В конце любого года обостряется желание заглянуть за волшебную занавесочку, которая отделяет настоящее от будущего. Про занавесочку говорю потому, что вспомнился детский новогодний спектакль, который я, первоклассница, смотрела в доме культуры. По ходу спектакля дети без спроса заглядывали в будущее за волшебную занавеску. Занавеска была какая-то затейливая, кружевная, и я, помнится, размышляла: а есть ли такая занавеска на самом деле?
На самом деле, такой занавески, конечно же, нет и заглянуть в будущее нельзя, но желание такое – неизменно. Недаром в каждом декабре активизируются всякого рода маги, кудесники, предсказатели, прорицатели, астрологи и аналитики. Все они стоят друг друга, и уровень сбываемости их прогнозов примерно одинаков. Практически всегда они ошибаются, когда предсказывают какие-то конкретные события. Это не удивительно: любое событие – это сплетение стольких обстоятельств, индивидуальных и коллективных воль, что предсказать их равнодействующую – нереально. Что можно предсказать, как мне кажется, - это некие глобальные тенденции. Дух времени.
Это очень трудно определяемая категория – дух времени, но она вполне реально существует. Бывают эпохи оптимистические и пессимистические, эпохи энтузиазма и пофигизма, как господствующего настроения. Эпохи боевые и пацифистские, эпохи надежд и безверия. Интересно, что дух времени далеко не всегда связан с материальными условиями. Например, в первой половине ХХ века люди страстно верили в науку и технику, а потом – изверились. Наука и техника продолжали развиваться, совершенствоваться, ушли далеко вперёд, но одновременно с этим вера в них – ушла.
Каким же будет 23-й год? Мне кажется, он будет знаменовать собой радикальную контрреволюцию.
В 1991 г. в нашей стране произошла революция. Антисоветская, антисоциалистическая революция. Можно сказать: капиталистическая революция. Надо твёрдо уяснить, что революция – это вовсе не заря новой жизни, это закат жизни старой. Это обрушение ветхого здания старой жизни, которую не сумели вовремя реформировать, починить или хоть подпереть. Революция – это всегда катастрофа, гибель множества людей, гражданская междоусобица, откат жизни далеко назад. Я хорошо помню, как в 90-е годы у нас в сельском хозяйстве вдруг вошли в употребление дедовские, доиндустриальные технологии. А сама индустрия, построенная титаническим трудом всего народа – разваливалась просто как карточный домик.
Откат назад, развал, обнищание – это неизменные спутники любой революции. Народ в революции – словно белены объелся, он находится в изменённом состоянии сознания, вожди могут крутить ими, как хотят. Именно такую – разрушительную – роль и играют распропагандированные революционные массы.
Николай Бердяев, переживший революцию, «как факт личной судьбы» (как он писал) совершенно верно определил в книжке «Философия неравенства», написанной по горячим следам октябрьской революции: «Революция есть свыше ниспосланная кара за грехи прошлого, роковое последствие старого зла. Так смотрели на французскую революцию те, которые глубже вникали в её смысл, не останавливались на её поверхности. Для Ж. де Местра революция была мистическим фактом, он считал её провиденциальной, ниспосланной свыше за грехи прошлого. Карлейль, написавший лучшую историю революции, видел в ней последствия неверия, потери органического центра жизни, наказание за грехи. Революция – конец старой жизни, а не начало новой жизни, расплата за долгий путь. В революции искупаются грехи прошлого. Революция всегда говорит о том, что власть имеющие не исполнили своего назначения. И осуждением до революции господствовавших слоев общества бывает то, что они довели до революции, допустили её возможность. В обществе была болезнь и гниль, которые и сделали неизбежной революцию. Это верно и по отношению к старому режиму, предшествовавшему революции русской. Сверху не происходило творческого развития, не излучался свет, и потому прорвалась тьма снизу. Так всегда бывает. Это – закон жизни. Революциям предшествует процесс разложения, упадок веры, потеря в обществе и народе объединяющего духовного центра жизни. К революциям ведут не созидательные, творческие процессы, а процессы гнилостные и разрушительные».
Среди моих читателей (особенно из «Завтра») всегда находится кто-нибудь, кто при словах о революции возмущается: «Какая революция? Это была неправильная, плохая революция, контрреволюция! Революция – это явление прогрессивное, она ведёт общество вперёд, по пути прогресса». На самом деле, прогресс – это одно из верований эпохи Модерна, но далеко не установленный эмпирический факт. Как жизнь отдельного человека, так и жизнь целого общества может не только улучшаться и развиваться (ещё надо бы понять, что значит «улучшаться»), но и деградировать, примитивизироваться. Точно так и революции вполне могут быть реакционными. Вообще, правильная, хорошая, добрая, полезная революция – это мечта и верование, а не реальный исторический опыт.
Хороших и правильных революций не бывает. «Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали – что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать. Это то, что Гегель называл иронией истории, той иронией, которой избежали немногие исторические деятели». Ф. Энгельс – Вере Ивановне Засулич. 23 апреля 1885 года. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 36 , с. 263.)
Но революции, какими бы они ни были, не могут быть вечными – хотя бы потому что ресурсы страны исчерпаемы и в какой-то момент уже не остаётся того, что можно разрушить, распылить и расточить.
«Все революции кончались реакциями, - пишет там же Бердяев. - Это – неотвратимо. Это – закон. И чем неистовее и яростнее бывали революции, тем сильнее бывали реакции. В чередованиях революций и реакций есть какой-то магический круг».
Революция – это совершенно не созидательный процесс. Созидание новой жизни начинается уже после революции, на этапе, который во французской истории получил название Реставрации. Название, разумеется, условное: ничего на свете нельзя реставрировать, как дважды войти в одну реку. Мы сегодня едва приступили к созидательному этапу, а до этого переживали затянувшийся этап революционного разрушения.
И вот сейчас, как мне кажется, наша страна приступает к своего рода Реставрации – к строительству на пустом месте, оставшемся от революционного разрушения. Разумеется, восстановить Советский Союз, советскую жизнь, советский социализм – невозможно. Но, без сомнения, какие-то черты той, разрушенной жизни будут проглядывать в этой новой жизни.
Я вижу что-то подобное тем – контрреволюционным! – изменениям, что произошли в СССР на рубеже 20-х и 30-х годов. О них очень хорошо рассказал известный литературовед и историк Вадим Кожинов в книге «Правда сталинских репрессий». Когда понадобилось не разрушать, а строить: проводить индустриализацию, бороться за хлеб (именно в этом был смысл коллективизации – в создании современного высокопродуктивного сельского хозяйства) потребовалась совершенно иная духовная атмосфера, иной, как теперь принято говорить, дискурс. Снова на авансцену выдвинулся советский патриотизм, стали укреплять семью, уважать историческое прошлое России, её царей и полководцев, которые буквально вчера считались феодалами и эксплуататорами. Вадим Кожин, который помнил этот период лично (хотя был он тогда подростком) пишет, что этот переход от идей глобалистской мировой революции к традиционному советскому патриотизму и традиционным, евангельски-библейским, ценностям, произошёл на удивление быстро и естественно. Тогда же произошло и радикальное изменение системы образования, возврат её к дореволюционным образцам.
Вероятно, пресловутые «сталинские репрессии» были брутальной сменой элит – с элиты развала (=революции) на элиту созидания. В своей книге Кожинов приводит слова старого большевика Николаевского: «Такие, как мы, не годятся для строительства». Это выдающееся по самокритичности прозрение. Думаю, что это был искренний и думающий человек. Но случай этот очень редкий. Думаю, сегодняшние либералы во власти вряд ли будут рассуждать подобным образом. И их придётся сменить решительно.
Мне представляется, что в 2023 году начнётся неотвратимая контрреволюция и, условно говоря, Реставрация. И начнётся она с создания нового дискурса, отчасти восстановления советских, имперских идеологем. Произойдёт нечто близко подобное тому, что произошло в начале 30-х годов: включение в пантеон героев и советских «красных директоров», и героев-партизан, и сталинских наркомов, и – о ужас! – товарища Сталина с товарищем Дзержинским.
Философия прав должна уступить место философии обязанностей. Долг и труд будут стоять в центре жизни, а не притязательные права и неустанные удовольствия.
Не надо думать, что для этого поворота нужно очень много времени. В 30-е это получилось очень быстро.
Что-то подобное происходит уже сегодня. Я с интересом посмотрела документальный фильм Дмитрия Киселёва об образовании СССР «Красный проект». Ещё десять лет назад, да что десять – пять! было немыслимо положительно говорить о Ленине, Сталине и событиях, с ними связанных.
Мне кажется, в будущем году именно и произойдёт этот поворот к новой-старой жизни.
Для того, чтобы такой поворот стал возможным, нужно непременно победить на Украине. При этом надо помнить, что Украина – лишь начало. Нам предстоит ещё много других боёв и сражений разного рода. А для победы в них потребуется радикальное изменение всей духовной атмосферы в обществе.
Мне хочется верить, что победа на Украине произойдёт в течение этого года. И на волне победного ликования произойдёт событие, совсем не такое громкое, но крайне необходимое – будет наконец отменено и запрещено двойное гражданство. Двойное гражданство – это юридическая и логическая нелепость: гражданство – это набор прав и обязанностей по отношению к одному государству. Вот эта нелепость и будет преодолена в течение наступающего года. И этим будет поставлена точка на революции-разрушении. Дальше полным ходом пойдёт созидание.
Фото: РИА Новости
