В свет вышла книга Анны Радзивилл "Любимая звезда". На её творческую долю не выпало чрезмерно громких фанфар, её рассказы не были экранизированы, не стали поводом для шумных споров литературоведов и критиков. Между тем, многие выдающиеся литераторы сравнивали творчество Радзивилл с самыми громкими именами литературы. Например, Вадим Шефнер выразился так: "Читая рассказы Анны, я вспомнил простоту и афористичность Чехова и О’Генри. Но Анна самостоятельна. У неё есть по-настоящему свой голос. Русская новелла закончилась на Куприне и Тэффи. Анна Радзивилл её продолжает".
А вот что сказал о её творчестве прозаик Сергей Сибирцев: "Над новеллами Анны Радзивилл я реально плакал… Такое бывает со мной редко, когда вижу что-то настоящее, талантливое. Думаю, сегодня Анна — лучшая новеллистка российской словесности. Она поднимает читателя над обыденностью и трогает душу".
Конечно же, Анна печаталась в разное время в самых уважаемых журналах и альманахах России — "Юность", "Октябрь", "Подвиг", "Звезда Востока", в интернет-журнале "Подлинник" и многих других.
Издавались книги Анны Радзивилл: "Почему Луна идёт за мной", "Луна у себя дома", "Доля, моя Доля!". Эти книги очень тепло были приняты и читателями, и литературной критикой. "Вызывающая слёзы сострадания, чуждая сюсюканью, кристально ясная, лишённая ложной многозначительности проза. Что, конечно, удивительная редкость! Анна видится мне автором поистине универсальным. Уникальным. Её рассказы могут читать взрослые, подростки и дети", — говорится в одном из отзывов.
Конечно, Анна Радзивилл обращается к взрослому читателю, но сочетание сложности и простоты, свойственное её творческому стилю, светлая печаль и неизменный юмор делают её прозу интересной и доступной младшим поколениям. Новеллы Анны столь мудры, метафоричны, наполнены философией осознания мира, и, одновременно, подчёркнуто безыскусны, что схожи с великими историями датского сказочника Андерсена, знаменитого широтой аудитории своих шедевров.
Мне кажется, что стиль Анны Радзивилл, в отличие от Андерсена, становится таким непреднамеренно. Просто писательница в каждом своём рассказе выводит формулу гармонии и красоты жизни, увы, почти недостижимых. А формула не нуждается в украшательствах, всегда должна быть чиста и точна, не может быть замутнена и отягощена ничем лишним.
Один из самых трогательных и одновременно ёмких смыслово рассказов — "Верунчик" — скромная, на первый взгляд, история любви. В ней — неизбывная печаль и горечь одинокой женщины, когда-то разминувшейся на жизненных тропах с единственным любимым человеком, но хранящей верность его незамутнённому временем образу… Этот рассказ Анны Радзивилл удостоен премии Василия Макаровича Шукшина.
Ещё один чудесный рассказ "Цветок волшебный" — об учителе и ребёнке. Маленькая шаловливая девочка берёт уроки у пожилого педагога — когда-то профессора консерватории, отморозившего себе пальцы правой руки. Мы можем догадываться о тяжёлой судьбе этого человека, сумевшего сохранить сердечную теплоту к людям, свою безмерную любовь к музыке. Встреча со стариком распахивает перед ребёнком новый мир — прекрасный и сложный, наполненный сказочной красотой, высшим смыслом, нетленными ценностями. Но Учитель умирает… Сумеет ли ребёнок сохранить "дары волхва" на всю жизнь? Станет ли эта встреча с выдающимся человеком судьбоносной или останется лишь эпизодом? Со временем забудется надолго?.. Только навсегда забыться ей, конечно, невозможно!
"Вот вырастешь ты… У тебя будет большая и смелая жизнь. Приедешь в город, самый лучший, самый красивый на свете, там, на материке…
— А как он называется?
— Северная Пальмира, — опять улыбнулся он. — Ты будешь уже тогда играть по-настоящему. Выйдешь на сцену в зал с белыми колоннами… Там ещё такие огромные хрустальные люстры… Они как… Ну как бы тебе объяснить это… Как северное сияние, только меньше. Подойдёшь к роялю. Перед тобой будет стоять человек в чёрном, с палочкой в руке. Вот в эту минуту, прежде чем ты прикоснёшься к роялю, я прошу тебя… вспомни обо мне!" Это говорит седой преподаватель девочке во время их последнего разговора. И нам очень хочется верить, что всё будет именно так. Как в старой и очень доброй сказке…
Рассказ "Портрет Миши Зеликсона" куда более весёлый, с нотками ловкой иронии, но, как всё в гармонической модели Анны Радзивилл, пронизанный щемящей грустью. Муки творчества, вера в себя, в свои силы, мужество всегда и всюду быть собой!.. — да по плечу ли всё это героине рассказа?
"— Генеральная уборка всё-таки сплачивает семью", — столь остроумных замечаний в рассказах Анны Радзивилл не счесть!
"В индийском зале меня поразили коровы. У коров были человеческие глаза, причём глаза умных людей. И гирлянды цветов на рогах.
Жевали они только цветы. Хотелось дружить с этими коровами и, может быть, тоже жевать цветы…
Хотелось вот так же видеть мир!
Мы вернулись в зал, просторный, как каток. Мир был прекрасен…" — рассуждает маленькая художница, разгуливая с родителями по залам выставки юных талантов в поисках собственного шедевра, портрета одноклассника Миши Зеликсона, в которого она влюблена.
"— Да… — сказал папа и доверчиво взял меня под руку. И это было лучшее, что он сделал за весь день".
Но вернёмся к новой книге замечательной писательницы. В ней несколько разделов. В первый раздел входит печатавшаяся ранее в журнале-альманахе "Подвиг" автобиографическая "Сага о моих предках", второй содержит дивные новеллы Анны. Затем начинаются рассказы о чудесах, объединённые темой войны (сюда входит как раз и рассказ "Верунчик").
В заключение, помимо слов восхищения в адрес уникально-волшебного русского автора, хочется посоветовать Министерству образования РФ включить лучшие рассказы Анны Радзивилл в школьную программу как классический образец русской новеллы нашего времени.
Михаил Крупин
***
Тусклая низкая туча ползла, зацепляя подолом грязную дорогу, и поэтому казалось, дорога раскисает на глазах. Вперёд, вперёд, не задерживайся, шагают солдаты, скрипя, выдираются из липкой глины повозки, на которых стонут раненые.
Вперёд, вперёд… Но на самом деле это назад. Потому что мы отступаем.
Посередине дороги в холодной луже молча лежит лошадь. Кому нужна раненая лошадь? Её обходят, объезжают — не до неё сейчас.
— Стой! — сказал капитан Хоменко и развернул повозку поперёк дороги. Солдаты остановились.
Капитан спрыгнул в грязь, подошёл к лошади. Она мелко тряслась, мокрый хвост бессильно лежал в воде. Чёрное плечо — лошадь была вороная — разворочено чуть не до самого брюха. "Наверняка на мине подорвалась", — подумал капитан. Рана была большая, но неглубокая.
— А ну, хлопцы, подымем лошадь, — сказал он негромко. Негромко, но так, что возражать никто не стал.
Под брюхо лошади подсунули жерди. Зачавкала грязь. Неуверенно, как только что родившийся жеребёнок, лошадь встала на расползающиеся ноги. Капитан разорвал свою запасную рубаху, перевязал рану. Потом накинул уздечку.
Так, прихрамывая, и пошла потихоньку вороная кобыла за обозом. Капитан назвал её Доля. Доля — это по-украински счастье, счастливая судьба.
Дней через двадцать рана затянулась. Доля перестала хромать. Капитан оседлал её и осторожно, шагом проехал немного. Один из штабных лейтенантов не мог сдержать зависти:
— Умеет жить капитан Хоменко! Ты смотри, какую красавицу раздобыл…
Доля была послушной. За красоту её любили все. И ещё за то, что плётка не нужна была ей — работала до самых последних своих сил.
Под Ленинградом полк перешёл в наступление. Выбили немцев из двух деревень. Капитан Хоменко получил приказ прибыть в соседнюю деревню на совещание.
За десять минут до начала совещания он привязал Долю к крыльцу деревенского клуба, где теперь был штаб полка, и поднялся по ступенькам.
И вдруг услышал топот.
Оглянулся.
Уздечка болталась на перилах, а Доля чёрной тенью уплывала обратно по дороге. Медленно, как бы поджидая капитана. Выругавшись, он отвязал уздечку и так, с уздечкой в руках, побежал за лошадью.
"Доля, Доля, стой!" — негромко звал он её таким уверенным тоном, какого не могли ослушаться даже люди. А она жгучий глаз свой скосит, подпустит его поближе — и в сторону, будто заманивает.
Бледный от злости капитан настиг Долю уже в полукилометре от штаба. Одной рукой он накинул уздечку, а другой сорвал с себя ремень и резко вытянул Долю по темнеющему шраму. Лошадь рванулась, взвилась на дыбы — и в ту же секунду раздался взрыв. Деревенский клуб, в котором собрались все командиры, взлетел на воздух.
И лошадь, и человек на несколько секунд замерли. А потом капитан повернулся, обнял Долю за шею и прошептал: "Доля моя, Доля…"
А Доля уже успокоилась и, осторожно переступая, обшаривала бархатными ноздрями ладони капитана — нет ли хлеба?
Взорванный штаб откапывали три дня и всё-таки нашли полковое знамя. Поэтому полк расформировывать не стали, прислали новых командиров.
Долю через год убило снарядом.
А капитан после войны стал ветеринарным врачом.
