Рич выпустил новый альбом «Четыре осени». Благодаря участию в проекте Павла Додонова получился музыкальный шедевр. После первого прослушивания захотелось написать и обязательно разобрать альбом на запчасти, по косточкам. После двадцать шестого понял, что смысла это не имеет. Настолько мощно отработана музыкальная часть, что тупо не хватает кругозора. Только поймаешь за хвост какого-нибудь Гринвуда, как немедленно вылезает Мартин Гор или Роберт Смит, а то и что-то ещё более раннее, но не менее зрелое.
Можно извлекать музыкальные первоисточники, но всегда оказывается мало и что-то важное всякий раз ускользает. Как минимум, дело тут приходится иметь не с собранием популярных мелодий из прошлого, а с совершенно самостоятельным альбомом большого музыканта.
Разумеется, альбом не сложился бы без сотворчества двух людей. Рич принял правила или Павел Додонов прислушался к лирике — не так важно. Важно, что получилось. И депрессивные, но ещё бодрые гранжеры, и нервозность «Аукцыона», и отрешённость современных артрокеров в аранжировках идеально совпали с самоощущением повзрослевшего подростка Семашкова, который сам с годами стал сильно меньше халявить. Его приветы Мамонову, Гребенщикову или Чистякову (про западных не будем) звучат, как приветы равного равным. Никакого святотатства, отойдите уже подальше от могилок, тут новые уже «старыми домой вернулись», а скоро и этих не станет, пока вы определяетесь, куда дальше двигать.
Собственно, можно было бы и половить блох в текстах, но накануне у Рича вышел другой альбом «Без фильтров», не менее цельный с точки зрения компоновки и ещё более качественный по уровню изложения материала. Несмотря на последовательность выхода, «Четыре осени» были замышлены сильно раньше, материал отлежался, автор успел вырасти. Интересно, что путь слушателя при прослушивании материала примерно одинаков в обоих случаях: от громкого бодрого самоутверждения, что всё в порядке, до полного распада ближе к середине альбомов, обращению к фигуре папы, безвременно ушедшего в вечность, и неизбежного воскрешения героя в финале. Жизнь продолжается (пусть жив только наполовину, но и этого не мало). Есть, правда, и нюанс, к нему ещё вернёмся.
Что ещё объединяет два альбома – никакого заискивания и заглядывания на правильные темы, только максимальное сосредоточение на собственной жизни. В этой честности любой слушатель легко растворится без остатка. Плохо может быть и плохому человеку и хорошему одинаково. А мир наш, в целом, не то чтобы какое-то особенное место для радости. Щепоть табака, да бутылка чего-то крепкого – и вроде уже полегче. В список обязательных для «полегче» вещей Рич неизменно добавляет маяковское «мягкое, женское» и тоску по папе.
Тут, конечно, согласия никогда не будет. Женщина не окажется на одной волне, как того хотелось бы, а папа мог бы, но как правило уже был, а не есть.
И вот подросток выходит в мир. Дальше сам. Самое время начинать жить набело.
Надо отметить, что для некоторых своих слушателей Рич с начала СВО превратился из музыканта в плакат. Он будто не музыкой занялся и не плетением словес, а музыкальным бизнесом. Хотя какой уж тут бизнес, смех один. Но в каком-то очень прилежном порыве всё сделать как надо, Рич стал проигрывать раз за разом свою потенциальную аудиторию.
Очень правильные и своевременные треки вроде «Грязной работы» и «Молитвы» оказались катастрофически не равны его привычному сформировавшемуся с годами лирическому герою. Тот давно уже не столь боевит и эмпатичен в своих мытарствах, которые, в свою очередь, с новым витком тоже вышли за границы привычного маршрута хрестоматийного летовского дурачка – лес, мир, небо. Красная площадь отвратила многих подпольщиков, подпольные вылазки стали полны замашками пресыщенного буржуа. Но и в том свете, если говорить про перспективы этого пути, за своего Рича принимать никто не станет. Слишком уж непредсказуемый пацанчик.
В итоге альбомы музыканта стали слушать чаще сторонники, чем поклонники творчества. А это так себе подспорье. Стоит отметить, что в пир, в мир и на войну всегда отправлялся наш герой на одинаковом кураже, но речь про человека с гражданской позицией и желанием делать свою музыку, лирический герой плавился и ускользал.
Появилась необходимость сшить эти крайности, эти прорехи в творчестве, назовём их так. Вернуть своё и подсобрать своих, чтобы выстрелить с новой силой.
Ранее сделать это мешал и ещё один факт. Рич часто позволял себе ставшую привычной уже небрежность, которая резала слух. Альбом мог начаться с сильной ноты, а потом трек за треком разбегаться в разные стороны. Или куплет какой-нибудь мог оказаться излишне вычурным или, напротив, упрощённым до вульгарности. Цельности, короче, часто не хватало. Рич объяснял это, как мог: «Страшно искренне говорить на бите».
С альбома «Без фильтров» можно констатировать, что страх ушёл. «Четыре осени» помогли укутаться в плотное гитарное звучание и автору стало совсем легко говорить о важном. Если отчего-то надо было отталкиваться, то теперь точно есть от чего.
Варианта выхода из замкнутого круга, собственно, два. Подсказки в «осенних» альбомах. Финал «Без фильтров» – трек «Камень, ножницы, бумага» предлагает забить на имя своей тоски и бравурно продолжать делать вид, что всё в порядке, всё вертится. Куда тоньше (и сложнее) нащупан выход в следующей работе. «Классовый враг» (моё сердце), завершающий «Четыре осени» – трек про смирение и про отречение от страстей, ещё капельку про готовность к покаянию. Нащупав собственное несовершенство в распадающемся мире, проще разговаривать на любые другие темы.
Какой в итоге выход выберет Рич, посмотрим. Но гитарный студийный эксперимент стоило бы вывести на сцену. Такого сейчас очень сильно не хватает. Да, и в условном «Майбахе» (крутейший предфинальный боевик из «Четырёх осеней») будет повеселее ехать.
