Ехал я как-то Московским трактом. С двух сторон его обступили лесные великаны: ёлки высоченные, сосны разлапистые, всё в белых одеждах. Снег отовсюду — мелкий, неукротимый, он валит и валит с неба, бежит позёмом впереди тебя...
А попутчиком моим оказался машинист-кочегар силовой установки, дающей в отдалённое сибирское село тепло, стало быть, и жизнь. По дороге он достал термос, а когда открыл его — запах густой заварки оказался настолько сильным, что мог бы пробудить каждого, кто задремал.
— Чай девятилетний, — сказал мой кочегар и при этом пояснил, почему его напиток именно такой: — Вот уж девять лет, как «завязал»…
Его рассказ о прошлой жизни, как он боролся с похмельем и пил напропалую целых три года, принимая по два литра самогонки ежесуточно, иначе бы и лопата, швыряющая в топку уголёк, выпала из рук, меня, конечно, удивил. Подумать только, какие в нашей глухомани живут и здравствуют богатыри! И ничего-то их не берёт, никакая нынешняя зараза! Составители той самой книги рекордов, где вы?
Но ещё больше поразило увлечение кочегара. Чтобы рядом с языкастым пламенем, способным пожирать всё, что ни клади, жизнь стала веселее, а скука надоедливая больше не мучила, он решил перейти на чифирь и как бы между делом выучил назубок столицы всех государств. Их нынче на белом свете столько, что и путешествия моего не хватит, если все перечислять, да ещё и комментировать каждую победу кочегара.
— Вот какая столица в Мозамбике? Ну что, лапы вверх? А в Кабо-Верде?
— Кабо — вверх!
В зимней дороге всегда приходит в голову какая-нибудь мысль. Как же без мысли-то? А здесь она была такова: вот если экзаменовать моего кочегара на чрезвычайного и полномочного, то ведь наш дипломатический корпус получит весьма ценного работника. Не нами же сказано, что кадры, овладевшие техникой, решают всё. А кочегар мой за девять трезвых-то лет ей в совершенстве овладел, да и в Кабо-Верде белого человечка заждались…
Николай ЮРЛОВ,
КРАСНОЯРСК
Фото автора
