в 1841 году пишет повесть «Упырь», в которой дворянин Руневский встречает на балу странного незнакомца, от которого узнает, что на бал пришло много упырей.
— Знаете ли вы эту старуху? — спросил он Руневского.
— Это бригадирша Сугробина, — отвечал тот. — Я её лично не знаю, но мне говорили, что она очень богата и что у неё недалеко от Москвы есть прекрасная дача совсем не в бригадирском вкусе.
— Да, она точно была Сугробина несколько лет тому назад, но теперь она не что иное, как самый гнусный упырь, который только ждёт случая, чтобы насытиться человеческою кровью. Смотрите, как она глядит на эту бедную девушку; это её родная внучка. Послушайте, что говорит старуха: она её расхваливает и уговаривает приехать недели на две к ней на дачу, на ту самую дачу, про которую вы говорите; но я вас уверяю, что не пройдёт трёх дней, как бедняжка умрёт. Доктора скажут, что это горячка или воспаление в лёгких; но вы им не верьте!
Руневский слушал и не верил ушам своим.
— Вы сомневаетесь? — продолжал тот. — Никто, однако, лучше меня не может доказать, что Сугробина упырь, ибо я был на её похоронах…

Конон Трофимович Молодый родился 17 января 1922 года в Москве на Арбате. Будущему нелегалу едва исполнилось семь лет, как умер его отец, Трофим Кононович Молодый, крупный ученый-физик. Летом 1931 года в Москве неожиданно оказалась старшая сестра матери Конона Евдокии Константиновны и предложили забрать мальчика к себе в Сан-Франциско. Но здесь возникла проблема: американские власти отказались предоставить визу советскому школьнику, у которого родители не живут за границей. Тогда в дело вмешался всемогущий Генрих Ягода, по указанию которого батюшка из церкви «Успения на могильцах», где крестили Конона, выдал ему новую метрику о том, что он является внебрачным сыном Трофима Кононовича и младшей сестры его жены – Серафимы Константиновны, которая к тому времени проживала в буржуазной Эстонии. Так что в свою первую загранкомандировку 9-летний школьник Конон Молодый выезжал уже по поддельным документам.
Американская тётка Анастасия Константиновна отдала мальчика в местную школу, где через пару месяцев он уже свободно общался на английском. Она хотела, чтобы он так и остался у нее и поступил в американский университет. Но дома были мать и сестра, и в 1938 году Конон взбунтовался. Не помогло и то, что в Калифорнию прибыла переехавшая в Париж тетка Таня, которая к тому времени здорово разбогатела благодаря прибыльной деятельности «Школы русского балета», открытой ею в Париже. В результате школу Конон оканчивал уже в Москве, затем был призван в Красную Армию, а когда началась война попал прямиком в разведку.
«Я был в том самом первом звене армейской разведки, которое действует непосредственно на передовой, — рассказывает Конон Трофимович. — Взять “языка”, разведать расположение огневых точек — такие задания ставились перед бойцами подразделения, в котором я служил.
— Рядовым или офицером?
— Сначала рядовым, потом офицером. Закончил войну в должности начштаба этого разведподразделения. О характере заданий, которые нам поручали, можно судить по тому, что из трехсот человек, которые начали войну со мной, завершили её лишь семнадцать. В том числе и я…
— Это что — удача?
— Безусловно. Но не только. Профессиональная пригодность, хорошая реакция…»

После войны Конон Молодый поступает в Институт внешней торговли, где изучает китайский язык. В начале 1951 года с ним встретился заместитель начальника 4-го (англо-американского) отдела Управления «1-Б» (нелегальная разведка) Виталий Григорьевич Павлов. Пройдя путь до заместителя начальника ПГУ КГБ СССР, генерал-лейтенант Павлов вспоминал: «Это был симпатичный молодой человек, жгучий брюнет с подвижным лицом и живыми темными глазами. Они, казалось, постоянно искрились в улыбке… В нашей службе К.Т. Молодый получил оперативный псевдоним “Бен”. Я часто встречался с ним и всякий раз отмечал быстрый прогресс в том, как он осваивал основы разведывательного мастерства. С ним легко было работать. У него всегда было хорошее настроение, ко всему он относился со здоровым юмором. К 1954 году “Бен” был готов к выезду за кордон, уверенно ориентировался в разработанной вместе с ним легенде-биографии: под видом канадца он должен был осесть в Англии».
Детали этой легенды приводит сын Конона Трофимовича – полный тезка своего деда Трофим Кононович Молодый: «Удалось выяснить, что в 1927 году во время наводнения в канадском городе Ванкувере погибли муж с женой и их маленький ребенок. Мальчик, разумеется. Об этом в те далекие времена написали местные газеты, и факт сей был официально зарегистрирован в документах местной мэрии. А почему не предположить, что мальчонку спасли двое бездетных супругов и увезли его в другую страну. Мальчонка рос, а приемные родители, воспитав его, умерли и оставили небольшое наследство, которое позволило юноше начать самостоятельную жизнь под именем Гордона Арнольда Лонсдейла».
Вот так советский разведчик Конон Молодый стал двойником канадского гражданина Гордона Лонсдейла. Как это повлияло на судьбу самого Молодого и судьбу его семьи – мы увидим ниже. А весной 1956 года, легализовавшись в Ванкувере, «Бен» послал письмо в Лондон с просьбой принять его на учёбу с целью изучения китайского языка и истории Китая. Ответ пришёл быстро. В нём сообщалось, что занятия начнутся в первую среду октября, но мистеру Лонсдейлу следует явиться в деканат несколько раньше...
В знаменитой школе африканистики и востоковедения Лондонского университета «Бен» попадает в одну группу с сотрудниками английской разведки, заводит полезные знакомства, становится преуспевающим бизнесменом, миллионером. В Лондоне он ведёт светский образ жизни, его знают в лучших английских клубах. Он много ездит по стране, у него восемь автомобилей, загородная вилла, роскошные номера в лучших отелях Лондона. Всё это он приобрел на свои деньги. Незадолго до ареста королева Великобритании пожаловала Гордону Лонсдейлу грамоту «За большие успехи в развитии предпринимательской деятельности на благо Соединённого Королевства».

В какой-то момент Центр сообщил, что на территории военно-морской базы в Портленде, где проводятся испытания новейшего подводного оружия и различных гидроакустических систем обнаружения подводных лодок, работает некий Гарри Хаутон. В начале 50-х гг. он служил в аппарате военно-морского атташе английского посольства в Варшаве и, занимаясь махинациями на черном рынке, попал в поле зрения польских спецслужб. Хаутон привык жить на широкую ногу, но из-за чрезмерного пристрастия к «выборовой» и «житней» его еще до окончания срока служебной командировки вернули в Англию, что поставило его в весьма затруднительное положение.
Зная это, «Бен» приезжает в Портленд, звонит из ближайшего телефона-автомата Хаутону и, используя свой американский акцент, представляется помощником американского военно-морского атташе в Лондоне капитаном второго ранга Алексом Джонсоном. Он передает Хаутону привет от общего знакомого по Варшаве — а надо сказать, Варшаву «Бен» знал прекрасно. По словам его сына Трофима, последний был зачат именно в Варшаве, куда отец тайно приезжал в июле 1957 году на встречу с женой Галиной.
Встретившись с Хаутоном, «Бен» дает понять, что прибыл в Портленд проверить, как англичане выполняют свои договорные обязательства перед американцами по обмену военно-технической информацией.
— Что вас интересует? — напрямик спросил Хаутон.
— Пустяки, — уклончиво ответил «Бен». — Некоторые сведения общего характера, в частности, какое новое оборудование испытывается у вас, результаты этих испытаний.
Хаутон кивнул — этими сведениями он располагает.
— Конечно, — осторожно добавил «Бен», — мы многое знаем из официальных источников. Но всегда следует проверять добросовестность партнера. Поэтому я был бы благодарен за любые сведения, представляющие определённый интерес…
— В последнее время я испытываю материальные затруднения, — намекнул Хаутон.
«Бен» тут же извлёк из кармана дорогую зажигалку фирмы Dunhill.
— У меня есть для вас небольшой сувенир, — сказал он и торжественно вручил зажигалку моряку. Неожиданно у того вытянулось лицо:
— Бог мой, да это же чистое золото! — воскликнул Хаутон.
— Конечно, — рассмеялся «Бен», — мы, американские моряки, можем позволить себе такую роскошь.
Подарок произвел на Хаутона ошеломляющее впечатление.
— Вы можете на меня положиться! — заверил он. — Хаутон умеет быть благодарным!
Через некоторое время Хаутон сообщил, что может достать весьма важные документы через свою очень близкую приятельницу Этель Элизабет Джи по прозвищу «Банти», которая работала делопроизводителем на той же военно-морской базе и имела доступ практически ко всем секретным документам, имевшимся в этом учреждении, включая планы НАТО и чертежи строящейся первой английской атомной подводной лодки «Дредноут». Поскольку создание «Дредноута» стало возможным в результате договора о совместной защите между Великобританией и США, заключенного в 1958 году, Джи не сомневалась, что помогает офицеру американского военно-морского флота. По словам Конона Трофимовича, нельзя сказать, что она была очень привлекательной, но в ней чувствовалась сильная и незаурядная личность. Он даже пытался убедить Хаутона жениться на Джи и перестать гоняться за каждой юбкой, которая попадала в его поле зрения. «Бен» приводил ему примеры, когда из-за ревности женщины шли в полицию и доносили на своих любовников или мужей.

И провал произошел. По версии, изложенной бывшим помощником директора МИ-5 Питером Райтом в его нашумевшей книге «Spycatcher» (1987), предателем оказался подполковник польской Службы безопасности Михаил Голеневский. По собственной инициативе он установил контакт с ЦРУ и получил оперативный псевдоним «Снайпер». Он не замедлил сообщить американцам известные ему сведения об источнике утечек в Royal Navy. Американцы информировали британскую контрразведку МИ-5, которая быстро установила Хаутона и взяла его под наблюдение. Вскоре англичанам удалось выйти на любовницу Хаутона Этель Джи, которая имела доступ к копировальному аппарату на военно-морской базе в Портленде. Как позже убедились контрразведчики, она была основным источником информации о всех новейших видах вооружений, поступавших на британский флот. Джи снимала с документов «лишние» копии, а Хаутон выносил бумаги за пределы базы и передавал за вознаграждение «Бену». К середине 1960 года английские «охотники за шпионами» зафиксировали одну встречу Джи с «Беном», когда та передавала ему пакет с документами. К концу года англичане смогли засечь и радистов «Бена» супругов Крогеров – под этой фамилией скрывались легендарные разведчики Моррис и Леонтина Коэн, ставшие впоследствии Героями России. Все пятеро – «Бен», Хаутон, Джи и Крогеры – проходили в английской контрразведке под кодовым наименованием «портлендская шпионская сеть» (анг. Portland Spy Ring).
7 января 1961 года, как рассказывает сам Конон Трофимович, «я сел за руль и не спеша двинулся поближе к месту встречи. Припарковался в нескольких кварталах от нужного перекрестка. Снова проверился — слежки не было. И зашагал на Ватерлоо-Роуд. Я был на месте за несколько секунд до назначенного времени. Вскоре увидел Хаутона и, к немалому удивлению, Банти Джи, которую на встречу не вызывал. Они переходили дорогу прямо передо мной. Банти Джи сунула мне в руку хозяйственную сумку.
— Тут, — торопливо шепнула она, — всё, что вы просили принести Хаутона.
Я заметил в сумке какой-то бумажный свёрток. И вдруг сзади, за самой спиной послышался скрежет автомобильных тормозов. Я оглянулся. У обочины остановились три автомобиля — обычные, ничем не примечательные с виду машины. Около десятка мужчин в традиционных для западных детективов макинтошах уже выскакивали из машин и бежали к нам. С пистолетами, торчавшими из-за пояса, они походили на сыщиков из дешёвого детективного фильма. Нет, никто из них не сказал, как это утверждал на суде старший полицейский чин Смит: “Я — офицер полиции. Вы арестованы”. Они просто набросились на меня и моих спутников, молча схватили за руки и втолкнули в машины. Меня запихнули на заднее сиденье первого автомобиля, продолжая крепко держать руки, хотя я и не вырывался. Машина сразу же помчалась. Её водитель передал по радио: “Схватили всех, возвращаемся в Скотленд-Ярд”».
Судебный процесс над участниками Portland Spy Ring начался 13 марта 1961 года в знаменитом Олд Бейли — уголовном суде высшей инстанции. Все попытки служителей Фемиды доказать вину Лонсдейла и Крогеров в шпионаже не имели успеха, так как ни контрразведка, ни суд не смогли доказать факта передачи подсудимыми секретной информации какому-либо иностранному государству. Их судили «за заговор с целью совершения шпионажа» и приговорили: Лонсдейла — к 25 годам каторжной тюрьмы, Крогеров — к 20. Гарри Хаутон и Джи получили по 15 лет. Через три года полковника Молодого обменяли на англичанина Гревилла Винна, связника предателя Пеньковского. А в августе 1969 года власти Великобритании дали согласие на обмен супругов Коэн на арестованного в СССР агента МИ-5 Джеральда Брука. 12 мая 1970 года на свободу вышли Гарри Хаутон и Этель Джи. В 1971 году они поженились. Выражаясь словами Александра Грина, «они жили долго и умерли в один день» – в 1984 или 1985 году. «В полном забвении» – ехидно добавляют англичане.

Судьба Конона Трофимовича Молодого и его семьи сложилась трагически. Как пишет его сын Трофим – с которым мы, кстати, одногодки и были хорошо знакомы по дому на Мосфильмовской, где я часто бывал у наших общих друзей Саши Громова и Кости Мищенко – «время летело быстро. Иногда у нас собирались друзья отца. Приходил и Абель, дядя Рудольф, как я его называл. Был он всегда грустен и чем-то озабочен. Помню, очень испугался, когда батя в поддатии рассказал анекдот о Брежневе… 10 октября 1970 года. Мне уже двенадцать с половиной лет. Помню, была суббота, и мы всей семьей вместе с друзьями отца дядей Володей и тетей Милой Романенко решили поехать за грибами. Поставили палатку, развели костер, уселись на раскладных стульчиках. Открыли бутылку водки, чтобы выпить по стопке и поужинать. И вдруг отец упал на траву… Мама наклонилась над ним. У него были ясные глаза, он чего-то все хотел сказать, но парализовало речь. … Решили позвонить в Москву. Мама помнила лишь телефон Рудольфа Абеля. Дозвонились до него. Он очень расстроился, но сказал, что сообщит о случившемся товарищам, чтобы срочно выслали машину. Было уже за полночь. Врач сказал, что отец мертв… Служебная «Волга» приехала только с оперативным шофером. Ни врача, ни сестры… Маму с тетей Милой посадили в эту машину, а дядя Володя, положив тело отца на заднее сиденье, поехал следом. Привезли мертвого отца в госпиталь на Пехотную. Сделали вскрытие, сказали, что обширный инсульт. Случается, мол, и с разведчиками совершенно непредвиденное…. А потом похороны. Помпезные. С показухой. И памятник за счет КГБ. Мама была в трансе. И потом долго не могла выйти из этого состояния. Пыталась бороться с горем старым дедовским способом. Но от бутылки становилось еще хуже. А дом наш вдруг опустел. Ни Абеля, ни Крогеров, ни артиста Вячеслава Тихонова, ни сценариста Вайнштока, ни кагэбэшных сотоварищей, которые вроде бы дружили с отцом … Не нужны мы им стали … Тогда в моей судьбе принял участие чудесный человек, истинный друг покойного отца Николай Владимирович Губернаторов, доктор исторических наук и генерал-майор в отставке. Он преподавал в Высшей школе КГБ СССР и помог мне устроиться туда на преподавательскую работу. Дослужился я до майора, стал заместителем начальника курса контрразведки. А потом надоело. Подал, рапорт об уходе, прошел медицинскую комиссию — и гуд бай! Подался в бизнес… Нет, по стопам отца я бы не пошел. И сыну запретил. Одного разведчика в династии Молодых более чем достаточно…»
Вот на этой печальной ноте я было хотел поставить точку – но неожиданно позвонил из Лондона мой хороший знакомый Тревор Барнс, в прошлом продюсер BBC News, изучавший историю шпионажа в Кембридже и Оксфорде. Он как раз заканчивает роман в духе Ле Карре о «портлендской шпионской сети» и хотел посоветоваться со мной относительно обложки. Я спросил его о названии романа – его ответ меня поразил: Dead Doubles! «Мёртвые двойники»!!! Да ведь и я как раз размышлял о «двойниковом эффекте» и его последствиях для семей нелегалов. Это уже не просто совпадение – это момент истины.
В самом деле, и Гофман, и Пушкин и Толстой указывали, что перевоплощение в своего двойника не остается для человека без последствий и преследует все его последующие поколения. Причина в том, что двойник получает возможность войти в соприкосновение с мистическим миром оборотней, упырей и вурдалаков. Например, в русской мифологии считается, что оборотень — это дитя, умершее некрещёным или вероотступник, душа которого «проказит поневоле». Согласно поверьям, оборотни обладают многими сверхъестественными способностями, значительно превышающими возможности человека, оказывая неоценимую помощь в достижении поставленных перед нелегалом целей – но, как известно, за все нужно платить, и встреча с подобной кармой не сулит разведчику ничего хорошего в будущем. Именно поэтому реабилитация бывших нелегалов представляет собой огромную проблему, которой до сих пор не придавалось должного значения.
Кроме того, я узнал от Тревора некоторые подробности относительно недавно рассекреченных английской контрразведкой МИ-5 файлов по делу «портлендской шпионской сети». И дело приняло совершенно новый оборот.
Прежде всего, стало ясно, каким образом удалось установить Лонсдейла как полковника КГБ Молодого. МИ-5 впервые зафиксировала встречу Этель Джи с неизвестным лицом, жившим по канадскому паспорту, в июле 1960 года. Было установлено, что это канадский бизнесмен Гордон Лонсдейл. С этого момента к расследованию подключилась Королевская канадская конная полиция (RCMP), которая выяснила, что Лонсдейл родился в Онтарио в 1924 году как сын чернорабочего, но затем исчез и объявился только через 30 лет, получил канадский паспорт и отправился в Англию.
Рассекреченные файлы показывают, что МИ-5 заподозрила в Лонсдейле нелегала КГБ с момента его прибытия в Англию на том основании, что у него отсутствовала биография начиная с младенческого возраста и до 30 лет. Ключом к идентификации Лонсдейла стали найденные в доме у Морриса и Лоны Коэн микроснимки (микроточки), используемые для связи с Москвой. Некоторые микроточки содержали письма к жене и детям в Москву, причем часть из них была подписана буквой «К». Анализ текстов писем позволил также установить, что их автор родился не в 1924, а в 1922 году, и часть детства провел за границей.

Однако настоящий прорыв произошел в июне 1961 года. В то время ФБР пыталось выяснить в Калифорнии, не работал ли там Моррис Коэн учителем после своего исчезновения из Нью-Йорка в 1950 году. Попутно агенты ФБР опрашивали все школы, не помнят ли там русского школьника середины 1930-х гг., которого могли звать Гордон Лонсдейл. И тут им улыбнулась удача. Бывший директор A to Zed School в Беркли, Калифорния, основанной в 1907 году известной писательницей и педагогом Корой Ленор Уильямс, сообщил следующее: «Единственным русским, который посещал эту школу, был КОНОН МОЛОДЫЙ, который родился 17 января 1922 года. Он был записан в школу в сентябре 1936 года и покинул ее спустя три недели после начала второго полугодия 1938 года, заявив, что возвращается в Европу. Он жил у тёти, ТАТЬЯНЫ ПИАНКОВОЙ, преподавательницы балета в Беркли». После этого ФБР отследило Пианкову и других родственников Молодого, живших по всему миру, сняло с них показания и в ноябре 1961 года вместе с МИ-5 пришло к заключению, что Гордон Лонсдейл на самом деле является Кононом Молодым – русским, который провел несколько лет в Калифорнии, прежде чем решил вернуться к своей матери в Москву в 1938 году.
Установив таким образом личность разведчика, МИ-5 в ноябре 1961 года попыталась склонить его к сотрудничеству. Для этого через калифорнийское отделение ФБР была организована утечка данных на полковника Молодого в мировую прессу. Но самым удивительным, как только что выяснилось, было то, что Молодый сам первым выразил желание сотрудничать с англичанами. Он подтвердил, что готов предоставить секретную информацию в обмен на «значительное сокращение» своего срока и срока Крогеров. При этом он установил жесткие рамки сотрудничества. Он «не был готов выторговывать сделку только для себя» и отказывался «давать информацию, которая могла бы привести к аресту других лиц». Понимая, насколько быстро в тюрьме распространяются слухи, Молодый потребовал, чтобы все беседы велись с максимальной секретностью.
31 мая 1961 года, во время встречи с офицером МИ-5, Молодый предложил раскрыть сведения о своей карьере разведчика и о деятельности «портлендской шпионской сети», об организации и методах работы советской нелегальной разведки и контрразведки, а также о «другом агенте, к которому он шел во время своего ареста», местонахождении своего второго беспроводного передатчика и «вспомогательной нелегальной сети, с которой работал ЛОНСДЕЙЛ» — всё это в обмен на значительное сокращение его 25-летнего срока и срока Коэнов.
Сначала британское правительство отказалось рассматривать предложение о сделке с Молодым. Но отношение правительства изменилось, когда в ноябре 1961 года МИ-5 преднамеренно раскрыла его подлинную личность в газетах. Наконец, 6 декабря 1961 года в тюрьме ему было передано британское предложение. Срок его заключения будет сокращен с 25 до 15 лет, а у Крогеров — с 20 до 15 лет в обмен на ответы на вопросник, касающийся их шпионской деятельности и советской разведки. Молодый внимательно и не спеша прочитал предложение, а затем вернул документ сотруднику МИ-5 со словами: «Нет, это не интересно», при этом добавив, что это было бы «оскорблением не моего разума, а моего здравого смысла». Он пояснил, что не стоит рисковать своей жизнью – а ему грозила смертная казнь по возвращении в Россию за измену Родине – ради сокращения срока на каких-то десяток лет.

Больше никаких предложений Молодому не поступало, и он был обменен в Берлине 22 апреля 1964 года. В Москве его серьезно допрашивали, но в итоге полностью оправдали.
Но вот оправдали ли его те потусторонние силы, ответственные за «двойниковый эффект», с которыми ему пришлось повстречаться в своей нелегальной деятельности за границей и которые были явно не на стороне матушки России?