Война не закончена до тех пор, пока не похоронен последний солдат
Было ранее утро, когда московский поезд подходил к Чудову: до Великого Новгорода оставалось совсем ничего, но ещё было время попить чай и слегка перекусить.
И тогда мы вспомнили о сырной лепёшке, которую прихватили в красноярском аэропорту. А ведь поначалу её даже и брать-то с собой не захотели, и лишь железный аргумент о голодном пайке бойцов 2-й ударной армии окончательно решил судьбу едва не оставленной в пиццерии выпечки.
Юнармеец из города Зеленогорска Варвара Емельяненко столь суровой аналогией особенно прониклась. Ей пришлась по душе эта деталь, возможно, она использует её в сочинениях о поездке, и тогда избитая, казалось бы, тема «Как я провёл лето?» зазвучит совершенно по-новому. И тут не будет тех восхищений, характерных для провинциального туриста: высокая гражданская тема, масштаб увиденного только на Любином Поле и Мясном Бору Новгородской области — разве такое забудется когда-нибудь? Особая энергетика заупокойного места не какой-то пустой звук…
Военно-патриотическая экспедиция «Горсть памяти». Красноярск — Великий Новгород-2021», которую организовал для юнармейцев известный сибирский предприниматель и меценат Сергей БАРАБАН, действительно заставляет школьников размышлять о нашем прошлом и настоящем. Думать о тех, кому было намного тяжелее, чем нам, ныне живущим, но они, несмотря на все лишения и невзгоды, выстояли и сохранили в себе одно из лучших человеческих качеств — готовность к самопожертвованию.
Это в наше время можно спокойно бросать голубям даже не хлебные крошки, а целые куски — бойцы, оказавшиеся в окружении на одном из ответственных участков Волховского фронта, на второй год войны получали какие-то жалкие сухарики по пятьдесят граммов на брата. Крапивная похлёбка была спасением, об этом вареве бойцы мечтали по ночам, сидя в окопах и землянках и мучаясь желудочно-кишечными расстройствами.
Армейская газета «Отвага», в которой служил военным корреспондентом татарский поэт и будущий Герой Советского Союза Муса Джалиль, не только крепила дух, как и полагалось партийно-советской печати, но ещё и давала бойцам спасительные рекомендации о способах выживания:
«Витамина C в иглах хвои в два раза больше, чем в лимонном или апельсиновом соке. Вот почему использование хвои в качестве витаминоносителя весьма важно».
С привычной солдатской пищей в новгородских лесах, известных своими болотами, у наших воинов летом сорок второго была полная катастрофа — черника, клюква и брусника ещё не поспели, оставалась только осиновая и липовая кора. В кавалерийском корпусе, которым была усилена 2-я ударная, лошадей берегли, использовали только мясо животных, погибших под налётом вражеской авиации, поскольку они были самым надёжным средством передвижения по раскисшим тропам — дорогами эти практически единственные коммуникации назвать было нельзя.
Новгородчина — это не столько водно-болотные угодья, имеющие немалое значение в экологическом балансе территории, сколько всё же классические трясины, которые могли поглотить целые взводы, роты и даже полки. И ведь поглощали, что ни говори!
Эти болота не исчезли и в наши дни, они тянулись вдоль железнодорожного полотна, являя глазу довольно унылое зрелище: деревья в воде, они гниют на корню и превращаются в жалкий сухостой с обломками верхушек. Здесь хорошо только бывалому охотнику с собакой, но никак не солдату как с той, так и с другой стороны; в этой ситуации бойцов утешает только одно — что и противнику приходится не очень-то сладко, если он вздумал зайти сюда, на северо-западную часть Древней Руси с его первой столицей — Старой Ладогой…
Как в этих практически непроходимых местах люди проявляли образцы храбрости и оказывали яростное сопротивление врагу, будучи в условиях почти полного окружения, остаётся для их потомков большой загадкой. Она во многом реабилитирует погибших и пропавших без вести красноармейцев и командиров 2-й ударной, делая их настоящими героями с высоким чувством воинского долга и ответственности перед Родиной.
Роль на театре войны
В новгородский благотворительный центр «Родничок», где нам предстояло провести две ночи, мы двигались с железнодорожного вокзала пешим ходом вместе с историком-архивистом, бойцом отряда «Шкраб» поисковой экспедиции «Долина» Александром Васильевым и долго обсуждали страшную трагедию 2-й ударной. Безусловно, всплыло и название Мясного Бора — узкого коридора, по которому пробивались наши бойцы к своим.
— Откуда вообще пошло это название «Долина»? — рассказывал по пути Васильев. — Раньше так называлась местность между двумя речками: Полистью и Глушицей. Это был самый узкий участок коридора прорыва. Он простреливался насквозь, и люди там погибали массово, поэтому его ещё называли «Долиной смерти». Кстати, Мясной Бор в старину именовался по-другому: Мясной Бой, это было связано у деревенских жителей со скотобойней. Ходила даже легенда о местном сумасшедшем, который предсказал, что это название себя ещё оправдает, именно здесь прольётся много крови…
О печальной участи 2-й ударной армии говорить можно много, не прослыв при этом обычным либерал-злопыхателем, ведь против фактов не попрёшь и никуда не денешь ошибки, допущенные не только командованием Ленинградского и Волховского фронтов, но ещё и в Москве. Великие люди, как известно, тоже не без греха.
Ещё в самом начале сорок второго года в Ставке Верховного Главнокомандования на полном серьёзе заговорили о зимнем наступлении по всем направлениям — буквально окрылила победа под Москвой, и решено было ударить по немцам именно под Ленинградом, чтобы разблокировать город на Неве. Спасти северную столицу и мирных жителей, погибавших десятками тысяч от голодной смерти, было, разумеется, крайне необходимо. Но всему свой срок, а время «Ч» в ту пору осмелился поставить под сомнение только будущий маршал Советского Союза Георгий Жуков. По большому счёту, можно согласиться с военным историком Анатолием Уткиным, который так определил одну из черт нашего характера — быстрый переход от полуотчаяния к безудержной вере в удивительное будущее. Через полгода после начала Великой Отечественной об успехе на всех фронтах было ещё рано говорить, но Любанская наступательная операция, главной целью которой стал прорыв блокады Ленинграда, всё же началась.
Особая роль в ней отводилась 2-й ударной армии, сформированной в массе своей из сибирских призывников: боевые качества этих мужественных людей, которых, по словам поэта, «сурово воспитала молчаливая тайга», высоко оценило командование в декабрьском сражении под Москвой. Многие сибиряки получали звание ефрейтора, которое к тому времени уже узаконили в Красной Армии, но оно в большей степени считалось знаком отличия. Ефрейтор — это опытный, обстрелянный боец, не рвущийся в начальство, стало быть, и солдатами он любим. Таким наставником был, к примеру, Фёдор Батяшов — дед военного комиссара городов Заозёрный, Бородино и Рыбинского района Александра Батяшова, тоже ставшего участником нашей военно-патриотической Экспедиции по местам боёв Волховского и Ленинградского фронтов. Благополучно выйдя из окружения недалеко от Мясного Бора, Фёдор Никифорович прошёл славный боевой путь, участвовал в прорыве блокады Ленинграда и был отмечен Родиной медалью «За отвагу» и орденом Славы III степени.
В составе 2-й ударной находились не только мобильные лыжные батальоны, для которых даже глубокие снега не представляли особой преграды, но и отдельные стрелковые бригады, укомплектованные также испытанными бойцами. Вот почему зимнее наступление в ходе Любанской операции можно считать относительно успешным — некоторые соединения 2-й ударной армии, к примеру, чётко выполняли возложенные на них задачи и даже становились гвардейскими. Но ведь бытует же в народе поговорка: то, что хорошо начинается, не всегда приносит удачу...
Когда пришла пора весенней распутицы, наше наступление заглохло, хотя отвоёванный выступ получился довольно значительный — до Ленинграда оставалось чуть больше сотни километров. Не такая уж большая преграда, два танковых перехода при массированной поддержке пехоты.
«Так и нажимать…»
Командармом 2-й ударной армии был назначен Григорий Соколов, и уже в конце сорок первого он поставил войскам боевую задачу, в которой содержалось много чего удивительного, в том числе:
«Хождение, как ползанье мух осенью, отменяю и приказываю впредь ходить так: военный шаг — аршин, им и ходить. Ускоренный — полтора, так и нажимать».
Генерал-лейтенант, оказавшийся выходцем из погранвойск, по всей вероятности, слыл большим балагуром, он призывал солдат «холода не бояться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцом и морозу не поддаваться». Соколов продержался на своём посту всего лишь два месяца, такого начальника просто не потерпели члены Военсовета армии.
Какой-то злой рок висел над 2-й ударной, над её бойцами: мало того, что им назначали не вполне компетентных генералов, которых вскоре и снимали, так ещё и ликвидировали Волховский фронт, лишив подразделения оперативности в управлении: теперь всё решалось в блокадном Ленинграде. Любителей военных директив, далёких от реальности, в годы войны у нас действительно хватало, и понятно, почему ярый правдоруб Виктор Астафьев терпеть не мог генералов: бездарными приказами они буквально перечёркивали солдатские судьбы. Случай со 2-й ударной после года кровопролитных сражений Великой Отечественной можно считать из ряда вон выходящим — она была буквально брошена на произвол судьбы на уже отвоёванном пространстве, и даже две соседние армии, пытавшиеся прорвать «котел», положения не спасли.
Не разрешил ситуацию и третий командарм — генерал-лейтенант Андрей Власов. Как и его предшественникам, ему тоже не удалось расширить коридор у Мясного Бора, чтобы выйти к Любиному Полю, выполнив тем самым важнейшую тактическую задачу, но в апреле это уже было действительно сложно сделать — время ушло, да и силы бойцов были крайне истощены.
Власов, как известно, предпочёл плен и предательство Родины. Советский военачальник, постоянно говоривший о своём русском происхождении в стане лютых врагов нашей страны, он просто оказался не способен повторить поступок другого русского генерала Александра Самсонова, который по иронии судьбы во время Первой мировой тоже был командующим 2-й армии, разбитой немцами в лесах и болотах Восточной Пруссии. Пустить себе пулю в висок не сможет человек, для которого важнее всего не служение Отечеству, а карьерные соображения и личная месть только за то, что его, недавнего героя битвы под Москвой, о ком писала даже главная газета страны, назначили на расстрельную должность, в Мясной Бор.
И если уж говорить про аналогии, то одна из братских могил главного мемориала бойцам 2-й ударной, к удивлению потомков, хранит скромные метрики Александра Васильевича Власова, родившегося 1909 году. Хранит в том самом месте, куда прибыли участники нашей военно-патриотической Экспедиции.
Юнармейцам предстояла трудная миссия — стать свидетелями великого подвига, потому как смерть защитников Родины никогда не бывает напрасной, ведь нет лучшей доли, чем умереть «за други своя». Это есть метафизика нашей Победы, её глубинный источник, уходящий корнями в историю Древней Руси, к тысячелетней православной цивилизации.
Горсти сибирской земли легли на братские захоронения в Любином Поле и Мясном Бору, соответственно, с этих новгородских мемориалов юнармейцы тоже взяли священную землю, чтобы увезти её домой и торжественно возложить на памятники и обелиски городов и сёл нашего края.
И превратились в белых журавлей…
Красивые всё-таки названия населённых пунктов на федеральной трассе из Великого Новгорода в Санкт-Петербург, топонимика их исключительно русская, ничего финно-угорского: Подберезье, Любицы, Тютицы, Кобцы...
Сегодня здесь, на Приильменской низменности, можно встретить не только грибников и ягодников, которые прямо с автомобильной магистрали углубляются за дикоросами далеко в лес, но и многочисленные отряды поисковиков со всей России-матушки, трудная вахта которых начинается с приходом лета.
Вот так в разных местах новгородской земли и появляются православные кресты, эта традиция уже неизменна, она означает, что здесь, к примеру, находили останки солдат и по воинскому ритуалу, с почестями, захоранивали. А в большинстве своём их, конечно, потом переносили на воинские мемориальные комплексы: в Мясной Бор и Любино Поле.
Но в любом случае ни один мемориал в районе боевых действий на Волховском фронте не мог бы появиться, если бы в основе всего не лежало поисковое движение, то есть деятельность добровольцев, направленная на розыск пропавших без вести солдат и их последующую идентификацию с помощью солдатских (смертных) медальонов.
Александр Васильев стал поисковиком исключительно по велению души: сильно хотел в армию, но его не взяли — ограниченная годность. И тогда экспедиция «Долина» стала для него как армия. Несколько раз побывал в лесу, был на укладке останков в гробы, видел ямы, где всё вперемешку: кости, тряпки, гильзы, какое-то ржавое железо. Он не понаслышке знает, что такое верховые, прикопанные останки, «санитарка» и раскат. Последнее, пожалуй, самое страшное, потому как танками по трупу проехали. Когда по узкому коридору Мясного Бора выходили танковые батальоны, экипажам выдавали проволочные крючья, и машины двигались по трупам — вот откуда в земле оказывалось такое количество полуразложившихся, разорванных тел.
— Ямка у дороги, рядом дерево стоит — значит, это могила, это прикопанные, то есть наскоро похороненные бойцы. А верховые — где упал, там и лежит... На укладке лучше просто не быть, чтобы не видеть, иначе с ума можно сойти.
Слушать рассказ Александра тяжело, а он человек талантливый и, разумеется, впечатлительный, иначе бы у него не рождались проникновенные стихи:
Мы не отряд героев и не банда,
Долинская компания ребят —
Мы просто похоронная команда,
Кто опоздал на пятьдесят.
Трудно поверить в то, что у истоков поисковой экспедиции «Долина», на счету которой десятки тысяч поднятых останков солдат 2-й ударной армии, стоял всего-навсего один человек Николай Орлов, да и тот подросток. Но именно так всё и было.
Местные жители хорошо знали, что леса, куда в ходе боёв вклинилась 2-я ударная армия, буквально нашпигованы железом: зенитками, миномётами и артиллерийскими пушками, стрелковым оружием, бронетехникой, полевыми кухнями и прочим материально-техническим обеспечением воинских подразделений. Но в эти гиблые места сельчане не совались, подорвавшись на минах раз-другой, а вот мальчик Коля по своей любознательности отважился и в итоге принёс отцу-железнодорожнику свою первую находку — солдатский медальон.
Найти родных погибшего воина стало для новгородского школьника делом чести, а со временем к этому благородному, но в тоже время чрезвычайно опасному увлечению присоединились также и братья повзрослевшего Коли — так был создан первый поисковый отряд «Сокол», но уже с участием работников новгородского химкомбината. Вообще что значило найти этот смертный медальон? На погибших пенсию их семьям платили, а на тех, кто пропал без вести, или не платили вообще, или платили мало, и отношение было соответствующее: пропал без вести — стало быть, сдался немцам в плен, предал. И какая может быть материальная поддержка изменнику Родины?
Но помимо материальной составляющей нельзя было сбрасывать со счетов ещё и моральную сторону: надежда когда-нибудь получить о судьбе воина хоть какую-то весточку. У матери медицинской сестры Тамары Кузьминой, сложившей голову в этой страшной «Долине смерти», надежда жила долго-долго, старушка пристально всматривалась в небо и говорила своим домашним:
— Вон там, смотрите, летит журавль. Это наша Томочка…
Тамару обнаружили на весенней вахте поисковики отряда «Шкраб» по ботинку небольшого размера, который сразу заинтриговал. Мужчин с такой маленькой ногой призвать в Красную Армию никак не могли, тем более отправить на передовую, и смертный медальон, оказавшийся рядом с останками, эти предположения и впрямь подтвердил. А когда в Великий Новгород приехали младшие сёстры Тамары и привезли два её письма, то оказалось, что в этой истории точку ставить рано. Здесь, на Волховском фронте, среди воя снарядов и ужасов бомбёжки, среди смертей и стона раненых, медсестра нашла своё счастье — лейтенанта Филиппа Калашникова. Вот кончится война, писала старшая дочь, и они обязательно отпразднуют свадьбу.
Останки молодого командира извлекли из-под земли другие поисковики — он тоже, как его невеста, не вышел живым из «Долины смерти». Душа Раба Божьего Филиппа летит теперь по мирному небу и каждую весну возвращается в родные края, куда никогда больше не посмеет ступить ни один враг.
Николай ЮРЛОВ,
Новгородская область
Фото Евгения ИМАЙЧЕВА
