Фильм снят по мотивам произведений И. А. Бунина.
Если отнестись к жизни повнимательней, то можно заметить что в ее идеологическом, духовном, эстетическом, цивилизационном становлении не последнюю роль играют мотивы. Настолько не последнюю, что чуть-ли не первую. Скажем, эстетика Возрождения создавалась по мотивам духовных взлетов Древней Эллады и Древнего Рима. Русская империя – по мотивам Византийской.
Не богохульствуя, обратим внимание на то, что человек создан по образу и подобию Божию. Ну а дальше каждый последующий потомок, считая и нас с вами, создавался по мотивам своих предков.
Свои мотивы имеют и разнообразные преступления, полюбившиеся непритязательному зрителю по ужасающему обилию телесериалов.
И нет ничего удивительного в том, что мастера культуры мастерят свои творческие поделки на мотивы своих более успешных, состоявшихся предшественников.
11 раз Михалков переписывал сценарий. 37 лет он вынашивал идею фильма. Возможно переносил. Забыл вовремя разродиться и припозднившийся итог вынашивания оказался не совместимым с жизнью. Как минимум с ее мотивом.
То, что произвел Михалков больше похоже на мотивы матросского “Яблочка”, привитые к соплям какой-нибудь чувственной цыганщины из “Яра”.
Скромно умалчивают о том, что помимо бунинских в фильме много других мотивов. К примеру, в лакированном антураже воссозданного прошлого легко угадывается этнографическо-фотографические мотивы самобытного творчества Прокудина-Горского. И это вовсе неплохо. У нас острая нехватка в живых картинках на темы отечествоведения (была такая полезная наука до революции).
Отсутствие какой-либо внятной сюжетной линии, компенсируется обилием разнообразного хлама с признаками исторических артефактов, которые интересно разглядывать. Кроме того фильм славен трудно перевариваемым обилием разнообразных иносказаний.
Было бы интригующе интересно, если бы в какой-нибудь кадр “Солнечного удара” заглянул комар, гениально воплотивший образ такого-же комара в “Цитадели”, привнеся мистический глубинный смысл связи времен и бессвязности влавствующих идей.
Мы полюбили этого комара. Он теперь для нас такой же михалковский узнаваемый знак, маячек и даже символ, как музыка Артемьева или актер Адабашьян. Пусть бы он летал на легком платке главной героини и символизировал бы грядущий приход кровопийц – большевиков во главе с Землячкой и Бела Куном.
А вот еще одно упражнение, способствующее развитию образного мышления. В сюжет возбужденного взлета чувственной эротической сцены, в провинциальной гостинице, вторгается многозначительная киногипербола с решительными, поступательно-вращательными движениями каких-то поршней пароходного двигателя. Эту прямолинейную иносказательность, разного уровня воспитания кинокритики, дешифруют по разному. Кто–то видит в этом бездушный символ грядущей разлуки. А вот простодушный народ более прямолинеен в своих эмоциях. И он справедливо считает, что не стоит эротическое разнообразие и духовную чувственность иллюстрировать бесчувственно-поршневой мощью парохода. Не возразишь.
Многие из нас, жертв коммунистической пропаганды, до сих пор живут в мороке устаревших мифов об истоках революции. Про то что верхи не могли, а низы не хотели, что рабочему нечего было терять, кроме своих трудовых ... и т. д.
На самом деле, по версии данного произведния, тяжкий путь падения имел несколько иные истоки. Показателен, в этой связи, пример скоротечного, эволюционного преображения юного, с ангельской внешностью отрока Егория, подвернувшегося главному герою, во временное общение, в городе, где он, в результате солнечного удара, обрел свою скоротечную любовь. И вот этот ангел во плоти оказался уже с гнильцой. Безбожной, а значит революционной червоточинкой. “Правда ли, - добивается он ответа у главного героя, - что, что по теории эволюции Чарльза Дарвина, человек произошел от обезъяны? Господи помилуй!”
Пребывающий в плену только что случившейся любви главный герой проигнорировал вопрос. А зря. Егорий, ко временам революционных потрясений, превращается в революционного комиссара Георгия Сергеевича, который, в конце концов, и топит баржу с главным героем и его белогвардейскими подельниками.
Для большей убедительности этот скорбный процесс эволюционного нисхождения к адовым топкам махрового безбожия режиссер усугубил изменениями физиологического порядка; чистый лик Егория через много лет трансформируется в обезъяноподобную внешность комиссара.
То есть забыли Бога, похерили истоки и пошли крошить “белую кость”. И эта скудная, для братоубийственных разборок, причина заставляет недоумевать: “Как это случилось?” Чего это народ, спрашивается, всбеленился. Чего ж им мерзавцам не хватало?
Фильм получился длинным. Три часа просмотра можно сравнить с ожиданием трамвая на остановке. Сколько не ждешь – хоть 10 минут, хоть час - все равно долго. Возможно потому что ожидание самое бездарное из всех известных видов бездействия. В жизни вопиющая бессмыслица завершается иногда тем, что трамвай так и не приходит. Примерно так случилось и с фильмом Михалкова. Условно говоря, трамвай не пришел.
Своим кинематографом Михалков никак не может попасть в духовные потребности современника. Предыдущая “Утомленная цитадель 2” прошла с звонким, многословным и безнадежным провальным триумфом. Потому что, как потом нам пояснили, настоящий ценитель прозорливых изысканий в областях отечественных исторических уроков, еще не выискался. Потому что не родился. Простецкое соображение подсказывает; тот, кто что-то соображает в минувшей войне должен вымереть, а последующие поколения, воспитанные на нетленках Михалкова, будут убеждены, что предки ходили в атаку с черенками лопат, а народом командовали полтора генерала; один в хлам пъяный, а второй - жертва репрессий, бледный соратник по травматизму широкоизвестного Ф. Крюгера.
Для “Утомленных солнцем”, мы, современники мастера, тоже вряд-ли подходим. Фильм будет дожидаться своего зрителя в будущем. Это будет человек новой формации. Бунина не читавший и про революцию ни фига не знающий.
Бесспорное достоинство фильма в отсутствии достоинств. Это заставляет недоумевать, негодовать и задуматься. А в приличном обществе приветствуется все, что заставляет задуматься. Вот такой жизнеутверждающий парадокс.
Ну и т.д.
P. S. “Чей стон раздается над великою русской рекой?”
Хорошо бы к фильму Михалкова пришпандорить эпиграф: фрагмент из документального фильма “Легкое дыхание Ивана Бунина” (43-я минута – рекомендую), где режиссер укрепляет здоровье на велотренажере, который установлен на корме какого-то кораблика, следующего по матушке по Волге. В наши дни, естественно. Смотрит мастер с высоты своего спортивного снаряда на деструктивные группы россиян, захламляющих, как самими собой, так и мусорными последствиями невоздержанного алкоголизма побережье великой реки, негодует и скорбит.
Воскорбим и мы вместе с мастером. Предварительно укрепив здоровье, как непременную, телообразующую часть духовных скреп.
