«Лучшие времена идут - Великая Заря уже подымается»
Е.И. Рерих (02.01.35).
Глава 3
На следующий день около пяти часов вечера Даниил, как накануне и пообещал Владу по телефону, негромко постучал в широкую деревянную калитку, рядом с которой к забору была прикреплена табличка с надписью «пер. Солнечный, 84», и ниже – более мелко – «Монастырский В.А..». Этот дом и двор он очень хорошо знал, так как еще со школьных лет привык бывать здесь довольно часто. И хотя за последние годы их отношения с Владом, пожалуй, уже не отличались прежней непосредственностью, да и встречались двое бывших друзей теперь уже весьма нечасто (а именно – раз в год, когда Влад приезжал во время отпуска погостить на недельку – другую к родителям), все-таки Даниил как был, так и оставался для всей здешней семьи, по крайней мере, «другом №1» их дорогого «Владюшечки», как ласково называла своего сына его добрая мать. Вот и теперь дом его близкого друга встретил его, как и прежде, своим неизменным спокойствием и тишиной.
На стук отозвалась лишь собака – она скорей зачихала, чем залаяла, и Даниил постучал еще раз – погромче. Наконец, где-то хлопнула дверь, и его друг – Влад собственной персоной – полуголый, в одних лишь шортах, шлепая по ступенькам в наспех обутых тапочках, сошел с крыльца во двор и, сбросив изнутри крючок, отворил калитку.
- О, какие люди в Голливуде! - театрально произнес он, бодро улыбаясь. – Ну, заходи, заходи, дорогой, – заговорил он дальше с нарочито кавказским акцентом. - Я тебя уже жду.
Они поздоровались, пожав друг другу руки.
- А я, ты знаешь, – продолжал Влад, - вчера приехал, и думаю: позвонить тебе или нет?
- В смысле? – выразил недоумение Данила.
- Нет, не подумай ничего плохого. Вдруг, думаю, уже спишь?
- Нет. Я так рано не ложусь – последовало немного угрюмое возражение.
- Ну и ладненько. Давай, давай – проходи. Проходи, дорогой!
Он опять запер калитку на крючок, и они, разувшись на небольшой веранде-прихожей, вошли внутрь.
Собственно Монастырским принадлежала лишь половина этого дома (вторую занимала тетка Влада – родная сестра его отца Клавдия). Три небольшие комнаты, где всегда царил уют, порядок и чистота, расположены были последовательно одна за другой, чем-то напоминая небольшую анфиладу. В первой было светло, вторая - самая большая - почему-то постоянно, даже в самые солнечные дни, была погружена в полумрак (хотя окна там имелись), и, наконец, совсем крошечная третья тоже не отличалась особою освещенностью, так как окном выходила на затененный деревьями внутренний дворик. Но в целом, для каждого, кто сюда входил, дом этот так и дышал отдохновением и покоем.
- Мама, вот посмотри, кто к нам пришел! – сказал Влад, вводя за собой Даниила в первую из комнат
- Здравствуй, здравствуй, деточка, - отозвалась добрая женщина, приподнимаясь с дивана, на котором, видимо, только что дремала. – Ну, рассказывай, где ты пропадаешь теперь? Почему мы тебя так долго не видели?
- Да где я пропадаю? – улыбаясь, повторил Данила. - Все там же – на проклятой почте!
- Что, никак не можешь найти себе какую-то другую работу, да, деточка?
И не получив ответа, она вздохнула: «Да, плохо нынче с работой. Плохо. Нигде никто никому не нужен. Вот так! Не то, что когда мы были молодыми…»
- Мама, - произнес Влад примирительно. - Что было – то прошло. Ну, что толку теперь воду в ступе толочь?
- Прошло, Владюша, прошло. Все теперь по-другому. Не понимаю я этой вашей другой жизни, - вздохнула она опять. - Хоть убей меня – не понимаю!
- А она и не наша, по крайней мере – не моя, - буркнул в ответ Данила.
- Что-что, деточка?
- Да, говорю, вы правы: никто никому сейчас не нужен. Одни деньги кругом. Помешались все на деньгах.
- Вот и я говорю: Господи, это что же такое происходит? Что же происходит-то со всеми нами, а, деточка? Люди стали хуже собак. Даже в церкви, и там грызутся между собой! Господи, прости и сохрани! Деточка, а ты-то как - в Церковь-то хоть ходишь?
- Нет, не хожу.
- А что так? Не веришь, что Бог на свете есть?
- Думаю, все-таки, есть.
- Правильно. И в церковь надо ходить. Молиться надо. И надеяться.
- На Бога надейся, а сам не плошай, - вставил, проходя мимо, Влад. – Данила, пойдем-ка на кухню – чайку, что ли, попьем. И я там тебе кое-что покажу.
- Что именно?
- Привез с собой одну книжечку небольшую – думаю, тебе будет небезынтересно. Пошли.
- Ну, пошли.
Они снова вышли на свежий воздух. Несмотря на то, что, как обычно в это время, стояли крайне жаркие дни засушливого кавказского лета, казалось, что и дом, и двор были совершенно не затронуты этим удушливым зноем. В небольшом переднем дворике, густо затененном разросшимся виноградом, было не жарко и свежо, а другой дворик, что располагался дальше между домом и кухонной времянкой, был также надежно укрыт от палящего солнца раскидистой кроной огромного старого абрикоса. Снаружи казалось, что дом весь был погружен в щедро разросшуюся кругом зелень деревьев, кустов и вьющихся повсюду виноградных лоз.
- Что за книга? – поинтересовался Данила.
- «Оранжевая». Не слышал о такой?
- Нет. Но причем тут цвет? Я говорю: о чем?
- И кто автор?
- Да.
- Ошо.
- Что?
- Ошо, говорю.
- Ошо? Что такое «ошо»? Китайское что-то?
- Ладно, не буду тебе больше голову морочить. Ошо – это философ есть такой, живет сейчас в Индии. Имеет миллионы последователей во всем мире.
- Я что-то не слышал о таком.
- Ты слышал. Его еще зовут Раджниш.
- Ах, вот оно что! Ну, этот фрукт мне известен.
- И как он не твой изысканный вкус?
- Если одним словом, то - не очень. «Солоно-да горько-кисло-сладкий». Ты же знаешь, кого я считаю истинными философами.
- Истина – она, брат, многогранна. И – бесконечна. Всего лишь одному философу, как бы умен он ни был, ее всю не выразить. Поэтому я предпочитаю не зацикливаться на ком-то одном, а почитывать понемногу всех. Ну, не всех без разбора, конечно, а кто поинтересней.
- И что, этот Ошо тебе интересен? – спросил Данила
- А ты почитай! Он там много пишет такого, что ты больше нигде не найдешь. Глубокий мужик, я тебе скажу.
- Да уж, - пробурчал в ответ Даниил, - язык у него подвешен, что надо, оттого и мелет, что ни попадя - благо, что без костей!
Влад невольно нахмурился, хотя по всему было видно, что ему не хотелось с первых же минут вступать в неприятные споры, но в то же время уступать грубым нападкам он, тем не менее, не хотел:
- А разве это плохо, если человек умеет хорошо – точно и образно - выражать свои мысли? – сухо, хотя и вполне миролюбиво спросил он.
Но его несколько угрюмый собеседник уже сам понял всю свою бестактность и, устыдившись, тоже как можно доброжелательнее ответил:
- Да нет, в этом ничего плохого нет. Дай Бог каждому.
Они немного помолчали, перебарывая обоюдное недовольство друг другом.
- И о чем же эта книга? – возобновил разговор Данила.
- Ну, как сам понимаешь - обо всем. Но, главное – о медитации как методе достижения внутренней свободы и раскрытия своей высшей, божественной природы. По крайней мере, я бы так сказал.
- А ты сам-то пробовал когда-нибудь заниматься медитацией?
- Я – нет. Вот теперь хочу попробовать. Ошо меня сильно убедил, что это дело стоящее.
- Ладно, уговорил: дай мне эту книжечку на пару дней – я дома ее внимательно полистаю. Вот тогда и скажу, что думаю. Или она тебе сейчас нужна?
- Нет. Я пока в поезде сюда ехал, почти всю ее прочитал. Так что бери. Я затем и привез ее сюда, чтобы тебе показать.
И он протянул Даниилу небольшого размера книгу в мягкой, и притом - оранжевого цвета, обложке.
- Лады. Спасибо. Почитаем, – ответил тот.
Он взял книгу, и пока Влад занимался на кухне приготовлением чая и десерта к нему, принялся выборочно просматривать ее текст.
«Ошо, известный как Бхагаван Шри Раджниш, — прочел он в предисловии, - просветленный мастер нашего времени. Слово «Ошо» означает «океанический, растворенный в океане» или «блаженный, тот, кого небо осыпает цветами». «Оранжевая книга» является сборником медитационных техник, данных Ошо за истекшие годы, объединенных с выдержками и цитатами из книг по его утренним беседам и вечерним даршанам».
Первая глава начиналась так: «Медитация — это состояние “не-ума”. Медитация — это состояние чистого сознания без содержания. Обычно наше сознание слишком переполнено чепухой, совсем как зеркало, покрытое пылью. Ум — постоянная толчея — движутся мысли, движутся желания, движутся воспоминания, движутся амбиции — это постоянная толчея! День приходит, день уходит. Даже когда вы спите, ум функционирует, он грезит. Это по-прежнему думание, это по-прежнему волнения и печали. Он готовится к следующему дню, продолжается подспудное приготовление. Такое состояние— не медитация. Как раз противоположное и есть медитация».
Прочтя это, Данила с горечью усмехнулся: «Ну-ну, вот уж сатанист-то где! Так и хочет, видимо, чтобы человечество отказалось от достигнутого им в ходе длиннейшей эволюции интеллекта. Иными словами, так и хочет незаметно подменить движение вперед движением назад!»
Раскрыв далее книгу в середине, он прочел там следующее: «Одна из самых прекрасных тантристских медитаций — это ходить и думать, что у вас больше нет головы — только тело. Сидеть и думать, что головы больше нет — только тело. Постоянно помните, что головы нет. Визуализировать себя без головы. Сделать увеличенный снимок себя без головы и смотреть на него. Повесить зеркало в ванной комнате пониже, чтобы, когда вы в него смотритесь, вы не могли увидеть голову, а только тело. Несколько дней помните об этом — и почувствуете такую невесомость, такую удивительную тишину, так как проблема в голове».
Прочитав еще несколько небольших параграфов в том же духе, он заглянул и в конец книги: «Медитация чепухи - прочел он заголовок, и далее - Закройте глаза и начинайте говорить бессмысленные звуки - чепуху. На 15 минут полностью войдите в эту чепуху. Позвольте себе выразить все, что в вас нуждается в выражении. Выбросьте все наружу. Разум всегда мыслит в словах. Чепуха поможет разбить этот образец постоянной вербализации. Не подавляя своих мыслей, вы можете выбросить их вон - в чепухе».
- Читаешь уже? – поинтересовался у него Влад, появившись из кухни с чашками для чая, чтобы расставить их на столике под прозрачным навесом из толстой полиэтиленовой пленки. – И же каковы первые впечатления?
- Пока не знаю. Все это надо читать не с наскока – слишком уж сложно.
- Да уж, это тебе, брат, не призывы ЦК КПСС к такой-то годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Сам понимаешь!
- Одно тебе могу сказать: раньше я уже читал этого Раджниша и размышлял над его философией. Хочешь, скажу к какому выводу я пришел?
- Давай, говори.
- Почти все, что он говорит, верно.
- Да неужели?! – изумился в ответ Влад, так как прекрасно заметил ту кислую физиономию, которую невольно скорчил его друг, едва прочитав в рекомендованной им книге первые несколько строк.
- Да. Здесь много верных частностей, – подтвердил Данила. - Но если говорить в целом, так сказать - с философской точки зрения, то…
- То?
- То, скажу я тебе, книга эта просто вреднейшая.
Рискнув сказать это, Даниил почувствовал, что как в воздухе около них опять повисло неприятное тягостное напряжение.
- Да? И, позволь узнать, почему? – сухо осведомился, наконец, Влад.
- Потому что уводит не вперед, а назад, – твердо ответил Даниил.
И видя, что Влад продолжает молчать, а также желая хоть как-то разрядить обстановку, пустился в разъяснения:
- Видишь ли, на самом деле человек вовсе не произошел от обезьяны – эволюция его была совершенно другой, чем написано у Энгельса. То есть на самом деле человечество в своем развитии прошло уже через пять Рас и скоро вступит в Шестую. Всего их семь. Каждая Раса – это гигантский промежуток времени – миллионы лет. Так вот, я раньше долго не мог понять, как соотнести тантризм Ошо с философией Огня, которую я признаю за Истину, но теперь я это знаю: Огненная Библия зовет людей в будущее, в Шестую Расу («Сейчас Мы собираем духов Шестой Расы, и Агни Йога – есть клич»), а Раджниш – назад, в прошлое. В четвертую расу, в третью, во вторую, в первую. Потому что именно в первых Расах человек и был в состоянии «не-ума» (как выражается твой Ошо), так как тогда он его действительно еще не имел. Да, он был духовен, даже - очень духовен, и целостен, особенно до разделения на два пола - мужчин и женщин. И жил он действительно «спонтанно реагируя» на внешние обстоятельства. Но все дело в том, что интеллект – не ошибка Природы, а, наоборот, огромное завоевание. И текущая задача наша, т.е. человечества земного, именно в том и состоит, чтобы человек, не отказываясь от приобретенного в ходе длительнейшей эволюции разума, достиг бы вновь былой духовности. Вот цель! Короче, современный человек должен быть уже разумно духовен, а не просто духовен. А Раджниш хочет, чтобы мы убили в себе интеллект! Чтобы взяли и перечеркнули все то, что наработали за многие сотни тысячелетий жизни в Расах четвертой и пятой. Разве это не деградация? Нет уж! Мне, например, как-то не очень хочется опять становиться этаким, знаешь ли, «большим дитяти», добродушным и глупым, как великаны в детских сказках. Неужели и ты видишь в этом идеал человека? А я вот думаю по-другому: «Как ум, не просветленный огнями сердца, так и сердце, не поддержанное умом – явления уродливые».
Влад, подавленный этим внезапно извергшимся на него словесно-философским вулканом, достал сигарету.
- Я тебе об этом, помнится, уже однажды говорил, - закончил, наконец, Даниил свою отповедь. - Этот Раджниш, или как там его… Ошо, попомни мои слова, еще заведет тебя в такое болото, из которого ты потом долго, очень долго будешь выбираться!
- Спасибо за предупреждение, но я уж как-нибудь сам разберусь, куда мне идти, - спокойно ответил его оппонент.
«Сколько лет уже ничего не желает знать, - с горечью подумал Данила, - Эх, Влад, Влад!», но вслух лишь заметил: «Как хочешь – дело твое».
Они опять помолчали.
- А скажи-ка ты мне лучше, - сменил Влад тему, - как там поживает наша Антон? Давно ты видел ее?
- Мы иногда встречаемся. Но…
- Что «но»?
- Понимаешь, прежних отношений давно нет, так что душа ее теперь для меня закрыта.
Остальные подробности этого вечера уже не имеют прямого отношения к нашему повествованию.
