Сообщество «Историческая память» 11:29 29 октября 2021

Дом Ростовых

у здания, расположившегося в центре Москвы по адресу Поварская улица, 52, множество названий.

"По дому можно судить о его хозяине, и часто, взглянув на человека, можно представить себе его дом. Бывает и так, что человек настолько сроднится со своим жилищем, что подчас и понять трудно, где кончается обиталище и начинаются обитатели”.

Л.Н. Толстой

У этого здания, расположившегося в самом центре Москвы по адресу Поварская улица, 52, множество названий. Подобно артистичному литератору, меняющему свои псевдонимы, дом представлялся современникам разными именами. Он известен как «усадьба князей Долгоруковых», «особняк барона Боде-Колычёва», «городская усадьба графа Соллогуба», а закрепилось, теперь уже окончательно, за ним название краткое и ёмкое – «дом Ростовых».

Известная история этого места началась ещё в XVIII веке, когда в 1756 году на линии Большой Никитской улицы стараниями представителя древнего боярского рода подпоручика Ивана Ивановича Воронцова-Вельяминова (к слову, любимый многими поколениями зрителей советский киноактёр Пётр Сергеевич Вельяминов – его потомок) был возведён достаточно скромный дом с цокольным этажом, отделанным рустом (то есть неотёсанным камнем) и угловыми пилястрами. Дом этот, перестроенный и поглощённый позднейшими постройками, тем не менее по сию пору является ядром, центральной частью главного здания усадьбы.

Вельяминовы, однако, владели домом недолго, уже в 1770 году здание и земля были проданы князьям Долгоруковым. В 1802–1809 годах они расширили территорию усадьбы до параллельной Поварской улицы, надстроили главный дом мезонином, возвели два симметричных служебных корпуса по боковым границам владения, а также соорудили в 1809 году въездные ворота, ставшие «лицом» усадебного комплекса со стороны Поварской.

Интересно, что при Долгоруковых адрес дома числился сразу по двум улицам, на которые выходило здание – и по Поварской, и по Большой Никитской. Указания на этот факт удалось обнаружить в деловых объявлениях, печатавшихся в расцвётшей в ту пору московской прессе. Какими ценными свидетельствами живой и бурной повседневной жизни тогдашней московской усадьбы являются эти объявления! Поместим здесь некоторые из них, орфография, как принято говорить, оригинальная.

Вот самое раннее, журнал "Русская мысль" за 1885 год в рубрике "Сто лет назад" воспроизводит объявление, датированное ноябрём 1785 года:

«Желающие из господ принять к себе в дом гуслиста, могут его сыскать в доме Князя Александровича Долгорукова на Поварской № 18».

Затем обратимся к годовой подшивке "Московских ведомостей" за 1815 год. Здесь уже приусадебная коммерция распустилась пышным цветом:

«На Поварской, близ Кудрина, в доме Князя Долгорукова продаётся самый лучший ренской уксус 1 сорта по 2 руб. бутылка, 2-го сорта по 150 к., 3-го сорта по 1 руб.; вёдрами ж по 7, 6 и 5 руб. ведро. Спросить у служителя Афанасия Новикова».

С другой стороны здания, выходящей на Большую Никитскую, тоже предлагают знатные товары:

«Продаются: полученной Аглинской многоплодной махровой овёс по 5 р. четверик; огородныя и цветочныя полученныя из Голландии семена до 360 сортов разных родов, на кои будут выдавать печатные каталоги, на большой Никитской улице, в доме Князь Юрия Владимировича Долгорукова, рядом с домом Графа Маркова, в семянной лавке. Тут же продаётся привезённая паровая рыба уклея 5 р. сто, и рекомендуют в отъезд знающих огородников и садовников добраго поведения».

Тем временем на Поварской служитель Афанасий Новиков наращивает обороты торговли:

«На Поварской, близ Кудрина, в доме Князя Долгорукова продаются высаженные в горшки разные кусты: бульденежи, жасмины, воздушные персики, малина Аглинская белая и чёрная, ланицеры, тартарики и разные зимующие цветы, до 260 горшков. Спросить у служителя Афанасия Новикова; у негож продаётся и ренской уксус вёдрами и бутылками разных цен».

И снова рекламный возглас с фасада, обращённого на Большую Никитскую:

«Продаётся Аглинской многоплодной махровой овёс по 5 р. четверик, и Аглинской голой ячмень по 2 р. картуз, Аглинский клевер по 30 р. пуд, полученное семя льняное Псковское по 6 р. 50 к. пуд, паровая рыба уклея по 3 р. сто и семена огородныя и цветочныя до 500 сортов разных родов. Найти на большой Никитской, в доме Князя Долгорукова, в прежде бывшей кандитерской лавке».

Сейчас эти объявления читаются как милый курьёз, но вместе с тем они сообщают ценнейшую информацию. Так, становится подтверждённым факт, что на 1815 год владельцем усадьбы был князь Юрий Владимирович Долгоруков. Важны и топонимические сведения про соседство с домом графа Маркова, про семенную и кондитерскую лавки, некогда располагавшиеся в княжеском доме.

двойной клик - редактировать изображение

Грозный 1812 год, ставший годом гибели значительной части исторической московской застройки, пощадил усадьбу Долгоруковых, она не пострадала в пламени грандиозных пожаров. Утверждают, что это произошло по причине того, что в княжеском доме квартировал некий наполеоновский военачальник со своими офицерами. Это будто бы послужило «охранной грамотой» для здания. Думается, такое объяснение не вполне правдоподобно: французы почти не контролировали распространение зоны пожаров в Москве. В литературе есть масса свидетельств о том, как солдаты Бонапарта покидали те или иные кварталы, отступая перед огнём. Но фактом остаётся то, что дом Ростовых считается единственным сохранившимся «допожарным» зданием на Поварской улице.

В 1853 году усадьбу приобрёл у Долгоруковых их родственник, молодой красавец, участник шедшей в тот момент Крымской войны, барон Михаил Львович Боде-Колычёв. Михаил Львович происходил из семьи, в которой слились франко-германская и русская крови. Отец его, Лев Карлович Боде, был эмигрантом из революционной Франции, при рождении имя его было Ludwig Karl von Bode. В Россию он попал ещё ребёнком, при Екатерине Великой, и сделал блестящую карьеру, дослужившись при Николае Павловиче до чина обер-гофмейстера Императорского двора. А мать Михаила Львовича, Наталья Фёдоровна, была столбовой дворянкой старинного боярского рода Колычёвых.

Сам Михаил Львович обладал натурой талантливой и деятельной, и сумел достичь немалых степеней на служебном поприще. Как и его отец, он имел должность обер-гофмейстера Двора, был церемониймейстером на коронации императора Александра II, получил чин действительного тайного советника.

Достоин упоминания следующий факт, он ещё одной ниточкой связывает дом Ростовых с великой русской литературой. В конце лета 1856 года в доме на Поварской некоторое время жили вдова А.С. Грибоедова княжна Нина Александровна Чавчавадзе и её сестра, правительница Мегрелии* княгиня Екатерина Чавчавадзе. Сёстры были приглашены в Москву на торжества по случаю восшествия на престол императора Александра II. Барон Боде, церемониймейстер коронации, оказал им гостеприимство. По мемуарным свидетельствам, даже спустя годы Михаил Львович хранил обстановку в комнате, где жила Нина Грибоедова-Чавчавадзе в музейной неприкосновенности.

Усадьба на Поварской при Михаиле Львовиче активно достраивалась. Именно он в 1859 году по высочайшему дозволению митрополита Филарета пристроил к восточному торцу главного дома домовую церковь в неорусском стиле. Поставлена церковь была для матери Михаила Львовича, Натальи Фёдоровны Боде, урождённой Колычёвой и названа именем митрополита московского Филиппа, знаменитого оппонента царя Ивана IV Грозного. В XVII веке, через девяносто лет после трагической гибели, митрополит был прославлен для всероссийского почитания как святитель Филипп Московский. Мирское имя святителя было Фёдор Степанович Колычёв, и он приходился Михаилу Львовичу и его матушке кровным родственником.

Существует ряд источников, утверждающих, что 12 января 1866 года именно в этом храме, у Боде-Колычёвых, венчались русский поэт, журналист, один из лидеров славянофильского направления общественной мысли Иван Сергеевич Аксаков и дочь поэта Ф.И. Тютчева, фрейлина Двора Императора Александра II Анна Фёдоровна Тютчева. Противоречит этой версии, хранящийся в фондах музея-заповедника "Усадьба "Мураново" имени Ф.И. Тютчева» документ, озаглавленный: «Уведомление об увольнении А.Ф. Тютчевой по случаю выхода замуж от обязанностей наставницы великой княгини Марии Александровны». Согласно тексту документа, венчание свершилось в "Московской Георгиевской на Всполiи, близь Кудрина Церкви", и таинство совершил священник Разумовский. Так это было, или нет, ещё предстоит достоверно выяснить исследователям. Учитывая известную неаккуратность российского делопроизводства XIX века, истинным может оказаться любой из вариантов.

Вскоре после революции 1917 года домовая церковь святителя Филиппа была закрыта, главка с крестом снесена, а само помещение стало использоваться под хозяйственные нужды многочисленными учреждениями, в разные годы занимавшими усадьбу. Теперь, с приходом в дом Ростовых Ассоциации союзов писателей и издателей, началось возрождение храма.

Стараниями Михаила Львовича на участке был возведён ещё один флигель, вскоре присоединённый к основному зданию и домовой церкви посредством закруглённой галереи. В целом современный вид усадьбы сложился таким, каким мы его знаем, именно при Боде-Колычёве.

В книге Александра Голицына и Софьи Голицыной "Нам не дано предугадать. Правда двух поколений в воспоминаниях матери и сына", вышедшей в 2020 году, опубликованы воспоминания княгини Софьи Николаевны Голицыной о беззаботном времяпрепровождении на балах в доме Боде-Колычёвых. Записанные уже после революции, они повествуют о событиях 1869 года:

«Оригинальный дом барона Боде в Москве охотно посещался всеми московскими и петербургскими кавалерами… Было весело у барона Боде, где мы танцевали каждый понедельник. Барон был человек старого закала, властный, немного самодур, но в общем добрый и настоящий барин. Его дом на Поварской был полон художественных предметов, картин хороших мастеров, редкой мебели, бронзы, фарфора; библиотека и пр. У барона было много вкуса и художественного чутья. Замечательно красива его домовая маленькая церковь в древнерусском стиле. Всё было исполнено в ней под личным наблюдением барона. Через маленький проход из церкви попадаешь в залу. Сколько весёлых и хороших часов проводила я в этой зале, в этом доме, вечера по понедельникам начинались рано, барон сумел заставить всю Москву приезжать к нему в 8 1/2 и 9 часов вечера. На лестнице уже слышится ритурнель кадрили, и толпа молодых людей, натягивая белые перчатки, торопится приглашать знакомых барышень. Тут Куракин, Величковский, Фёдор Урусов, Евреинов под названием «бокалка», братья Львовы, Друцкой и др. Приглашают и меня, но в моей книжке уже нет свободных танцев, и я начинаю придумывать, как бы обмануть того несчастного кавалера, с которым мне не хочется танцевать».

Устойчивая литературоведческая гипотеза гласит, что именно особняк Долгоруковых/Боде-Колычёвых Лев Николаевич Толстой описал в эпопее "Война и мир" в качестве фамильного гнезда семейства Ростовых.

двойной клик - редактировать изображение

Особняк возникает на страницах уже первой части романа: «С утра не переставая подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской».

В дальнейшем, с добавлением всё новых и новых деталей, дом Ростовых на Поварской множество раз появляется в толстовском тексте. Так как Лев Николаевич прямо указал, что «дом Ростовых» располагался на Поварской, уже самые ранние поколения читателей "Войны и мира", вчитываясь в описания и ремарки, бросились отгадывать какой же именно особняк на этой аристократической улице имел в виду автор. Очарование романа и впечатление, произведённое им на читателей, были столь велики, что люди порой забывали о том, что буквальные совпадения в литературе случаются редко, большой художник синтезирует образы из множества впечатлений, видений, воспоминаний...

Тем не менее именно особняк Боде-Колычёва лучше иных строений подходил под описание дома Ростовых. У этой гипотезы довольно крепкий фундамент. Начать стоит с того, что Лев Николаевич был хорошо знаком с М.Л. Боде-Колычёвым и неоднократно бывал в его доме. Они были почти ровесниками, оба прошли Крымскую кампанию, имелись и общие интересы: Боде-Колычёв был человеком, влюблённым в искусство, а Толстой в молодые годы не чурался светских увеселений, которые столь замечательно процветали в доме на Поварской.

Для Льва Николаевича хозяин особняка, в духе франкофильской моды времени, был «Мишелем Боде». В одном из писем, отправленных супруге из Москвы в имение, Толстой упоминает его в несколько трагикомическом контексте: «…музыка играет, танцовщицы пляшут, Michel Боде владеет обеими руками, а у меня, я чувствую, вид кривобокий и жалкий; в рукаве пусто и ноет». Письмо датировано октябрём 1864 года – дело в том, что в ту осень Толстой неудачно упал на конной охоте, вывихнул правое плечо и сломал ключицу. Лечил он травму долго и переживал изрядные неудобства. Более компетентное лечение требовало длительного пребывания в Москве. К тому же как раз это время Лев Николаевич был поглощён подготовкой публикации первой части "Войны и мира" в "Русском вестнике" Каткова. Издательские хлопоты и беспокойство от травмы Толстой скрашивал выходами в свет, и, страдая от плохо работающей руки, невольно сравнивал себя с пышущим здоровьем красавцем Михаилом Боде.

Слава приёмов в доме Боде-Колычёва длилась десятилетиями. Художник Николай Иосифович Шатилов, ещё один добрый знакомый Льва Толстого, в статье "Из недавнего прошлого", опубликованной в журнале "Голос минувшего" № 10 за 1916 год, оставил воспоминания, относящиеся к семидесятым годам XIX века, когда хозяину особняка барону Боде было уже за пятьдесят:

«Из частных лиц славился своими приёмами барон Михаил Львович Боде. Наружностью своею барон Боде напоминал маркиза времён Людовика XVI: бритый, с зачёсанными назад седыми волосами и любезной приветливой наружностью, ему недоставало только расшитого камзола и кружевного жабо для полного сходства с кавалерами XVIII века, недаром его называли московским гаупт-аристократом. На него даже были сочинены стихи, начинавшиеся так:

Барон Михаил Львович Боде,

Московский гаупт-аристократ,

Похож на короля в колоде

И всех важнее во сто крат…»

Факт приятельства Толстого и Боде-Колычёва, ряд топографических совпадений, сама старо-великосветская прославленность особняка на Поварской убедили общественное мнение в том, что усадьба близ Кудринской площади и есть именно «Поварской дом» Ростовых.

Однако 1960-е ознаменовались попытками оспорить, как писали ниспровергатели, «городскую легенду». На страницах авторитетного журнала "Вопросы истории" (№ 7 за 1966 год) известный адвокат и москвовед Николай Николаевич Белянчиков опубликовал заметку "Об одном московском преданье", где, по его мнению, аргументированно опроверг утверждение о том, что дом № 52 по Поварской (в ту пору – Воровского) улице – это дом Ростовых.

Полемика вспыхнула нешуточная. Всего лишь через пятнадцать лет Беляничкову ответил другой именитый москвовед Сергей Константинович Романюк. В журнале "Городское хозяйство Москвы" (№ 9 за 1981 год) он напечатал статью, озаглавленную "Где же был дом Ростовых?", в которой не менее аргументированно защищал представление о тождественности «дома Ростовых» с усадьбой Боде-Колычёва на Поварской.

И всё же, и всё же… Решающим аргументом в пользу уравнения «Дом Ростовых равняется усадьбе на Поварской 52» служат слова самого Льва Николаевича Толстого. Александр Шамаро, журналист и филолог, в своей книге «Действие происходит в Москве» упоминает о том, что в одном частном архиве была обнаружена запись беседы литературоведа Н.С. Родионова с Владимиром Григорьевичем Чертковым, литературным секретарём, редактором и близким другом Льва Толстого. Далее Шамаро приводит цитату Толстого в передаче Черткова: «Толстой признавался хозяину дома: «Когда я описывал дом Ростовых, я имел в виду ваш дом, и сугубо дворянский характер его месторасположения, и его усадебный характер, всё это соответствовало тем чертам, которыми мне хотелось наделить семью Ростовых».

двойной клик - редактировать изображение

Но вернёмся к документальной судьбе усадьбы.

Весной 1888 года М.Л. Боде-Колычёв умер, и дом на Поварской унаследовала его дочь Наталья Михайловна Боде-Колычёва (1851—1915).

В феврале 1873 года Наталья Михайловна, фрейлина императрицы Марии Александровны, вышла замуж за графа Фёдора Львовича Соллогуба, одарённого театрального художника, происходившего из семейства Соллогубов и Самариных. Фамильное гнездо Самариных, где рос Фёдор Львович, располагалось также на Поварской улице – в доме № 38, так что брак был заключён, можно сказать, «по-соседски».

Женившись на баронессе Боде, Фёдор Львович стал полноправным владельцем особняка на Поварской 52, и с тех пор к названиям «дворец Долгоруковых», «особняк Боде-Колычёва» добавилось и третье – «усадьба Соллогуба».

Художник Николай Шатилов, которого я уже цитировал выше, продолжал бывать в доме и при новом поколении владельцев. В его воспоминаниях есть фрагмент, относящийся к этим более поздним визитам в дом Ростовых. Декадансом и надвигающимися катастрофическими переменами неуловимо веет от этих строк:

«Через Цертелева познакомился я в ту пору и с графом Соллогубом, женатым на старшей дочери бар. Боде, Наталье Михайловне, очень остроумной и красивой женщине, представлявшей по своему характеру полную противоположность со своей сестрой Марьей Михайловной: насколько последняя была тиха и скромна, настолько Наталья Михайловна была бойка и, ещё будучи девушкой, пользовалась репутацией enfant terriblе**.

Муж её, гр. Соллогуб, обладал большой фантазией и очень талантливо рисовал всякую чертовщину: ведьм, леших, домовых, водяных и всевозможных чертей, которых называл епишками и уверял, что часто видит их «выдувающимися», как он выражался, из стен, мебели и др. предметов, и действительно, изображаемые им епишки были неподражаемы по своему разнообразию и выразительности.

У Соллогуба встречался я с молодыми графами Барановыми, из которых старший был замечателен своей красивой наружностью, огромным ростом и большой силой. Он напоминал портреты Петра Великого в юные годы. Бывал у Соллогуба и камер-юнкер Мерлин, тоже большой силач, занимавшийся оккультизмом и, как он уверял, веривший в колдовство и в существование различной нечистой силы. Это был очень несимпатичный и злой человек, получивший, как ходил слух, камер-юнкерство за предательство Ишутина, пострадавшего по делу Каракозова».

Фёдор Львович Соллогуб умер в 1890 году, в возрасте всего лишь 42-х лет. Усадьбой продолжила владеть Наталья Михайловна Боде. В десятые годы XX века она заказала известному архитектору Евгению Васильевичу Шервинскому реставрацию, или, как тогда говорили, «исправление ветхостей» особняка и всей усадьбы. Шервинский заказ принял, выполнил, и, будучи человеком педантичным, зафиксировал как интерьеры, так и внешний вид отреставрированного объекта в серии замечательного качества фотоснимков. Совсем недавно, уже в нашем веке, наследники семьи Шервинских обнародовали в интернете эти доселе неизвестные подробнейшие фотографии дома Ростовых.

После смерти графини Натальи Михайловны в начале февраля 1916 года дом перешёл к её старшей дочери графине Елене Фёдоровне Соллогуб. Елена Фёдоровна владела домом Ростовых совсем недолго.

Грянул 1917-й и начался новый этап жизни дома Ростовых. Этап пёстрый, яркий и временами трагический. Перечислим последовательно только некоторых «жильцов», занимавших особняк после 1917 года:

- ВЧК – Всероссийская чрезвычайная комиссия. Занимала особняк недолго: с 11 по 30 марта, когда состоялся переезд чекистов на Большую Лубянку, 11 в дом страхового общества "Якорь".

- В 1918–1919-м – Народный комиссариат по делам национальностей (Наркомнац). В информационном отделе этого учреждения в 1918-м служила великая поэтесса Марина Ивановна Цветаева. Следует также вспомнить, что пост Народного комиссара по делам национальностей занимал в ту пору И.В. Сталин. Как у наркома у него, несомненно, был личный кабинет на Поварской. Впрочем, обитателем дома Ростовых Сталин был короткое время. Лев Троцкий в своей работе о нём приводит выдержки из воспоминаний С.С. Пестковского, заместителя наркома:

«…по прошествию некоторого времени Наркомнац владел уже несколькими особняками. Центральное ведомство и белорусы поместились на Поварской, латыши и эстонцы на Никитской, поляки на Арбате, евреи на Пречистенке, а татары где-то на Москворецкой набережной… Сталин оказался весьма недоволен таким положением. "Теперь уж за вами совсем не уследишь. Нужно было бы получить один большой дом и собрать туда всех».

- В 1919–1921 годах – «Дворец искусств», руководимый поэтом Валерием Брюсовым, куда, по словам обозревателя "Литературной газеты", «писательская братия собиралась погреться у «священного огня» поэзии».

- В 1922 году – Музей быта.

- Литературная студия, подведомственная ЛИТО НКПроса, впоследствии превратившаяся в Высший литературно-художественный институт им. Брюсова, известный как «Брюсовский институт».

- Российская центральная книжная палата.

- Контора фининспекции.

- С 1925 года усадебный комплекс заняла Федерация объединений советских писателей (ФОСП).

Именно в клубе ФОСП с 1 по 15 февраля проходила знаменитая выставка-отчёт «20 лет работы Маяковского», подготовленная самим поэтом и оказавшаяся своего рода прощанием Маяковского с широкой публикой.

Одновременно, 3 февраля 1930 года, в, как тогда писали, «бывшем особняке Соллогуба» официально открылся писательский клуб. «Литературная газета» в номере от 10 февраля отмечала это событие с пролетарским задором:

«Много видел на своём веку "Поварской дом" Ростовых. Но история его фатально связана с литературной жизнью. Даже улица, на которой он стоит, перестав быть Поварской, получила литературное имя — имя Воровского, — выдающегося литературного критика-марксиста, первого заведующего советским государственным издательством.

В той самой передней, где когда-то «горела одна сальная свеча» и старик Михайла спал на ларе, а выездной лакей Прокофий вязал из покромок лапти, теперь установлен телефон-автомат. Сильные электрические лампочки обильно освещают анфиладу комнат, а в одной из них, уставленной шахматными столиками, перекрещиваются лучи автомобильных фар, установленных в углах. В прежней домовой церкви, где пол когда-то шлифовался коленями несчётных поколений, где родовитые владельцы дома крестили аристократические лбы, теперь всего лишь... физкультурный зал и прекраснейшие души, — мужской и женский».

После трагической смерти Маяковского в апреле 1930-го в клубе ФОСП состоялась церемония прощания с поэтом, собравшая, по свидетельству очевидцев, десятки тысяч человек. Сохранились многочисленные фотоснимки, часть из которых сделана писателем Ильёй Ильфом. На фотокарточках – Петров, Катаев, Булгаков, Олеша, Уткин…

В 1934 году, с момента образования Союза советских писателей (ССП), дом Ростовых был передан этой организации.

Клуб писателей сохранился и в ССП. Здесь проходили митинги и творческие вечера (в том числе таких известных писателей, как В.П. Катаев, К.А. Федин, венгерского писателя и военачальника Мате Залка и других). Здесь же провожали в последний путь умерших литераторов. В марте 1940 года одним из них стал Михаил Афанасьевич Булгаков…

В 1956-м в сквере во дворе усадьбы был установлен бронзовый памятник Льву Николаевичу Толстому работы скульптора Галины Новокрещёновой. Табличка на постаменте монумента гласит: «Писателям братской России в ознаменование праздника 300-летия воссоединения Украины с Россией. От писателей Советской Украины».

Гораздо менее известно, что памятник Толстому – не первая скульптура, украшавшая территорию усадьбы дома Ростовых. С 1936 по 1955 год приблизительно на том же месте стояла работа выдающегося скульптора Сергея Меркурова "Мысль". В 1955-м она была перенесена на Новодевичье кладбище на могилу скульптора, скончавшегося тремя годами ранее.

Союз советских писателей, позднее переименованный в Союз писателей СССР, занимал дом Ростовых вплоть до 1991 года. С распадом СССР прекратилась и деятельность глобального писательского объединения. На его руинах возникло множество объединений литераторов, сформировавшихся как по географическим, так и на различных идейных принципах. Некоторые из этих организаций продолжили пребывание в стенах дома Ростовых.

В декабре 2020 года дом Ростовых был передан Ассоциации союзов писателей и издателей, возглавляемой С.А. Шаргуновым. Начинается третий большой этап жизни одной из стариннейших московских усадеб. С появлением нового основательного владельца связываются большие надежды на восстановление исторического облика знаменитой усадьбы Долгоруковых/Боде-Колычёвых/Соллогубов.

Дом Ростовых продолжает жить для литературы и в литературе.

* Мегрелия (в русской литературе вплоть до XX столетия Мингрелия, в Грузинских летописях и документах именовавшаяся также Oдиши) — историческая область между реками Риони, Цхенисцкали, Ингури и Чёрным морем, в прошлом феодальное княжество Западной Грузии, которое выделилось из состава Имеретинского царства и с середины XV—XVI веков лишь номинально признавало власть тамошних царей. До начала XVII века в состав княжества входила также Абхазия

** сумасбродной, взбалмошной

Cообщество
«Историческая память»
1.0x