Сергей Сокуров
Для кого Столыпин - лишь «вагон при галстуке»
или заочная беседа с Михаилом Делягиным
Взяться за перо вдохновил меня (далее СС) завсегдатай портала, учёный, говорят, экономист Михаил Делягин (далее МД) своим публицистическим трудом "Почему правящая тусовка так ненавидит 7 ноября", обнаруженным мной на портале «Русский лад» (7.12.12).
По размышлении, я остановился на диалоге МД – СС. Он строится на совпадающих по содержанию фрагментах его последней статьи и некоторых моих сочинений. С моей стороны пришлось местами использовать вводные слова и предложения. Впечатлившись биографией моего визави, написанной профессором В. Бояринцевым, я, затейник этой «беседы», начал её наводящим вопросом. Прошу читательского внимания.
СС: Многоуважаемый Михаил Геннадьевич, в своей статье Вы озвучили ряд известных имён и событий отечественной истории. Многое в Вашей оценке их, в трактовке последних показалось мне почерпнутым из школьных учебников «Истории СССР» в период моего ученичества (50-е годы ХХ века). То ли наука русской Клио, завершив некий полувековой цикл, вернулась в исходную точку, то ли Вы как-то нечаянно туда попали. Как бы там ни было, особенно меня заинтересовали в Вашем изложении такие фигуры как Столыпин и Колчак; Ваше отношение к преодолению гибельной Смуты начала XVII века как к «антипольскому(!?) празднику»; Ваш учёно-экономический взгляд на экономику царской России (сравнение таковой с советской, периода индустриализации) и нравственно-патриотический - на Октябрьскую революцию и Гражданскую войну. Предлагаю Вам обменяться мнениями на эти и другие затронутые Вами темы. Начнём по порядку – со Столыпина?
МД:Аграрная реформа Столыпина во многом способствовала революции, во многом способствовала крушению царского режима. Не говоря уже о том, что в русский язык Столыпин вошел сочетаниями «столыпинский галстук» и «столыпинский вагон». У нас до сих пор возят заключенных в «столыпинах». И есть люди, которые с учетом такого культурного груза, искренне восхищаются Столыпиным… Когда представитель государства восторженно говорит о Столыпине без всяких оговорок, без всяких уточнений, он тем самым разоблачает себя как любитель «столыпинских вагонов» и любитель «столыпинских галстуков» для окружающих. Также это человек, который тоскует о репрессиях, о репрессиях достаточно беспощадных и во многом без суда.
СС: П.А. Столыпин - выдающийся реформатор с насильственно «прерванным полётом». Его сейчас чаще ругают (в основном, невежды), чем отдают должное его начинаниям. Вновь вспоминаются с осуждением, не раскрывая сути, «столыпинские вагоны» и «галстуки» его имени. А суть этих предметов такова: спецвагон был предназначен для перевозки одной семьи крестьян-переселенцев; «галстуком» думские остряки начала XX века назвали верёвку с петлёй для казни осуждённых. Начну с вагона. В нём был отсек для людей и отсек для скота. Предельно комфортные условия в долгом пути. В 20-30 годах Власть Советов стала использовать эти вагоны для перевозки заключённых: в людской половине – охрана НКВД, в скотской – зеки. Каждому – своё. Что до «галстуков», в годы волнений (1905-07 гг.) убийцы мирного населения приговаривались к казни. Но лишь после тщательного судебного расследования. На 200 «столыпинских галстуков» за три года погромов пришлось 26268 покушений, 6091 убитых должностных и частных лиц, более 6000 раненых, около 5000 ограбленных. То есть, за 30 убитых и 30 покалеченных поплатился жизнью один(!) преступник. Согласитесь, гуманизм «царских опричников» и «Николая Кровавого» неслыханный. Так извинимся перед Петром Аркадьевичем за наших болтунов, не отягощённых знаниями!
Основными направлениями Столыпинской аграрной реформы были передача надельных земель в собственность крестьян, постепенное упразднение сельской общины (коллективный собственник земель), широкое кредитование крестьян, скупка помещичьих земель для перепродажи крестьянам на льготных условиях, землеустройство, позволяющее ликвидировать черезполосицу. Если бы судьба отпустила выдающемуся реформатору не 5 лет мирного переустройства, а 20, о которых он мечтал, то у крестьян не возникло бы побудительной причины пойти за большевиками. А в крестьянской стране одними разнорабочими да люмпеном революции не сделаешь, так как квалифицированный фабричный люд предпочитал не «фабриками владеть» после известного декрета 1917 года, а, как было прежде, получать полноценное вознаграждение за свой труд, не пайку. Восстание рабочих Ижевска против советской власти – тому пример.
Как же было прежде? Между 1905 - 1917 годами квалифицированный рабочий, не будучи «гегемоном», на свой заработок содержал всю семью, нередко незамужних сестёр, своих и жениных. Тот, кто впечатляется записками Гапона о положении рабочих до 1905 года, должен принимать во внимание, что писались они с целью самооправдания деятельности «революционного попа». Все страшное, грязное, мерзкое в быту рабочих описано, будем справедливы, правдиво. Но это правда избранных мест, сконцентрированная на малой площади в виде зловонной кучи «а ля Достоевский», только без присущей его перу художественной силы. Да, были скученность, плохая пища, пьянство, антисанитария, безнравственность, умственное убожество - типичное рабочее дно, которое сохранится надолго и после 1917 года и которое наблюдалось, например, в 1963 году в рабочем посёлке возле Бугуруслана, где люди жили (не поверите!) в землянках. Однако над этим дном всегда существовали другие, не столь безрадостные, зачастую просветленные уровни рабочего бытия. Они зависели от квалификации работника, от его отношения к труду, к окружающим, к собственной семье, к своей личности, - с книжкой, чистыми полами, выходным платьем, трезвостью, уважением к женщине, любви к вере и Отечеству напрямую, не через идеологию той или иной партии. Если в будние дни ворота рабочего квартала запирались хозяевами, значит только такой мерой можно было пресечь склонность к пьянству заводских. Штрафы накладывались не на одних бракоделов. Штрафовали тайных выпивох, матерщинников, драчунов (особенно за избиение жен), нерях, прогульщиков. К слову, одно время, при еще только побеждающем в СССР социализме, прогулы стали наказываться тюрьмой и лагерем. Такова эволюция одного из штрафов, рожденных в «мире насилия». Между революциями 1905-1917 годов Россия стала страной с одним из самых коротких рабочих дней; грамотность среди заводских преодолела экватор, а в целом по стране, вопреки расхожему мнению о «полной безграмотности народа», треть населения могло читать. Издатель Сытин из-за гроба подтвердит. По мне, он заслуживает большего доверия, чем Луначарский и Крупская.
МД: Большевики искренне пытались заниматься развитием. План был разработан в царской России, но в Царской России нельзя было даже подумать об его осуществлении. Да, большевики взяли его с полки, грубо говоря. Но он был не в совершенстве, его пришлось доделывать, но они это сделали, осуществили. Большевики занимались развитием страны с первых дней взятия власти, другое дело, что не всегда получалось. Они были неумелые, излишне жестокие, не до всего доходили руки. Они начали выдавать пенсии, да скудные, да маленькие, да, далеко не всем, ученым и деятелям культуры, но выдавать. Они стали пытаться находить технические изобретения. Они стали пытаться модернизировать Россию. И им это в конечном итоге удалось. Да, путем жестокости, путем ответа на «белый террор» «красным террором», который осуществлялся с излишней жестокостью.
СС: На это я отвечу словами Е. Ивановой (Голос Родины, № 3, 1992, М.): «Россия строила свою политику не только на бездефицитных бюджетах, но и на принципах значительного накопления золотого запаса. Государственные доходы с 1410 млн. руб. в 1897 г. без увеличения налогового бремени росли, тогда как расходы оставались на одном уровне. За 10 лет до мировой войны первые над вторыми выразились в сумме 2400 млн. руб. при том, что были понижены железнодорожные тарифы и отменены выкупные платежи за земли, отошедшие в 1861 г. крестьянам, облегчены также паспортные и питейные налоги… В 1896 г. в России была введена золотая валюта. Правительство обеспечило бумажное обращение золотой наличностью более чем на 100%. Устойчивость денежного обращения была такова, что даже во время русско-японской войны размен кредитных билетов на золото не был приостановлен… В период между 1890 и 1913 гг. русская промышленность учетверила свою производительность. Ее доход почти сравнялся с поступлениями, получаемыми от земледелия…Накануне революции земледелие было в полном расцвете, урожай главных злаков был на треть выше такового же Аргентины, Канады и США, вместе взятых… Россия поставляла 50% мирового вывоза яиц, производила 80% мировой добычи льна, урожай хлопка покрывал все годичные потребности текстильной промышленности… Ни один народ Европы не может похвастаться подобными результатами, - писал тогда французский экономист Терри. - Этот рост сельскохозяйственного производства не только позволяет удовлетворить потребности населения, но и значительно увеличить экспорт. А вот весьма авторитетное мнение Э. Зея: «Если у больших европейских наций события между 1912 и 1950 гг. будут протекать так же, как они развивались между 1900 и 1912 гг., то к середине настоящего века Россия станет выше всех в Европе как в отношении политическом, так и в области финансово-экономической».
Не сомневаюсь, Россия вышла бы из мировой войны в числе стран-победительниц, в ряду Антанты. Да ещё овладев проливами и вернув Стамбулу название Константинополь. Несмотря на колоссальные потери, ее ждала бы, пусть на более низком уровне, судьба, предсказанная Э. Зеем. Жертвы социалистической индустриализации оправдываются жизненной необходимостью во всеоружии встретить гитлеровскую машину. А скорее всего, и встречать не пришлось бы, так как в Европе сразу бы образовался единый фронт не разделенных идеологией государств против фашизма. Да и униженные Версалем немцы без русского дешевого сырья, хлеба, военных школ, академий, полигонов, предоставляемых ему Советским правительством, просто не смогли бы наращивать мускулы.
Россия к 1917 году войну не проиграла. Из «наступательно-отступательной» она превратилась в позиционную. Отечественная промышленность стала значительно больше выпускать военной техники, снарядов и патронов. Были созданы огромные арсеналы в центральных губерниях, откуда Красная Армия в свое время будет черпать оружие и боеприпасы до самого конца «гражданки». Там же складировались знаменитые «буденовки», покрой которых (в виде богатырских шеломов) утвердил сам царь, другое обмундирование для миллионных армий. Возможности промышленности не были исчерпаны. Когда рабочие, побросав орудия труда, возьмутся за оружие (или их заставит взяться товарищ Троцкий), специалисты разбегутся или будут разогнаны и уничтожены, вот тогда окончательно, без надежды на воскрешение, остановятся заводы и фабрики, оборудование будет растащено, съедено ржавчиной и превратится в прах. А на пустом, гиблом месте спасение видится только в «сталинской индустриализации».
Что касается сельского хозяйства, большевики последовательно проводили в жизнь справедливый лозунг «землю - крестьянам» первые годы своей власти. Это и обеспечило им успех на фронтах страны, население которой состояло на 90% из землепашцев. Продразверстка, жестокое подавление крестьянских восстаний, направленных против насильственного изъятия зерна у производителей (командарм-каратель Тухачевский применял в восставших весях Тамбовщины, без разбору, боевой газ), не подорвали окончательно веру земледельцев в тех, кто уверенно, убедительно обещал. Поэтому две трети крестьян за эту вожделенную землю воевали в Красной армии. Ведь «белые» по этому вопросу ничего определенного не говорили, ссылались на Учредительное собрание: мол оно решит судьбу земли.
В последующие годы разрухи (после гражданки) мир крестьян почти не изменился: довольство и нищета - рядышком. Передел помещичьей земли, казалось, вновь дал и беднейшим дополнительные возможности повысить свое благосостояние. Но ведь (последуем за мыслями профессора Преображенского) бедность не под крышей дома, не в сундуках, карманах, не в хлеву; она - в умах. Среди крестьян царской России преобладали середняки (потом, дайте срок, середняк окажется под подозрением: не скрытый ли кулак?). Зажиточным стать в общине и вне ее было несложно: трудись в поте лица своего, не злоупотребляй спиртным, не будь расточительным, думай о завтрашнем дне. Сибирские крестьяне, например, были зажиточны все, чему способствовали, кроме неисчерпаемости плодородных земель, старообрядческое трудовое мировоззрение, семейные традиции энергичных, незаурядных переселенцев и их потомков. Сибирь не только кормила себя, но и пахала на вывоз. Забегая вперед, отмечу, что при советской власти хлеб за Урал уже завозили. Своего стало хватать лишь на «номенклатуру» да кормящихся вокруг нее.
В европейской части России немало было бедных. Часть из них, получив бедность, образно говоря, по наследству от неудачливых, неработящих и «промотавшихся» отцов, не могла, не умела, не обладала страстным желанием разомкнуть порочный круг. Другие к этому вовсе не стремились, ибо «бедными» были их запросы, мышление, воображение, отношение к труду, воля подняться над обстоятельствами. А склонность к дремоте души, искусственная дряблость тела препятствовали порывам двигаться, да и вино эти порывы направляли в другую сторону. Когда таких поманят и погонят в колхозы, они пойдут покорно, даже охотно в отличие от хозяйственных соседей. Там новый батюшка-помещик с партбилетом даст кусок хлеба не так за работу, как за верность «колхозно-совхозному» строю (по Т. Д. Лысенко). И в добротном доме раскулаченного соседа, высланного семьей на север, на погибель, можно годков с пяток пожить в тепле, пока хоромина от бедняцкого нерадения не развалится. Да, с общего (считай, ничейного) поля не так опасно брюкву стянуть, как с грядки соседа-единоличника.
Ленин справедливо считал крестьянина буржуазным элементом, но ведь буржуазия подлежала полному искоренению. А кто будет землю пахать? Кем же заменить этого «буржуа в лаптях» в российской деревне? Да крестьянином же, только пролетарствующим; ведь известно, неимущий - опора советской власти. Ставка на бедноту была безумием с… тонким расчетом. Многомиллионное сословие (с буржуазным душком!) лишалось опоры, так как коллективизация отлучала крестьянина от надела, превращала его в подневольного сельскохозяйственного пролетария, на долгие годы беспаспортного, отданного на полный произвол сельского и районного начальства, без разрешения которого он и шагу не мог ступить от порога избы, из списка полевой бригады, за околицу деревни, чего не было на Руси с 1861 года.
Слава Богу и Партии, нашлись для насильственно раскрестьяненных, обманутых бумажным миражом «Декрета о земле» десятилетней давности свои «юрьевы дни». Точнее, сама жизнь, острые потребности нового «государства рабочих и крестьян» искали и находили выходы для беглецов из «крепости» на относительную волю. Розыска пропавших, как правило, не учиняли. Более того, из колхозов по разнарядке отпускали в средние и высшие учебные заведения (партия трудилась над созданием «прослойки» - пролетарствующей же интеллигенции, также вольно и невольно прописанной и приписанной). Демобилизованным из армии также можно было не возвращаться в родной колхоз. Все эти, скажем «по ученому», выходы имели то основание, что начавшаяся лихорадочная индустриализация страны при слабо развитой технике требовала все больше рабочих рук. Когда все из раскулаченных и не покорившихся насильственной коллективизации середняков, кому удалось избежать высылок, тюрем и лагерей, «перековались» в рабочих, притаились в недрах «гегемона», казалось, наступит какое-то равновесие для основных сословий: все при деле и этим делом страну двигают вперед по пути прогресса. Однако Молох-индустриализация оказался ненасытным. Изымаемый у колхозов и совхозов хлеб (его именно изымали) уходил за границу на покупку машин, оборудования, технологий, что время от времени то здесь то там вызывало местные призраки голода, подавляемые по-большевистски четкой и тогда в целом эффективной системой распределения до грандиозного «срыва» - катастрофического голода на Украине, одновременно на Нижней Волге, в Казахстане и Сибири. А разросшейся армии строителей социализма необходимо было платить хотя бы тот мизер, за который при проклятом царизме никакой уважающий себя рабочий на заводе не остался бы. Теперь приходилось оставаться, чтобы, во-первых, врагом народа не прослыть; во-вторых, хоть какую-то копейку домой принести.
Правящая партия гениально решила проблему труда при усилении нужды в рабочих руках и невозможностью удовлетворительно оплачивать труд. Это вознаграждение минимально необходимой едой. С начала 30-х годов в индустриализации стал использоваться невольничий труд в той его разновидности, которую не знала Россия даже в период самого глухого крепостничества с застенками Салтычихи и Демидовскими заводами. Нет, разговор не о труде осужденных к заключению по закону за противоправные действия. Хорошо, что воры всех «подпрофессий», что растратчики, убийцы, налетчики, злостные хулиганы, истинные государственные преступники и прочие «закононепослушные» граждане, получили возможность с полной отдачей и пользой для общества трудиться, при этом перевоспитываясь, что вызвало одобрение нашего восторженного Буревестника. Не о них речь. Вспомним о тех, кого иначе не назовешь, как приписанными к разного рода преступлениям - за шпионаж в пользу иностранной державы, участие в антинародных партиях и группировках, порчу социалистического имущества и т. д. Такого рода «приписки» возможны и легко делаются там, где беззаконие возводится в закон. И нужны, добавим. Нужду породила все та же индустриализация. Дело не в том, что стремительно разрастающийся за счет раскрестьянивания страны рабочий класс не поспевал за темпами промышленного бега, заданного в Кремле. Пришло время, когда вольнонаемным нечем стало платить, а возможности обычной тюрьмы были исчерпаны - переловили, казалось, пересажали всех, кто этого заслуживал. Но «незаслуженные»! Они и выручили. «Враги народа» потекли отовсюду в лагеря в полном смысле по разнарядке. Рабский труд от зари до зари, никаким трудовым законодательством не охраняемый - за баланду, за право (очень избирательное) на койку в лазарете, просто дышать и жить, за надежду когда-либо увидеть близких, но без права переписки с ними, вообще при полном, широком «поражении в правах». Мне по заказу одного из московских областных департаментов пришлось работать с материалами о сооружении местной части знаменитой системы речных каналов. Только здесь было задействовано 200 тысяч пар рук «пораженных в правах» Все наши вызывающие традиционно гордость Магнитки, Турксибы, Комсомольски-на-Амуре, Беломоро-Балтийские каналы и прочие действительно великие стройки просто не состоялись бы (или затянулись до бесконечности) без рабского труда тех, кто расчетливо был записан во «враги народа». Они существенно пополнили бросающуюся в глаза убыл населения России.
В конце царствования Николая II в России насчитывалось 182 миллиона жителей. В 1939 году, т. е. через 26 лет, дирижеры переписки населения в СССР смущенно поднесли очам товарища Сталина поразившую его цифирь - 170,6 миллионов. Меньшую показать было опасно для «ближних бояр»: репрессии стали обычным наказанием даже за оплошность, вообще стали стилем жизни страны советов. Вождю, как другу и учителю, поспешили объяснить, что царские 182 миллиона душ - это жители всей империи, с территориями, не вошедшими в СССР (Финляндия, Царство Польское, др.). В границах же 1939 года тогда проживало всего 159,2 миллионов подданных Николая Кровавого. В сердце Хозяина, знать, поселилась тревога. Ведь на этом пространстве прирост народонаселения составлял в первое десятилетие века примерно два миллиона человек в год. Тогда на 22-м году Советской власти должно насчитываться за 210 миллионов советских счастливых людей. За вычетом павших в «империалистическую» и «гражданку», белой сволочи и их прихвостней, бежавших за кордоны, по малому счету должно быть никак не меньше 200 миллионов строителей социализма. А тут тебе 170 600 000! Куда подевались 30 миллионов?!
МД: Большевики, взяв страну, вместо того, чтобы разграбить ее и уехать на Запад, купить себе там поместье и жить обеспеченными пенсионерами, они начали эту страну развивать. Да, путем жестокости, путем ответа на «белый террор» «красным террором», который осуществлялся с излишней жестокостью.Они, если страну и грабили, то в интересах революции, а не личного обогащения,. Хотя белый террор был страшнее. Количество жертв белого террора к красному террору соотносится как 100 к 1.
СС: В первые годы власти большевиков, только при жизни Ленина, ими было уничтожено, изгнано из страны 2,5 млн. дворян (почти все «служилое сословие»); другие потери в тысячах человек: духовенства - 300, купечества и разночинной интеллигенции - по 360, чиновников - 600, офицеров - более 200, верных присяге нижних чинов - 260, наиболее квалифицированных рабочих (вспомним восстание в Ижевске) - 200. Итого 5 миллионов жертв «красного террора». Если следовать «пропорции Делягина», то жертв «белого террора должно быть 500 миллионов человек, т.е. в 2,5 раза больше, чем всё население России. Что сказать? Премию барона Мюнхгаузена Михаилу Делягину! Но ведь ещё результатом революции было разграбление и разгром 16 млн. крестьянских хозяйств с населением 80 млн. человек. Были разорены 637 монастырей (а это крепкие хозяйства, питающие больницы и приюты, и сами - богадельни). Ужасны были потери среди казачества, обреченного на исчезновение приказами Троцкого и Свердлова безжалостно расстреливать богатых казаков (бедность в станицах - экзотика!) и всех, у кого найдут оружие (безоружный казак? Не нонсенс ли?). А потом был апокалипсис коллективизации и ягодо-ежовско-бериевских «прополок» под Мудрым Руководством, когда только офицеров РККА сгинуло более 40 тысяч из 80-тысячного красного офицерского корпуса. Накануне Великой Отечественной войны(!).
Как кому, а по мне праздновать революции где бы то ни было, в России, Франции, Англии, др. странах, их переживших, представляется надругательством над её жертвами, причём, с обеих сторон, тем более что за насильственной сменой власти всегда и везде следует кровавая внутренняя война и террор победителей. Праздновать 7 ноября, как день рождения государства нового типа, якобы рабоче-крестьянского? Только где оно? А-у-у! Нетути! Тогда нечего и праздновать. У гроба скорбят. Если старой России хватило жизненных сил на 1000 лет, и она отошла в историю от дряхлости (внутренние её враги лишь сократили агонию), то СССР прикончили в «развитом» состоянии, в юном, по меркам истории, возрасте не внешние враги, не внутренние, а потомки его создателей своими руками, коммунисты же авангарда 19 миллионой Ленинской партии.
МД: Октябрьский переворот и Февральская революция получили поддержку именно потому, что они были направлены против несправедливости. При всем ужасе правящего пролетариата, я говорю это как образованный человек, как представитель интеллигенции, режим, который установился, был более справедлив, чем режим царя. 7 ноября был праздником справедливости. Это был день, когда народ взял судьбу в свои руки, стал из населения народом и обеспечил себе более справедливую власть, более справедливый порядок. Мы видим большевиков, которые построили страну, построили ее два раза из руин, первый раз из руин гражданской войны, второй – из руин Великой Отечественной войны. Они восстановили эту страну (с разрушенной психикой населения после гражданской войны) в нормальную. Сделали ту цивилизацию, которую мы помним по 70-ым годам. Как ни чудовищны были сталинские репрессии, а они действительно были таковыми, но при этом страна развивалась. И никакие репрессии не могут заслонить того, что при советской власти партхозноменклатура была ответственной и страну развивала.
СС:Вы произнесли ключевое слово, любезный Михал Геннадьевич: «партхозноменклатура». В 1917 году были сметены старые привилегированные сословия, но свято место пусто не бывает. Кто был никем, тот стал всем. Революция породила номенклатуру, новое привилегированное сословие, полностью зависимое от высшей компартийной аристократии, которая выдвигала из своих рядов самодержца-генсека, в разной степени абсолютизма. По мере её «страшного удаления от народа», номенклатурные кадры, которые воистину решали всё, всё чаще подбирались по личному знакомству, личной преданности… нет, не партии, а вышестоящему лицу. Важную роль стала играть семейственность, а компетентность назначенца сходила на нет, становилась не определяющей. Если тот или иной руководитель не справлялся с занимаемой им должностью, его, как правило, переводили на другую работу, пусть с понижением, но непременно руководящую. Попавший в номенклатурную опричнину мог рассчитывать на пожизненное в ней пребывание. Этим не только самолюбие тешилось. Номенклатурщик, члены его семьи, родственники (а они составляли 1-1,5% от населения СССР – «честь, ум и совесть эпохи») в той или иной степени приближался к благам Блата и Дефицита и, что важно для стабильности власти, - к отпуску последнего в отдельные руки не номенклатурной массы, в виде наград за безупречную службу, поощрения. А это реальная власть руки дающей над рукой протянутой. Словом, оделяй и властвуй. С первого десятилетия советской власти для нового политически привилегированного сословия были введены и привилегии приобретать недоступные для простонародья товары и продукты (нередко по заниженным ценам) в спецраспределителях, через «столы заказов». А дальше – и больше, и разнообразнее. К 1980-м годам советская экономика пришла закрытой, теневой и предельно бюрократизированной — и тогда же значительная часть собственности, которая продолжала называться государственной, по сути, перестала быть таковой: многие из тех, кто сидел в партийных кабинетах и имел доступ к управлению и хозяйствованию, сделали всё, чтобы стать владельцами — пусть не юридическими, но реальными, того, чем они распоряжались. Позднее советское государство уже не могло управлять всей своей собственностью. Подчёркиваю: я говорю не о всей партии коммунистов, простых людей с обычными достоинствами и недостатками, а о её верхушке в несколько сотен тысяч партийных генералов и привилегированных функционеров, которая на разных уровнях, от районного до общегосударственного, жёстко управляла страной, допуская рядовых партийцев к решению второстепенных вопросов местного характера, позволяя им «одобрять и поддерживать» решения вышестоящих органов. Та элита уже поддалась необоримым официальной идеологией соблазнам капитализма – в турпоездках и командировках в капстраны, через выборочно-адресный импорт сказочных товаров. А пуще того, поверила в преимущества «запретного строя», собирая дань с цеховиков, напрямую участвуя в подпольном производстве товаров и изысканных продуктов питания, их реализации открыто и из-под полы. Здесь мы видим уже не отдельные язвы, а сплошное гниение. В отличие от элиты времён царизма и восьмимесячной «временной республики», советская правящая элита не выделила из своих рядов сколько-нибудь заметного количества «верных ленинцев», способных организовать «красное движение» за сохранение СССР, по аналогии с «белым» семидесятилетней давности. Наиболее активные и способные, продемонстрировав качества отборных оборотней, вместе с удачливыми самородками-предпринимателями из народа, подпольными миллионерами, верховодами криминала, составили финансовую элиту новой России; вместе с «разночинными либералами» проникли во властные структуры сегодняшней России. И вы, любезный господарищ Делягин уже не мало лет им прислуживаете, и Ваш плач о 7 ноября для знакомых с Вашей биографии, воспринимается не иначе, чем лицемерие, прекрасно освоенное Вами на извилистом жизненном пути.
И последнее, что я скажу Вам по прочтении названого и некоторых других сочинений. Вы представились в той статье следующими словами: «Я говорю это как образованный человек, как представитель интеллигенции». Позвольте усомниться: приведенные здесь Ваши высказывания далеки от интеллигентности. А стиль изложения, владение русским литературным языком таковы, что недопустимы и в школьном сочинении, выше чем на 2 (двойку) не "тянут". Не можете по-другому, так не пишите. Кто неволит?
