Честно говоря, терпеть не могу Новый год. Есть в его добровольно-принудительном веселье нечто крайне отталкивающее, искусственное и в общем-то неприятное.
С годами чувство это усиливается, а помноженное на происки окончательно распоясавшихся юмористов становится особенно нестерпимым. Поэтому, когда ко мне сложным маршрутом попал пригласительный билет на VIP-премьеру "Дневного дозора", я очень обрадовался. Всё хоть какой-то толк от этой ночи будет. Саму оригинальную книгу я не читал и читать не собираюсь. Что-то подсказывает мне: книга и одноименный фильм не имеют друг к другу никакого отношения.
Это было действительно интересно. Можно трактовать этот фильм разными способами, более или менее остроумными, этим сейчас занимаются множество публицистов и значительно талантливее меня. Но в одном, я думаю, мы все согласимся. Такого кино у нас еще не было.
Во-первых, фильм, действительно, богато и с выдумкой сделанный, не производит впечатления фильма, сделанного для богатых. Это нормальное развлекательное кино. И это кино для всех. Всех героев можно легко себе представить, а есть моменты вообще пронзительные. В современной России мы все время проживаем в разных эпохах, эпохах, кончающихся, начинающихся и вневременных. Либеральная эпоха, очевидно, кончается, но она сама и ее носители так не считают. А вневременная русская Россия не может исчезнуть. В какой момент начинающаяся эпоха "начинается"?
Когда все предыдущие иссякают? Ключевая сцена в "Дневном дозоре" — день рождения подающего надежды (тёмным) мальчика Егора. В излишне роскошном зале с каким-то средиземноморским разгулом весело обжираются люди, про которых уже все понятно. А отравленный ядовитой водкой герой выхватывает у исполняющей под фонограмму какую то нечеловеческую чепуху певички микрофон, и очень криво и косо затягивает "Вихри враждебные веют над нами…" Любой мужчина, хоть раз в жизни злоупотребивший алкоголем в публичном месте, согласится со мной, что жест этот — абсолютно русский. И дело именно в жесте, а, конечно же, не в водке. Всем же очевидно, что дела наши очень и очень плохи. И что же остаётся — отчаянный пьяный жест? Последний парад наступает? Судя по реакции нехороших, всем известных людей в зале, эта потеха их вполне устроит. А вот сценарист "Дневного дозора" решил по-другому. И в результате конец, и конец полный, окончательный, стал новым началом. Когда этот великолепный, но неоднозначный кинематографический маневр был завершен, возникло странное ощущение, что фильма-то в общем не было, поскольку истории не было. И историю с плохим для всех финалом успели переписать. Все вернулось к некоторой развилке. Но истории же не может не быть. Она обязательно свершится. Может быть, дело в том, что она не будет такой унизительной и безнадежной?
С оптимистическими мыслями в нашей ненаглядной стране надо быть очень аккуратным. Потому что опыт подсказывает, что с любыми инновациями надо быть начеку. Ничего хорошего в последнее время они не приносили. И ждать чего-то хорошего тоже, видимо, неразумно.
Я всегда трезво и довольно брезгливо относился к мейнстриму: навязчивая реклама какого-либо "культурного" события вызывала скорее неприятие, наши интересы всегда лежали в другой плоскости. И вот совершенно неожиданно я понял, что фильм, на рекламу которого было затрачены миллионы долларов, мне понравился. Оказывается, можно снять кино со всеми голливудскими наворотами, но код его не будет калькой с американских блокбастеров. Что возможен другой финал. И этот финал волшебным образом снимает массу болезненных противоречий. Ведь противоречие между бедными и богатыми, между русскими и нерусскими, легко снимается в перспективе окончательной гибели всех. Неотвратимой гибели, которая не происходит. Кстати, что в первом "Ночном дозоре", что в "Дневном" простым людям, т.е. нам с вами, отводилось довольно мало места, и роль наша в разыгрывающихся событиях была скорее пассивно— страдательной. В первой части нас в ответственную минуту просто выключили пультом, чтобы не мешались. В "Дневном дозоре" мы с вами уже бегали по разрушающейся Москве, уворачиваясь, от давящего "жигули" колеса обозрения, не в силах что-либо изменить. Конечно, неприятно увидеть в аллегорической форме свою историческую роль. Но спасли-то всех. Почему — не совсем понятно. Но спасли. И какие-никакие, но свои.
В перспективе смерти ко многим вещам, что раздражали при жизни, начинаешь относиться более спокойно. Значительной находкой сценария, при решении апокалиптической задачи, стало то, что посткатарсисное состояние было достигнуто бескровным путем. Так смело у нас давно никто не мыслил. И это фильм, который целенаправленно показывают все кинотеатры страны. Поразительно. Кстати, вы обратили внимание, как тихо и трезво (настолько, насколько это возможно) прошли нелюбимые мною новогодние праздники? Это газовый кризис с Украиной и премьера "Дневного дозора" нас отвлекли. От обжорства и пьянства отвлекли и взбаламутили, заставили подвигаться, выйти на улицы, пройтись с детьми. И хотя бы за одно это съемочный коллектив заслуживает благодарности.
Поскольку это всего лишь кино, искать какие-то неточности и несостыковки, видимо, всё-таки не стоит. Я думаю, у каждого в позднем детстве, ранней юности был какой-то любимый фильм, который сильно нравился и годы спустя. Но стоит ли его разглядывать под микроскопом? Важнее то, что этот фильм, который когда-то, да и сейчас, продолжает нравиться, отражал какие-то важные индивидуальные нюансы, свойственные душе каждого человека. Какие-то базовые для него мифы, сыгравшие немалую роль в его жизни. "Дневной дозор" может стать таким фильмом, поскольку в нём есть неожиданная надежда, очень редкий товар на современном рынке жизни, как могли бы написать бизнес-аналитики.
Актеры действительно неплохо играют, значительно лучше, чем могли бы. Многочисленные упреки в злоупотреблении product placement становятся менее убедительными в силу приближенности фильма к календарным реалиям. Действительно, что мешает современному российскому киногерою в декабре 2005 года (время действия картины) пить (и много) пива "Старый Мельник"? В общем-то ничего, кроме состояния здоровья.
А то, что Борис Моисеев — темный маг, мы всегда подозревали.
