Крупные медиа старательно обходят стороной вопрос о том, что же стоит за безумным на первый взгляд устранением генерала КСИР Касема Сулеймани, случившемся в начале года. Правда в том, что произошедшее было не сиюминутной причудой Дональда Трампа, а следствием давно утверждённой доктрины американской внешней политики. Убийство иранского генерала действительно было актом необъявленной войны и нарушением международного законодательства, но оно идеально укладывалось в рамки долгосрочной американской стратегии, явно одобренной Сенатом США в ходе обсуждения бюджета Пентагона в прошлом году.
Предполагалось, что это убийство расширит американское присутствие в Ираке, позволив Штатам лучше контролировать нефтяные ресурсы в регионе и поддерживать саудовские ваххабитские формирования (Аль-Каиду, ИГИЛ, Аль-Нусру и другие отделения этого американского Иностранного легиона) как залог контроля над ближневосточной нефтью и стабильности американского доллара. Этот факт является ключевым в понимании того, почему конфликт развивается вместо того, чтоб естественным образом затихать.
Я присутствовал при обсуждениях этой стратегии внешней политики в момент её зарождения ещё полвека назад. Тогда я работал в Гудзоновском институте и посещал встречи в Белом доме, встречался с генералами в исследовательских центрах и с дипломатами в ООН. Меня привлекали как специалиста по платёжному балансу, имевшего опыт работы в банке Chase Manhattan, в аудиторской компании Arthur Andersen, в нефтяной промышленности и ВПК. Именно нефтяная промышленность и военные расходы были двумя из трёх главных направлений мысли американской внешней политики и дипломатии в то время (третьим были поиски способа оплачивать войну в условиях демократии и отказа от призыва, вызванного Вьетнамской войной).
Масс-медиа и лидеры общественного мнения отвлекли всеобщее внимание от этой стратегии, вбросив точку зрения о том, что произошедшее случилось по инициативе Трампа, рассчитывавшего таким образом отвлечь внимание от истории с импичментом, стремившегося поддержать Израиль в его борьбе за жизненное пространство или просто поддавшегося типично неоконсервативному синдрому ненависти к Ирану.
