Деньги и Революция

Энгельс плюс Маркс

Наткнулся на забавную статью Максима Кантора, посвященную годовщине Винсента Ван Гога «Арийский период мировой истории» (ж-л «Эксперт» № 11 за 2013 г.). В ней маэстро пытается найти объяснение тому факту, что искусство и идеология Нового времени находились на содержании у буржуазии. Получается у него это оригинально:

Экономически подкованный господин улыбается с чувством превосходства и говорит: да, хорошо быть социалистом, если тебя содержит брат, который работает. Всегда найдется филистер с румяными щечками и знанием жизни. Да, можно сказать, что Тео содержал Винсента, а Энгельс содержал Маркса, но суть дела в том, что слово «содержал» в данном случае – фальшивая. Не было никакого спонсорства, меценатства, вспомоществования или еще какой-нибудь рыночной ерунды. Это было единение двух сердец. Это был коммунизма: я отдаю, не считая, все, что могу отдать, потому что знаю, что тебе нужно, а у тебя этого нет. А ты сделаешь то, что бы я не сумел сделать. Каждый сделает что может для общего дела и будет трудиться истово.

Конечно, в духе леваков объяснять социально-экономические процессы, перекроившие карту Европы и изменившие судьбы мира, «единением сердец», а не «рыночной ерундой». Но вряд ли это будет соответствовать реальности. А реальность такова, что союз Энгельса и Маркса не просто союза двух личностей, а яркий пример слияния двух стихий – денег и революции. И если говорить о возможностях финансирования сколь-либо оппозиционной деятельности в современной России, то необходимо отбросить левацкую мифологию и окунуться в историко-экономическую (или шире – в историко-материальную) культуру, частью которой являются деньги.

Деньги, прежде, чем стать тем, что они есть, прошли долгий путь. Логическая цепочка, приведшая к специфическим отношениям двух категорий – экономической (деньги) и социальной (революция) выстраивается очень длинная. Деньги являются центром экономической сферы , задают ускорение экономическим процессам, революция же _ центр социальности, она живет в самой глубине современного человека , меняет и ускоряет его образ жизни.

Максимально кратко итог рассуждений можно обозначить следующим образом. Деньги – не только экономическая, но и социальная, и что важно – трансцендентная категория[1]. Даже современные деньги и революционные процессы имеют определенные сходства (в стремлении к ускорению прежде всего), и существуют механизмы перетекания денег из «системы» в «антисистему». Исторически союз денег и революции («Энгельс плюс Маркс») был неизбежен в Европе [2] возможен он и в России. С рядом оговорок честная революция и экономическая цивилизация).

Определение денег

Социолог К. Поланьи пишет о деньгах как системе символов сродни языку. Однако это система с «неполной унификацией» [3]. Отсюда невозможность определить «природу и смысл» денег раз и навсегда.

Функциональная задача денег, согласно классическому экономическому определению – быть средством обмена, средством платежа, мерой стоимости, средством накопления богатства. Согласно исследованиям Поланьи каждая функция денег имеет собственное собственное происхождение [4] и связана как правило непосредственно с религиозными, социальными или политическими обязательствами. Такие обязательства как уплата штрафа, налога, дани, преподнесение и получение даров в ответ, оказание почтения богам, предкам или умершим в древнем обществе не имеет характера сделки. То есть,все это внеэкономическая сфера и деньги как платеж, обеспечивающий функционирование традиционной системы, чаще всего ритуальной по своему происхождению.

Помимо преимущественно внеэкономической роли денег и их неполной унификации, деньги в традиционном обществе имели еще одну особенность – они неспособны к росту. Цены в древних обществах фактически неизменны на протяжении столетий. И связано это было не только с религиозным запретом на кредит.

Цена как эквивалент

Тот же Поланьи пишет, что цены по своему происхождению относятся к категории эквивалентов. А эквиваленты лишены качества колебания.

Само понятие «установленные» или «фиксированные» цены предполагает, что цена, прежде чем стать фиксированной или установленной, подвержена изменениям. Таким образом, сам язык затрудняет понимание истинного положения вещей, а именно того, что изначально цена – это некоторое жестко зафиксированное количество, [5] без которого невозможно начать торговлю. Изменения или колебания цен, обусловленные конкуренцией, появились сравнительно недавно, и факт их возникновения является одним из основных вопросов, интересующих экономических историков античности. Традиционно предполагалось, что последовательность обратная: цена считалась результатом торговли и обмена, а уж никак не их предпосылкой.

Эквивалентный характер цен можно обнаружить и в Новом времени:

По мере своего развития во времени ценовые системы могут включать группы эквивалентов, исторически возникших на основе разных форм интеграции. Есть множество доказательств того, что древнегреческие рыночные цены возникли на основе перераспределительных эквивалентов более ранней ассирийской цивилизации. Тридцать серебреников, полученных Иудой за предательство Иисуса, весьма близки к сумме, эквивалентной цене раба в Кодексе Хамурапи примерно за 1700 лет до этого. С другой стороны, советские перераспределительные эквиваленты длительное время являлись отражением мировых рыночных цен. XIX в. У тех, в свою очередь, были собственные предшественники.

Макс Вебер отмечал, что западный капитализм был бы невозможен в силу отсутствия системы расчетов, если бы не средневековая сеть установленных и регулируемых цен, представления о нормальном объеме ренты и т.д. Иными словами, если бы не наследие средневековых гильдий и феодальных поместий. Таким образом, системы цен могут иметь собственную институциональная историю с точки зрения типов эквивалентов, участвовавших в их становлении (К. Поланьи. «Избранные работы» М., 2010 Экономика как институционально оформленный процесс. с. 47—82).

Другой исследователь, Бернар Лиетар, известный финансист и ученый, обнаружил факт использования в традиционном обществе денег с отрицательным процентом (демерредж). То есть, речь шла не просто о запрете брать плату (процент) за то, что даешь кому-нибудь деньги в долг, но наоборот, плата (демерредж) плата взималась с владельца денег за то, что он их хранит, а не потратил. Такие деньги устроены на естественных (природных) основаниях или законах. В самом деле: нигде во Вселенной, в том числе ни на каком сельском рынке нет ничего, что не портилось бы. Люди, прилавки, яблоки, мясо – все подвержено порче. И деньги не были исключением из этого правила – не потратил их – они испортились, их стало меньше. Деньги с демерреджем, то есть с платой за задержку от оборота приводят к следствиям прямо противоположным – они стимулируют сотрудничество, повышают возможности роста жизненного уровня и, не допуская концентрации денег в одних руках, сглаживают социальную напряженность.

Лиетар нашел два крупных исторических момента; когда длительное время на больших территориях применялись отрицательные деньги. Это центральный период европейского Средневековья (X—XIII вв.) и династический Египет. При этом обнаружилась поразительная связь между этими эпохами – исчезновение валют с платой за хранение случилось одновременно с падением культа Черной Богородицы и Исиды в соответствующих культурах и сопровождалось резким снижением уровня жизни. И такая связь не случайная – между культами, архетипами и денежными системами есть связь.

На широком примере исследований историков-медиевистов в своей книге «Душа денег» он указывает на экономический ренессанс между XI и XIII вв. В это время европейский мир переживал экстраординарное развитие, что подтверждается высоким уровнем процветания, демографическим взрывом и т.д. Время процветания совпало с периодом, когда преобладала денежная система с платой за хранение и культы Черной Богородицы распространялись и процветали.

Падение тамплиеров и демерреджа

Данная денежная система (с использованием демерреджа) была свернута после падения ордена тамплиеров. Королевская власть в лице Филиппа IV во Франции установила централизованное управление монетарной системой. Это со временем привело к дефициту денег. С разрушением средневековой системы валют уменьшается скорость обращения денег, а богатство концентрируется в руках городской элиты. Жизнь королевского двора становится все более роскошной, для простых же людей с исчезновением демерреджа Золотой век уходит навсегда. В наше время эта проблема (богатый город и бедное село) трансформировалась в проблему противостояния гетто и предместий, а на глобальном уровне – развивающихся и развитых стран.

Еще одним следствием утверждения королевской властью огнем и мечем единой национальной валюты стало обесценивание денег. Это означает уменьшение содержания драгоценного металла в монете. Королевский двор делает прибыль из новой чеканки монет. Из каждого фунта драгоценного металла изготовляется больше монет. Подданным, имеющим драгоценные металлы или старые деньги, поначалу кажется выгодным принести их на монетный двор для перечеканки. Однако вскоре наступает инфляция. Или, иначе говоря, цены теряют свое свойство постоянства, в новой денежной системе деньги колеблются. Рост цен в результате инфляции – это катастрофа для тех, кто живет на фиксированный доход. Например, для землевладельцев с их долгосрочной рентой. Но преимущественно инфляции в том, что поначалу она незаметна. Она является «скрытым налогом», который вовсе не кажется налогом. Недостатком же демерреджа является то, что он внешне похож на налог.

В европейском христианстве хранителями культа Черной Богородицы были монашеские ордена – бенедиктинцы, цистерианцы, августинцы и тамплиеры. Монашеские ордена влияющие на денежные потоки, а порой, в случае тамплиеров, и контролирующие оные, своей аскетической силой сдерживали стремление королевского двора к безудержной роскоши. И в то же время, если говорить о тамплиерах, то помимо своего духовного призвания они были профессионалами или, говоря современным языком, были менеджерами высшего класса. Они изобрели систему чеков задолго до флорентийских банкиров на основе добровольных пожертвований, военных контрибуций и поступлений от финансового посредничества орден по факту стал первым международным концерном.

Финансовая система средневековья, венцом которой являлись тамплиеры, была каким-то образом связана с культом Черной Богородицы. Во время расправы во Франции многим из тамплиеров инкриминировали связь с эзотерическими сектами. Такая связь безусловно была, потому как увлечение мистикой Азии было огромным. Точно так же, позже, авантюристы XIX века «заболевали» Африкой. Интересно, что святой Бернар Клервосский проповедник Крестовых походов и автор Regula (устав и правила) ордена тамплиеров, будучи мальчиком, получил свое призвание, согласно легенде XIV века, от «трех капель молока Черной Модонны» В Сан-Варле возле Шатиньон сур Сен, во Франции. Необычное призвание указывает на то, что здесь не обошлось без тайных традиций. «Три капли молока девственницы» - одно из традиционных названий мистического « (сырой материал) алхимиков. Св. Бернар основал цистерианский монашеский орден, включающий сотни монастырей от России до Иберийского полуострова, каждый из которых был посвящен Деве Марии [6]. В противоположность современным христианским традициям, все официальные документы Храма, включая Правила, всегда ставили имя Девы Марии перед именем Христа. Среди доказательств того, что св. Бернар занимался тайного, то, что цистерианцы имели группу книжников, перевозивших древнееврейский тексты Востока и испанские тексты алхимиков, которые, возможно, не считались Римом «католическими».

Сломать кабалу процентного рабства и вернуться к средневековой системе двойных валют (т. е. с использованием демерреджа внутри страны) пытались крестоносцы XX века – национал-социалисты Германии. Это удалось им лишь отчасти. Готфрид Федер, автор политической идеологии НСДАП (известной как «25 пунктов») был также лидером «немецкого союза борьбы с долговым рабством», а п.11 программы гласил: «Уничтожение трудовых и легких доходов, а также сломление процентного рабства»

Бумажные деньги и империя Чингисхана

Ж. Аттали, идеолог мондиализма, или, иначе говоря, нового мирового порядка, называет идеального человека для современного общества «номадом», т. е. кочевником.

Номад – это человек, ведущий кочевой образ жизни. В поисках тучных пастбищ и заливные лугов он передвигается по всему миру. Так и экономические ресурсы (труд, капитал, природные ресурсы – нефть, газ и пр.) должны стать в новом мировом государстве максимально мобильными, преодолеть национальные границы и рамки религиозных традиций.

Самое интересное, что бумажные деньги впервые получили мировое применение в империи Чингисхана. А Чингисхан как известно был культовой исторической фигурой для кочевой цивилизации. Империю монголов с современным мировым государством (воздвигающемся на наших глазах) роднит тяга к всемирной власти, универсальности и разрушительная роль по отношению к земледельческой культуре. Деньги, их потоки, а вслед за ними и потоки людей, материальных ресурсов определяют современную картину мира. Денег много, их «тьма и тьма» и, как монголы встарь, они наступают.

Вот что пишет европейски путешественник Марко Поло о бумажных деньгах Чингисхана:

В Канбалу [Ханбалык] монетный двор великого хана, да такой, что про великого хана сказать можно – алхимию он знает вполне, и вот почему. Приказывает он изготовлять вот какие деньги: заставит он набрать коры от тутовых деревьев, листья которых едят шелковичные черви, да нежное дерево, что между корой и сердцевиной, и из этого нежного дерева приказывает изготовить папку, словно как бумагу; а когда папка готова, приказывает он из нее нарезать вот как: сначала маленькие [кусочки], стоящие половину малого ливра, или малый ливр, иные ценой в пол серебряный грош, а другие в серебряный грош; есть и в два гроша, и в пять, и в десять, и в безант, и в три и так далее до десяти безантов; и ко всем папкам приложена печать великого хана. Изготовляется по его приказу такое множество этих денег, что все богатство в свете можно ими купить. Приготовят бумажки так, как я вам описал, и по приказу великого хана распространяют их по всем областям, царствам, землям, всюду, где он властвует, и никто не смеет, под страхом смерти, их не принимать. Все его подданные повсюду, скажу вам, охотно берут в уплату эти бумажки, потому что, куда они ни пойдут, за все они платят бумажками, за товары, за жемчуг, за драгоценные камни, за золото и за серебро: на бумажки все могут купить и за все ими уплачивать; бумажка стоит десять безантов, а не весит ни одного». («Пустыня Тартари» вып. 2 альманаха «Арабески истории», М., 1995 г. // М. Поло. Фрагменты из книги, с. 394—409).

Бумажные деньги были настолько революционным явлением для европейского сознания, что Поло сравнивает изготовление бумажных денег с алхимией. С чем были уже знакомы европейцы, так это с тем, что власть нового суверена начинается с монетного двора. Не зря новая чеканка начинается тогда, когда меняется правитель. Это правило хорошо известно в европейской государственной традиции. Деньги – элемент власти. Власть на них держится, они составляющая системы насилия, они утверждают и распространяют образ властителя. На монетах печатали портреты королей, - дабы поданные видели, откуда источник их богатства и кто их благодетель. Поэтому замечания в путевых заметках Марко Поло о деньгах как «печати великого хана» и из распространение «под страхом смерти» вполне традиционны. Новация (алхимия) заключается в том, что теперь деньги – это бумажка, которая ничего не стоит сама по себе, но благодаря еще и изобретательности хана стоит всего. «Так великий Хан владеет всем золотом, серебром, жемчугом и драгоценными камнями всех своих земель».

Для религиозного сознания традиционного человека бумажные деньги, как и обесценивание привычных металлических денег (монет) – от лукавого. Реакцией на это был бунт. На Руси известны – соляной, медные бунты пр. Царе Алексее Михайловиче. Новые денежные символы поначалу были противоестественны для населения и насаждались силой государства.

В. Крестовский, писатель начала XX века, создал замечательный образец в жанре этнодетектива – «петербургские трущобы». Сюжет книги во многом основан на реальных историях и судьбах людей. Сектанты скопцы приходят к мысли, что фальшивомонетчество – Божье дело «деньги – семя дьявола». Разбавляя фальшивками его семя, скопцы начинают спасти мир. Герои произведения налаживают сеть по производству и вбросу фальшивок в оборот через общины скопцов, оставаясь при этом неуловимыми для жандармерии.

Колебание цен

По мере обесценивания денег (инфляции), их концентрации, колебания цен достигли такой динамики, что запустили революционные процессы не только в традиционных отраслях экономики (торговля и производство), но и в самом обществе, в системе власти. Кое-где привели к девальвации самой власти.

Сами по себе революционные перемены, характеризующееся резкостью и скоростью протекания социальных процессов напоминают собой именно колебание цен в экономике. И сегодня, экономическая сфера источник всех перемен – социальных и политических, как никогда раньше.

Отсюда вытекает и особое внимание национальных государств к контролю за потоками денег и их координация на мировом уровне касаемо вопросов функционирования денежных систем. Опричный характер органов в России, призванных контролировать денежные потоки, очевиден многим [7]. Однако, это мировой тренд.

«Уклонение от налогов с помощью офшоров становится все более опасным делом. О новых мерах против уклонистов объявили Люксембург, Германия и Сингапур.

Президент Франции Франсуа Олланд обещает искоренить налоговые гавани в Европе и во всем мире. Он намерен вести «безжалостную борьбу с произволом в сфере денег и тайных финансов» (г-та «Ведомости» № 78 от 17 мая 2013 г. ст. С вкладом не спрятаться).

И всё же, запретительные по своему характеру меры в сфере финансового регулирования и законодательства не поспевают за развитием экономики. На это сетуют и эксперты:

Мир такой сложный и финансовых инструментов стало так много, что запретить что-то, потому что это отдает криминалом, не всегда возможно и не всегда правильно». Так ответил Ю. Исаев, ген. директор Агенства по страхованию вкладов (АСВ) на справедливое замечание о том, что совместный счет для юридического лица и физического лица может служить хорошим способом для дачи взяток (г-та «Ведомости» № 60 от 2013 г. ст. 80% банкротов – криминальные.)

Показательно отношение к электронным деньгам (криптовалютам). По идее они являются логичным шагом на пути эволюции денег и позволили бы на порядок удешевить платежи. Однако, механизм контроля за происхождением электронных денег и их транзакциями требует высокой квалификации представителей регулирующих органов («государевых людей»). Так что многим странам проще запретить криптовалюты в взаиморасчетах. Российский Минфин официально предложил прировнять криптовалюты к денежным суррогатам, выпуск которых и операции с которыми будут караться высокими штрафами (г-та «Ведомости» № 200 от 27 окт. 2014 г.)

Особого упоминания заслуживает сайт Silk Road на котором обращались так называемые «биткоины» [8].

Ускорение денег. Капитализм

Но вернемся к эволюции денег в Новом времени. Изначально, как мы выяснили, древние общества, империи и деспотии Востока статичны, неизменны, как и их денежные системы [3], [4]. Резкие перемены в социальной структуре общества отпадение целых социальных групп людей из традиционных общностей стало возможно вследствие НТР, перемен в организации труда и пр. Теорий множество, но все сходятся в одном, - импульс для преобразований лежал в экономической сфере. Череда буржуазных революций открывшая эпоху национальных государств в этом контексте выглядиточень логично.

Резкие перемены в функционировании экономики привели к революционным преобразованиям прежних обществ.

Рассмотрим этот процесс подробнее. Точнее историю денег Нового времени, когда они получили свободу роста (колеблемости), получили возможность концентрации и, следовательно, превращения в капитал.

Итак, сначала деньги (Д) как простой посредник в товарообмена: Т-Д-Т, где Т –товар, затем деньги как главное условие и непременный фактор экономического процесса, его зачинатель, посредник и завершитель: Д-Т-Д, но, конечно же, с желательным превышением конечной величины (суммы) денег под начальной: Д-Т-Д’, где Д’>Д. Деньги превращаются в целенаправленно возрастающие деньги, то есть в капитал. Деньги, превращенный в капитал – лучший эксплуататор труда. Далее, когда Д становятся главной целью предпринимательства, происходит уже развитие феномена возрастающих денег – капитала: Д-Д’, когда деньги возрастают посредством движения от собственника денег к их реальному пользователю в экономике и обратно, что соответствует как примитивному растовщичеству, так и вполне развитому банковскому кредитованию. Наконец, деньги, как непосредственно возрастающие (уже буквально самовозрастающие) деньги: Д’, Д’’…Д’’’, когда возрастание денег происходит в ходе и вследствие прямых операций купли-продажи в финансовой сфере, а лучше сказать, - в ходе и в следствие финансовых спекуляций (биржевых сделок на разных рынках, чистых перепродаж, смен собственников, валютных операциях и т. п.).

Феномен капитала заслуживает особого внимания. Капитал обыкновенно реализует себя как производительный – либо непосредственно производственный, либо торговый, оборачиваюсь по формуле Д-Т-Д', и как финансовый либо кредитный (Д-Д’), либо спекулятивный (Д’, Д’’, …Д’’’). Капитал всегда есть денежный (чисто стоимостной) капитал, способный превращаться в неденежные активы (средства производства, включая рабочую силу) с последующим превращением снова в активы денежные.

По мере своей финансизации («спекулизации») капитал все более отходит в своей реализации от реальных денег, обращающихся в реальном (производительном) секторе экономики, все более сближаясь с деньгами ирреальными или фиктивными (эмиссионными, кредитными, инвестиционными, электронными), характерными более всего для финансового сектора экономики. Обычно фиктивные деньги, проходя через горнило реального сектора, превращаются в реальные, но могут они и, оставаясь фиктивными, управлять движением и стоимостными значениями реальных денег. Возможность существования и действия фиктивных денег, причем в растущих объемах, является ярким свидетельством в пользу цифро-числовой природы современных денег.

Ж. Бодрийяр констатирует отрыв денежного знака от всякого реального производства. «Деньги вступают в процесс неограниченной спекуляции и инфляции».

Очищенные от целевых установок и аффектов производства деньги становятся спекулятивными. С переходом от золотого эталона, который уже не был больше репрезентативным эквивалентом реального производства, но все же хранил на себе его след благодаря относительному равновесию (низкая инфляция, конвертируемость валют в золото и т. д.), к «плавающим» капиталам и всеобщей зыбкости они из референциального знака делаются структурной формой. Достигнув, определенной фазы отрыва, они перестают быть средством коммуникации, товарообмена, они и есть сам оборот, то есть форма, которую принимает сама система в своем абстрактном коловращении.

И на протяжении всей истории Капитала между разными его уровнями (финансовым, промышленным, аграрным, а также сферой потребления и т. д.) имеются несоответствия в скорости оборота. Эти несоответствия сохраняются еще и сегодня: отсюда, например, сопротивление национальных валют (связанных с местным рынком, производством, экономическим равновесием) международной спекулятивной валюте. Однако атакует именно эта последняя, потому что именно она обращается быстрее всех, в свободном дрейфе с плавающим курсом, достаточно простой игры этого плавающего курса, чтобы обрушить любую национальную экономику (Ж. Бодрийяр. Символический обмен и смерть, М., 2009 г.).

Подобное ускорение очевидно в поведении «азартных игроков», что передается отчасти предпринимателем и политиком. Биржевой ажиотаж. Деньги теряют свои прежние функции. Зато все более входят в пространство игры. Рулетка – наиболее подходящая, выражающая этот процесс игра. Деньги сами по себе превратились в источник нестабильности. Из функции, вырожающей отношения реального хозяйственного мира, они превратились в самостоятельный идеальный мир, живущий по своим законам и довлеющий над миром материальным. Деньги все более входят в свою внутреннюю, все менее объяснимую реальность. Пора говорить о магии денег.

Магия денег

Деньги с точки зрения времени поистине мистическая субстанция. Если прежде преодоление времени было уделом жрецов, то теперь это удел предпринимателей. Свободным временем как правило располагают богачи и бомжи. Все остальные в царстве необходимости. Талант, в том числе талант предпринимательства – искра Божья. Именно поэтому экономику, и шире – хозяйство, русский философ и экономист Сергей Булгаков мыслил как Софию, премудрость Божью. Труд – страдание, «хлеб в поте лица». Предпринимательство же освобождает от труда, вернее переводит его в пространство творчества, преображает.

Проблематика времени, тяжести и неопределенности, преодолевается.

Различия в качестве времени как нельзя более ощутимы в контрастах шума улиц Москвы и тишины российской глубинки. В одном случае (Москва) бег времени, в другом его вялое течение (глубинка). Деньги задают темп жизни. Почувствуй разницу, так сказать. Где жизнь, а где прозябание. Сталкивался с большесрочниками (20 лет и более), оказавшимися в тюрьме из-за преступлений «эпохи 90-х». Видел блеск в их глазах, с которым они вспоминали прошлое – криминальные встречи, передел собственности, культ силы и жизнь на широкую ногу. Несмотря на сроки и поломанные судьбы (свои и чужие) они не жалеют о прожитом. Это определенный тип людей, которых призвала и сформировала эпоха первоначального накопления капитала. Они поучаствовали в переделе собственности из становлении предпринимательства как влиятельной силы в новом обществе.

Игровой характер поведения этих людей очевиден. «Все или ничего», «отобрать и поделить», «взять куш благодаря удаче» - их максимы. Очевидно и то, что эти люди стояли у истоков коловращении новой хозяйственной системы. И это не просто совпадения.

Ж. Бодрийяр в своих описаниях капитализма использует слова и выражения с «игровой» семантикой («разыгрывать», «отыгрывать», «играть роль», «правила игры», «ставить на карту» и пр.). Сам капитализм, по мысли Бодрийяра, «всегда лишь играл в производство». Удовольствие от игры, в своем пределе, связано с «отменой времени и производства». С их преодолением. То, к чему были способны духовные сословия древности, благодаря тайным знаниям. Поэтому пассионарная часть людей сегодня, сохраняющая в себе потенции к сверхчеловечеству, так стремится погрузиться в поток рыночной конкуренции.

Но не только игровой характер капиталистического рынка привлекает к себе определенный тип людей. Верна и обратная связь – предприниматели (купцы, буржуа, люди дела и авантюристы в разное время), как носители деловой активности во многом определяют «дух времени» и «дух хозяйства». В разное время говорили о финикийском, флорентийском, англо-саксонском, еврейском духе капитализма (интересны в этом смысле работы экономиста и социолога В. Зомбарта).

Рассмотри устоявшееся мнение о засилье евреев в финансовой сфере (на это сетовал даже Генри Форд), их особых преимуществах и успешности в рыночной конкуренции, даже «тайных» знаниях, способствующих им в «игре на бирже», природная склонность к спекуляциям и т. п. Это мнение справедливо. В еврейской традиции приобщение к религиозным знаниям начинается с детства в игровой форме. Широко известны такие игры как темура и гематрия.

Темура — в каббале правила замены одних букв еврейского алфавита другими с целью постижения скрытых смыслов Торы.

Изменение слова происходит как с помощью таблиц Церуф, где еврейский алфавит разделяется на две половины, которые пишутся одна над другой, затем верхние буквы подставляются вместо нижних, а нижние — вместо верхних, так и с помощью простого прочтения слова наоборот.

Гематрия – один из способов раскрытия тайного смысла слова, суть этого метода заключается в том, что каждый букве еврейского языка соответствует некоторое число, поэтому если мы сложим числовые значения букв, из которых состоит слово или предложение, то получим итоговую сумму.

Игровой характер еврейской мистики раскрывает Умберто Эко в своем романе «Маятник Фуко». Это самый каббалистический роман за всю историю европейской литературы, он доверху наполнен каббалистическими концептами и их толкованиями, именами еврейских мистиков, названиями их книг и трактатов. Эко демонстрирует близкое знакомство с обоими направлениями каббалы – теософским и профетическим. Профетическая или пророческая каббала связана, прежде всего, с именем Араама Абулафии, сефардского мистика XIII века (в честь которого герои «маятника» назвали компьютер), и её учение, в двух словах, сводится к тому, что человек может выйти за пределы повседневного опыта и получить опыт мистический, то есть приблизиться к Богу, с помощью «детской игры» с Божественными именами – перестановки букв и т.д.

Диоталевви, герой «Маятника», погибает увлекшись каббалистическими интерпретациями. Он европеец по происхождению, но, окунувшись в еврейскую мистику, не справляется с запущенной им самим манипуляцией смыслами. В смертельной игре погибают и его друзья. Нельзя не привести ключевой момент из произведения, ключевой для понимания того, что из игры нельзя выйти и исход игры в своем пределе может быть разрушительным для участников (игроков).

Эта игра в перестановки, – говорил он – иначе называется Темура, ведь верно? Не этим ли путем правоверные раввины восходят ко вратам Сияния?
– Друг мой, – отвечал Диоталлеви, – ты никогда ничего не поймешь. Да, это правда, что Тора – я имею в виду, разумеется, видимую Тору – есть лишь одна из перестановок-пермутаций букв, составляющих вековечную Тору, какою создал ее Творец и какой ее дал Адаму. Пермутируя столетие за столетием буквы в этой Торе, возможно рано или поздно взойти к Торе изначальной. Но важен не результат. Важен процесс, то есть та истовость, с которой мы бесконечно обращаем жернова моления и писания, составляя истину из малых крупиц. Если же машина выдаст тебе правду немедленно, ты эту правду не примешь, ибо сердце твое не будет очищено продолжительным испытанием. И потом – в таком месте, в редакции! Как можно! Слова Книги произносятся шепотом, в закоулке гетто, там, где человек научается жить, горбясь и плотно прижимая локти к бокам; в ладонях же он держит Книгу, и той руке, которая листает, нет почти никакого пространства, и чтобы смачивать пальцы, приходится подымать их к губам вертикально, как будто причащаясь хлеба неквашеного, и дыша еле-еле, чтоб не уронить ни единой крошки. Слова пережевываются медлительно; каждое слово, чтобы разобраться на частицы и снова составиться, должно быть распущено во рту, под языком; не приведи бог уронить каплю слюны на ткань кафтана, если утратится хоть одна буква, порвется та нить, которая связывает тебя с высшими сефирот. Этому посвятил всю жизнь Авраам Абулафия, в то время как ваш Святой Фома из кожи вылезал, отыскивая Бога на своих пяти тропинках. «Хохмат га-Зеруф» Абулафии в равной степени явилась ученьем о пермутации литер и ученьем об очищении душ. Мистическая логика, мир букв и их коловращение в бесконечной взаимозаменяемости – это и есть мир блаженства. Наука сопоставлений – музыка для рассудка, однако имей в виду, надо двигаться осторожно, с особой медленностью. А твоя машина способна породить суматоху, а не экстаз. Многие ученики Абулафии не сумели удержаться на тонкой грани, разделяющей созерцание имен Бога от магической практики, от манипуляции именами с целью составления талисманов, орудий управления природой. И они не ведали, как не знаешь и ты и не знает твоя машина, – что всякая буква увязана с какой-либо частью организма, и если ты сдвинешь с места одну согласную, не понимая ее силы, один из твоих органов сойдет со своего места, игра природы, и тебя всего перекорежит как снаружи, на всю жизнь, так и внутри, на вечные времена (Умберто ЭКО. Маятник Фуко. М., 2012 г.)

Примечательно, что проблема гиперинтерпретации, «семантического экстремума», по мнению Эко – еврейская проблема. В «поисках совершенного языка в европейской культуре» он сравнивает христианский метод интерпретации текста и еврейский: «В христианской экзегезе сокровенные смыслы различаются путем работы по интерпретации, при этом не нарушается выражение, т.е. материя текста, его расположение, наоборот прилагаются максимальные усилия к тому, чтобы восстановить как можно более точное прочтение; а в некоторых каббалистических течениях чтение предполагает, так сказать, анатомическое вскрытие выражения при помощи трех основных методов: нотарикон, гематрия, темура».

Для Эко именно каббала ответственна за чрезмерную интерпретацию в европейской культуре.
Интерпретатор, безжалостно вскрывающий текст и своими бесконечными манипуляциями разрушающий смысл, - это каббалист, и ему противостоит умеренный христианский интерпретатор, пытающийся найти и сохранить смысл(ж-л. «Лехаим» № 12, декабрь 2013 г. ст.: Каббала в «Маятнике Фуко: опасность интерпретации»).

Чрезмерная интерпретация напоминает финансовые спекуляции на рынке. Мистика денег (она же мистика цифр и букв) – это бескрайние, бесконечные переборы (пермутации) цифр, от которых зависит судьба мира. Современный мир и прежде всего мир денег пропитан каббалистической мистикой. Мир денег, параллельный мир, мир фантомный, - сегодня есть, а завтра – как бы и нет. Он может быть любым, но не каким угодно. Число его вариаций огромно, но строго ограничено, а сила его влияния на реальный мир людей безгранична. Бинарный мир матрицы, зрелище экрана, целиком наполненного нулями, есть пусть и бледная, но иллюстрация размножения комбинаторных миров и взрывного распада всех возможных универсумов.

Игра в цифры, безликость обмена, механичность новых отношений (когда время – лишь деньги) – все это незнакомо, неинтересно белым людям. В воздвигаемом посткапиталистическом мире мы чувствуем нарастающее отчуждение... Однако, в игровом формате современной экономики есть преимущества и для нас, людей с «русской смекалкой».

Игра без границ

Подчеркнем вновь игровой характер современной экономики. Биржа – пульсирующее сердце капитализма, вобравшее в себя все токи различных ресурсов и давления разнонаправленных интересов. Экономист Шен Бекасов задается вопросом: насколько верен образ фондовой биржи как места, где идет некая азартная игра, в которой можно сорвать шальной куш благодаря удаче и тайному знанию? Все это имеет место по его словам, однако на 90% работа на фондовой бирже системная и даже нудная по анализу инвестиционного портфеля и новых потенциальных ценных бумаг для приобретения, чтения массы финансовой информации и корпоративных новостей, ожидание и осмысление макроэкономической статистики, постоянное ведение математических расчетов и прочая профессиональная рутина (ж-л. «Наука и жизнь» №4, 2012 г. ст.: Фондовая биржа и управление, автор – Ш. Бекасов).

И все же биржа – это стихия, которой даже экономики национальных государств не всегда могут противостоять. Биржа принципиально волатильна (изменчива). Котировки акций постоянно ходят вверх-вниз, да еще и не все вместе, а разнонаправленно. Понятно, что когда происходят экономические кризисы, фондовая биржа не может оставаться в стороне и её лихорадит вслед за экономикой и финансовой системой. Но и в периоды относительного экономического благополучия графики биржевых цен вовсе не прямолинейные, а представляют собой зубцы и синусоиды ростов и падений.

Тот же Ш. Бекасов соглашается, что биржа – это «квинтэссенция ожиданий, страхов, надежд и сомнений». На бирже сконцентрирована основная масса покупателей и продавцов, очень разных по целям, профессиональной квалификации, уровню оптимизма и, наконец, психологической устойчивости. Деньги на биржевом рынке очень мобильны, они легко на рынок приходят и с рынка уходят. Будучи собранными вместе на бирже, являющейся площадкой для перераспределения капиталов, деньги чутко реагируют на настроения инвесторов. Если в нелепый слух поверит часть участников рынка, которые своими нервными сделками напугают остальных, то не так уж сложно в итоге вызвать биржевую панику. Ведь картину разворачивающегося невроза можно немедленно увидеть на торговом мониторе, в лучшем случае – насторожиться, а в худшем – испугаться, после чего решить что-то продать «на всякий случай», даже пожертвовав ценой, а это спровацирует на продажу (уже по более низкой цене) следующего участника торгов, и так далее по цепочке.

К этому следует прибавить массовость фондового рынка. К биржевым торгам, а, значит, и к формированию рыночной цены имеет доступ неограниченное количество участников либо напрямую, либо через лицензированных брокеров (В России количество попробовавших заработать на бирже исчисляется сотнями тысяч, что все-таки ничтожно мало относительно развитых стран. 30—50 % трудоспособного населения в США и ЕС против 1-2% в России)]. А как говорится, сколько людей (игроков), столько и интересов.

Экономика стала полем игры без границ. Скажем, производителям бобов в Бразилии проще спровоцировать военный конфликт в Кот-д-Ивуаре (мировом лидере производства бобов) и заработать на росте мировых цен на бобовые, нежели, скажем, самим вкладываться в селекцию новых сортов или сбытовых и производственных процессов. Биржа – это такое место, где возможен «эффект рычага», т. е. когда малое усилие (затраты) может породить масштабные перемены в мировой экономике. Всегда найдётся тот, кто пожелает воспользоваться этим, т. е. «сыграть» на нестабильности. Как известно, «лучшая рыбалка в мутной воде» (Автор афоризма – Дилан Харингтон (1561—1612 гг.), придворный поэт и изобретатель унитаза).

Все помнят фильм «Волк с Уолл-трит» - история о воротилах финансового рынка с Л. де Каприо в главной роли. Эта история близка к реальности. К реальной жизни профессиональных игроков на фондовой бирже.

«Почему я ухожу из Goldman Sachs» - так озаглавил свою статью в The New-York Times33-летний Грег Смит. В ней он рассказал о внутренней кухне банка – как клиентов называют маппетами (зверушки – персонажи известного muppet show, от англ.marionette – марионетка и puppet – кукла), что значит работа на «лесопилке», где клиентов убеждают инвестировать в инструменты, от которых банк хочет избавиться, и «охота на слонов», в ходе которой клиентов заставляют торговать инструментами, которые принесут банку наибольшую прибыль».

«Получили огласку такие электронные письма сотрудников Goldman

Фабрисса Турре, который называл себя «мистический Фаб» и хвастался, что только он может понять созданных им «чудовищ». Свои ипотечные инструменты он называл «интеллектуальной мастурбацией», а в январе 2007 г. сообщал, что он «единственный», кто может выжить и на рушащемся рынке ипотечных долговых инструментов (г-та «Ведомости», №53 от 26 марта 2012 г. ст. Партнеры в Goldman – не пай-мальчики).

Goldman – самый прибыльный в истории инвестбанк. Даже в 2009 кризисном году он умудрился заработать 13,39 млрд. В силу его успешности именно этот банк многие воспринимают как символ подлости, так журнал Rolling Stone однажды назвал его «гигантским спрутом-кровопийцей, опутавшим своими щупальцами человечество и без устали вгрызающимся окровавленной пастью во все, что пахнет деньгами».

Помимо азарта, удовольствия и увлеченности процессом, игра это и напряжение. Всегда конфликт интересов и борьба характеров. Здесь требуется смелость и выдержка. Поэтому, к примеру, англо-саксы по-прежнему сохраняют свои позиции среди старейших финансовых домов (групп и корпораций) мира.

Перспективы русских

Новый мировой порядок начинается не с идейных построений и не с прелестей общества потребления, а с наднационального уровня регулирования за финансовой сферой. В этом его сильное и одновременно слабое место. Система национальных валют, международные финансы, деньги... Русские деньги не обременены историей, внешними определениями, репутацией, долгосрочными прогнозами и пр. И в то же время по абсолютным размерам достаточно емки для серьезной игры. Если даже старейшие игроки, инвестбанки с устоявшимися формами и этикой работы не прочь «половить рыбку в мутной воде» (вспомним Goldman), то что уже говорить о нас. В первые ряды системных игроков нам не попасть.

Финансовые центры сформировались еще тогда, когда наша страна мечтала о безденежном хозяйстве. Но зато остались места в «антицентрах» международных финансов, которые находятся в стадии формирования. Здесь у русских есть ряд преимуществ. И вот почему.

Как известно, запретительные меры со стороны государства (в том числе в вопросах экономического, финансового регулирования) наименее эффективно работают именно в России. Это связано с национальным менталитетом. Долгие годы (пожалуй, и столетия) человек на Руси выпутывался из обязательств и ограничений, наложенных на него родным государством. И выпутывался достаточно успешно. Это развило в русских людях природную смекалку. И вот, не успели мы войти в мировой рынок, а имена русских жуликов уже звучат в США и Европе в связи с масштабными финансовыми махинациями, незаконной обналичкой денег, торговлей оружием и пр. Вот что об этом говорит владелец компании «Тройка-Диалог» Рубен Варданян:

Почему-то россияне одни из лучших схемотехников, посредников, манипуляторов в мире, но не лидеры в плане построения системного, устойчиво развивающегося, глобально конкурирующего бизнеса. Даже воруют у нас разово (г-та «Ведомости» № 39 от 7 марта 2013 г. ст. Вахта – это страшно).

Этим же обусловлена запущенность отношений собственности на русской почве. Писатель В. Пелевин в своем стиле отвечает на вопрос: кому принадлежит национальное богатство?

Сейчас любой звонок заблудится в проводах, дойдя до какой-нибудь гибралтарской компании, принадлежащей фирме с Фолклендских островов, управляемой амстердамским адвокатом в интересах трета с неназванным бонефициаром. Которого, понятное дело, хнает на Рублевке каждая собака (В. Пелевин. Священная Книга оборотня).

Русские вообще много тратят. Как на уровне государства, компаний [9], так и на уровне физических лиц. Значительные траты русских туристов могут подтвердить во многих странах. Налицо очевидное богатство русских, при неочевидности источников их доходов. Вообще, трата денег, если мы говорим о традиционном обществе – всегда праздник. Уничтожение накопленных ценностей в формате «ешь, пей, гуляй». В этом заключается символический обмен с силами природы и миром предков. В этом жизнь традиционного общества, где деньги выполняют в том числе ритуальные функции. Русский человек, наперекор всему, предпочитает накоплению трату денег. Даже эпоха первоначального накопления капитала уместилась у нас в десятилетие (1990-е гг.), в то время как в Европе этот процесс растянулся на столетия, прежде чем в полной мере вылиться в колониальную экспансию европейского капитала. В России в годы советской власти деньги были беспроцентными, цены оставались практически неизменными. А еще ранее, до революции 1917 года подавляющее большинство населения (крестьяне) жило натуральным хозяйством и бартером. Поэтому у нас совершенно отличное отношение к деньгам. В чем-то архетипическое. Когда люди и деньги были совсем иными.

О потребности в празднике, как одной из причин революционности русского человека, писал И. Бунин:

Как чувственны мы, как жаждем упоения жизнью, - не просто наслаждения, а именно упоения – так тянет нас к непрестанному хмелю, к запою, как скучно нам будни и планомерный труд. Россия в мои годы жила жизнью необыкновенно широкой и деятельной, число людей работающих, здоровых, крепких все возрастало в ней. Однако разве не исконная мечта о молочных реках, о воле без удержу, о празднике была одной из главнейших причин русской революции? (Жизнь Арсеньева).

В этом контексте нам ментально очень близки левацкие практики борьбы – порча банкоматов, погромы витрин люксовых магазинов и пр. Не зря погромы рынков на 2 августа стали новой национальной традицией. Это огромное высвобождение энергии, дар небесам. Мы должны отдавать накопленное в жертву реальной жизни.

Логичными были действия государства, когда в 2000-х гг. на национальном уровне решалась проблема доступности и массовости потребительского кредита и ипотеки. Систему кредитования населения государство наладило, в том числе с помощью госбанков. Ожидания были следующими: люди влезают в долги длинною в жизнь, чтобы купить жилье, чтобы на чем-то ездить и пр. И автоматически становятся заложниками корпораций: тех, где работают, или той, где живут – большой корпорации под названием «Россия». Критиковать эти корпорации нельзя, потому что ты от них зависишь. Но что получилось в итоге? То, что работало всегда и везде, у нас дало сбой. Вроде бы система массового кредита запущена, лояльность населения власти обеспечена. Есть только одно «но». Возвращать кредиты спешат далеко не все. Растет рынок коллекторких и антиколлекторских услуг. Растут совокупные долги в сфере кредита. Ввести ужесточение законодательства в этой сфере государство не может. Отрезвление от праздничного (кредитного) потребления может перерасти в бунт и далее в революцию.

В России сохраняется «окно возможностей». Эпоха первоначального накопления капитала порождает как правило аскетичный и воинственный тип людей. Так было в Англии (сквайры), во Франции – гугеноты, в Голландии – гёзы (их потомки до сих пор живут в белых общинах ЮАР, т.н. «буры»), в России – старообрядцы. В России сегодня предпринимательское сословие еще пропитано этим духом. Прибавим, что первоначальное накопление капитала в России 90-х гг. также справедливо называют «великой криминальной революцией». И уж если этот слой намерен утвердить свой статус в обществе как лидеров новой России, то, возможно, ему это удастся. Ставка на противоречие социума с властью единственно верна для оппозиции. Это тонкое место, в котором возможен разрыв. Аналогии с 1917 годом напрашиваются сами собой.

Театр

Тема игры, или конкретнее – опыт слияния двух стихий – революции и капитала (денег) в формате театрального действа присутствует в революции 1917 года (точнее в Февральской буржуазной революции 1917 г.). Падение монархии в феврале 1917 г. обеспечили прежде всего русские деньги: в 1916 г. московские промышленники насобирали по подписке десятки миллионов (!) рублей на революцию. Один только Терешенко дал на нее пять миллионов. Каналом перекачки этих сумм «революционным массам» и явился центральный военно-промышленный комитет, возглавлявшийся Гучковым. Как правило купечество финансировало революционное движение опосредованно. Через смычку левых радикалов с творческой интеллигенцией, которую в свою очередь с нарождающейся буржуазией связывал театр.

Театр сочетал в себе патриархально-революционные черты, был неотъемлемой частью народной культуры и прибежищем оппозиционной молодежи в то же время.

Еще в 1899 г. в московском художественном театре появился богатейший человек Савва Тимофеевич Морозов, один из купеческих текстильных фабрикантов своего времени. М. Горький писал о нем: «Морозов был исключительным человеком по широте образования, по уму, социальной прозорливости и резко революционному настроению». Личности подобные Морозову позволили в частности большевикам с помощью артистов театра пополнить партийную массу. По заданию Л. Б. Красина (руководителя Боевой технической группы при ЦК РСДРП) актриса М. Ф. Андреева руководила сбором средств.

Давали деньги и верные друзья по театру: актёры В. И. Качалов, Н. Н. Литовцева, Н. Н. Комаровская, В. Ф. Комиссиржевская, Н. Н. Ермолова. Удавалось добывать средства с помощью благотворительных концертов. В антрактах разыгрывались лотереи, призы, и дамы-распорядительницы собирали в свои кружки немалые суммы. Благотворительные вечера устраивались и в частных богатых квартирах с небольшим количеством зрителей. Тогда выступали любимцы актеры, а избранная публика расплачивалась ассигнациями (Н. А. Волокова. Феномен. Л.,1986 г.).

Театр и литература в старой России были главными формирующими мыслями общественного мнения. Помимо этого театр был еще и своего рода «заграницей», в которую бежали. В. Гиляровский выразился на этот счет так: Тогда в театр не поступали, а именно попадали, как попадают под суд, под поезд, в тюрьму. В театре погибали, разочаровывались, вырастали в знаменитости, там искали истину и получали тяжкие удары судьбы, там жили... (В.А. Гиляровский. Мои скитания. М. 1987 г.).

Для театра купцы были не только меценатами, но и талантливыми участниками, его зачинателями. Тот же Гиляровский вспоминает:

В конце шестидесятых, в начале семидесятых годов в Тамбове славился антрепенер Григорий Иванович Григорьев. Настоящая фамилия его была Амосов. Он был родом из воронежских купцов, но, еще будучи юношей, почувствовал «божественный ужас»: бросил прилавок, родительский дом и пошел впроголодь странствовать с бродячей труппой, пока через много лет не получил наследство после родителей. К этому времени он уже играл первые роли резонеров и решил сам содержать театр. Сначала он стал во главе бродячей труппы, играл по казачьим станицам на Дону, на ярмарках, в уездных городах Тамбовской и Воронежской губернии, потом снял театр на зиму сначала в Урюпинске и Борисоглебске, а затем в губернском Томбове.

Таким вот причудливым образом, благодаря театральной игре купеческие капиталы слились с революционной стихией. Возвращаясь к началу статьи, к вопросу о возможности союза условных «Маркса» и «Энгельса» можно сделать вывод, что такой союз возможен. Но опосредованно, через сложные схемы. Что подтверждает история театра и революции в России. В России нет свободных денег. Все легализовавшиеся капиталы так или иначе связаны с государством, либо зависят от него. Политический расклад в виде реально конкурирующих, противоборствующих финансово-промышленных групп (как в Америке, например) невозможен. В великом противоборстве бюрократии и капитала, государства и бизнеса, порядка и стихии, привычно побеждает власть. Остается лишь игра. В явном виде – подобострастие и лояльность режиму, а в тайном – косвенная помощь оппозиции. Одним словом театр. То же московское купечество было известно своей двойной игрой. Крупные вечера в честь градоначальников и Великих Князей с одной стороны и кулуарные встречи, договоренности с революционерами с другой. Реванш возможен. Пусть краткий (февраль 1917). Он всегда рядом.

Игра социальных групп (бюрократия vs буржуазия, стихий (капитала и революции) с порядком (государство и закон) может осознаваться человеком как высшая игра-противостояние с властью.

В своих идейных построениях Ж. Бодрийяр пишет об этом:

Высшая форма игры воплощает в себе всю конфликтность отношений между человеком и властью: истеблишмент навязывает индивиду симулятивно-безответственную игру в Деда Мороза, в которого можно верить «понарошку», а индивид пытается навязать своим богам агрессивно-разрушительную игру, принуждающую их к жертвенной гибели.

Бодрийяр противопоставляет два вида смерти – «быструю» и «медленную» (т. е. «отсроченную», когда живой человек при жизни превращается в симулякр-«пережиток»). Скорая, насильственная смерть, смерть «не по правилам», установленным социальной системой, заменяется смертью жертвенной, разрушающей темпоральность системы и всю эту систему заодно:

Перед лицом простого символического «шантажа» (баррикады 1968 года, захват заложников) власть распадается: раз она живет моей медленной смертью, то я ей отвечу моей насильственной смертью. Поэтому-то мы и мечтаем о насильственной смерти, что живем смертью медленной. И даже одна эта мечта невыносима для власти (Ж. Бодрийяр. Символический обмен и смерть. М. 2009 г. // С. Зенкин. Жан Бодрийяр: время симулякров. С. 32).

Новые тамплиеры

Деньги довлеют и порабощают тех, кому нечего противопоставить их силе искушения и соблазна. Тот, кто способен поставить цель выше банального обогащения и волевым образом двигаться к ней, для того деньги – источник свободы [10].

Пора вспомнить о изначально ритуальной природе денег, и вернуть монетный двор, нити регулирования денежной системой в руки духовного сословия. В руки новых Тамплиеров, разрушителей Вавилона, носителей Божественного творческого Хаоса.

С нами Silk Road и Черная Богородица!

Босеан!

Примечания