… Боязнь смерти – от бесов. Это они вселяют в душу
такой страх, чтобы лишить надежды на милосердие
Божие…
Оптинский старец Никон.
… Не думай о смерти, ибо Тот, Кто привёл тебя
в этот мир, Тот и возвратит тебя домой…
Джелаладдин Руми
Написано 6-8 февраля 2007 г.
Москва – Дангара
ноябрь 2006 – февраль 2007 г.
Посвящаю эту поэму Сергею Овчинникову – моему мудрому трепетному другу,врачу и писателю от Бога,заступнику Русского Слова.
Дервиш сказал:
- Великая любовь к земной жизни – это грех. И отсюда – низкий страх смерти…
О человече! И что ж ты печалишься, и рыдаешь, и озираешься, когда уходишь из отчего дома своего, если придется тебе навек ( навек, о Господь мой?) уйти из тела своего – дома вечной души?..
Дервиш сказал:
- Все Пророки все Учителя Человечества учат человека как жить…
Но хоть бы один Пророк учил меня, как умирать? как с земли уходить? И куда?
Хоть бы одного Учителя Смерти послал бы Творец на землю, чтобы облегчить уход исход всякой вечной душе и бедному тленному телу, к которому так прилепился прижился приютился привык человек на земле…
И вот ему прощаться навек с домом гнездом родным души-птицы безвинной…
Вот смерть моя пришла, а как встречать древлюю Гостью эту в цыганской кашмирской пахучей побитой облепленной кишащей молью и вьющимся червем одежде Ея?
И стая золотой аральской саранчи объемлет Ея, и летит нежно саранча на тебя, когда ты улыбчиво выходишь из приречной мазанки кибитки сладчай- шей твоей навстречу Смерти твоей и гладишь напоследок налету саранчу летучую Ея?
Мудрец Даль говорит: Смерть – конец земной жизни, разлученье души с телом…
Смерть человека – конец плотской жизни, воскресенье, переход к вечной…
Человек родится на смерть, а умирает на живот, на жизнь…
Дервиш говорит смиренно:
- Но вот, как долгий праздник, я сладко прожил эту плотскую жизнь и хочу сладко празднично покинуть земную жизнь мою.
Так много человеков помогало мне в жизни моей, а кто утешит в смерти?
О Брат мой, ты самоубийца?
И хочешь разрушить поджечь тело свое болезное, ветхое – дом души твоей?..
А таких Господь Отец осуждает
И какой Отец хочет, чтобы дитя Его убило себя?
О безымянный Пророк Смерти приди и проводи меня в мир вечности, в мир вечного покоя, в мир таинственного загробья…
Как молодая мать моя сладостно провожала меня в детский сад в детстве моем…
Да есть ли Загробье это, Господь мой?..
О Пророк Смерти и если жизнь – это праздник, т о и смерть – вечный праздник? Да Учитель смерти моей? Да? да? да?
А дервиш говорит:
-Все люди вышли из рая и идут в рай! Все!
И грешники и чистые! Все обречены на рай…
Ад есть только на земле…
Но вот я прошел земной скоротечный ад и алчу вечного рая…
Брат мой, но пред Вечным Раем – есмь Страшный Суд за грехи земные твои…
И что ж ты забыл во многих грехах-червях твоих о Суде Воздаянья?
И хочешь обойти Суд этот без покаянья…
И только после Суда откроется рай тебе и будешь счастлив, как был счастлив до рожденья земного твоего… О!..
Кто знает пути доколыбельные до чрева лона гнезда родильного матери безвинной твоей?
И кто знает пути загробные?
О Господь мой!
Не сделал ли Ты равными пути доколыбельные и пути загробные?
Иль это одни и те же пути?
И никогда ни один человек на земле не узнает тайны эти…
И что ты, брат мой, тщишься увидеть то, что не дано человекам?
Но!
Но вот измученный земной жизнью, земной прелестью ты хочешь исхода перехода…
Ибо устал от старости, и болезней своих, и печали множества разлучений и прощаний с родными и дальными человеками возлюбленными твоими, и алчешь вечных свиданий, и встреч, и застолий без опустевших пиал? и уснувших друзей?..
И вот радостно выходишь из последней кибитки твоей талой весенней к Цыганке юной в кишащих червем и молью кашмирских пахучих одеждах и плывущей улыбчиво гостеприимно в стае златых саранчуков жесткокрылых…
И радостно встречаешь Ея…
И Она в гиацинтовой райской повязке на смоляной птичьей головке змеиной шепчет улыбчиво необъятно, как юная матерь младенцу:
-Мальчик! Если ты сладко устал от жизни земной…
Если ты болен последней хворью…
Если ты бездонно счастлив иль бездонно печален…
То пойдем со мной сынок мой… Агнец вечности…
Но если в пиале твоей есть веселая алая капля вина…
Если ты возлюбил до кости потаенной детей, жен, внуков своих и соседей своих и дальных человеков далеких градов и кишлаков и садов и пустынь…
Если жаль тебе прощаться с цветущей алычой у реки и с первыми райскими пчелами её…
Если жаль тебе понурого осла твоего с которым бродил ты по высокогорным кишлакам и примолкшую от необъятной преданности собаку твою…
Тогда не ходи со мной еще…
Я потом приду когда придёт твой срок…
Когда залает собака и воскричит осёл…
А сейчас они молчат ибо срок не пришёл…
Но я часто хожу у кибиток земных мудрецов и они часто беседуют со мной…
А у мудрецов нет иных собеседников кроме меня?
А? Мудрец Ходжа Зульфикар а?
С кем еще на земле слаще беседы твои, как не со мной?..
С какой сладчайшей ночной женой?
А у Смерти – одна сладость, а у жен – множество…
Но сладость смерти превышает сладость любви… Да… да… да?..
Но кто проводит меня в смерть мою, кто не оставит меня в тот неизбывный час?
Отец и мать мои ушли на загробные пути, а чада мои разбрелись по земле, и забыли меня, и пекутся о чадах своих…
И что им смерть моя и последнее одиночество мое?
Но кто проводит меня туда?
Кто тот проводник?
Кто знает пути загробные, чтобы я не споткнулся на них в той ночи как на высокогорных тропах в безлунную ночь ночь ночь?..
Кто разделит усладит последнее одиночество моё?
Кто разделит ложе смерти моей как жены алчно делили ложе любви моей?
О Господь мой! Ты?.. Только Ты…
Но горько мне, что не вижу не чую я Тебя…
Но мудрец! это же великое счастие, когда в последнем одиночестве ты остаёшься наедине с Богом Отцом вечным твоим, а не надеешься на тленных человеков?
И что ты любишь тех кого сотворил Господь, а не самого Творца Отца всех живых и усопших?..
И что ж ты любишь тленных более чем Вечного?
А тот кто любит тленных сам тленен…
А мудрец говорит:
- О Господь! Изгладь во мне все воспоминанья, кроме одного Единственного и дай мне слепо глухо радостно забыть о разноцветьи души и жизни моей…
Иль сосуд с одной прозрачной родниковой водой – не самый сладкий сосуд и он слаще всех пиал с многоцветными медвяными многопиаными винами?
И что перед исходом ты будешь пить вино туманное, а не воду родника?..
Ийххххх!
И вот если ты забыл возлюбленных жизни своей и изгладил сладкие прошлые дни твои и понял что жизнь – быстрый сон, дождь, снег, миг, ручей, облако, дурман, мак пурпурных макокурильщиков – то иди в горы за стадами весенними, которые бредут на альпийские джайлоо…
Вот они… вот локайцы-пастухи – и они молчат!
Вот сторожевые волкодавы – и они влюбленно глядят на тебя и чуют, и не лают, а только хвостами серебряными обрубленными с любовью машут и знают, что ты идёшь в последний раз по земле этой весенней…
Айх!
А она сладка твоя родная талая живая живородящая таджикская земля, и тысячи ручьёв и водопадов бегут переплетаясь перекликаясь струятся по ней и манят тебя и не пускают…
Но я же возвращаюсь к тебе, в тебя, родная земля, колыбель, люлька, могила моя!..
Что ж ты отвлекаешь, не пускаешь меня?..
Айххххйа! Аллаху Акбар!.. Спаси Господи мя мя мя… Аум тат сат аум…
О Всевышний! О Творец миров! Я пришёл к Тебе! Помилуй прими заблудшего меня…
И вот тогда!
И вот тогда в тумане златистом серебряном фисташковом миндальном идущем от памирских лазоревых гор гор где-то за Дангарой что ли? или за
Кулябом за Ванчем что ли что ли?
И вот тогда в тумане атласном шелковом бархатном сладчайшем откроется восплывёт та та та птичья летучая Чайхана…
Вот она!
Айхххйа!
Чайхана над бездной!
Вот она расстилается плывёт лепится к тропе узкой на вершине горы несметной обрывистой и висит покоится аки гнездо великой птицы над бездонной бездной…
И на чём висит она? как держится? как не летит в бездонную пропасть простреленной птицей?..
А?..
А на тропе растёт колышется от вечного горного ветра тысячелетний китайский карагач в ветвях которого всегда живут клубятся змеи – и к нему привязаны Белая Ослица и Огненнорыжая Верблюдица с отсеченным ухом и Белый Буйвол… Или Белый Носорог?.. В тумане не различить…
Откуда Они здесь?..
Ойхххйо!.. О!..
Но змеи Карагача присмирели притихли от Них и прячут яды свои…
Но!
Но я радостный улыбчивый вхожу в Чайхану в последнюю мою?..
О Господь мой!
И тут в сладких маковых дымах я слышу весёлые хмельные хрустальные голоса, голоса, и великой любовью и радостию дышат тут на меня…
И дохнуло, плеснуло тут на меня великой нестерпимо человечьей а может и ангельской уже нездешней любовью повеяло тут на меня, и я поплыл, как в тёплом море, в руках материнских струящихся плывёт дитя, дитя, дитя…я плыву я я я …
Аййхххйя!
И там на суфе над самой несметной бездной на райских персидских павлиньих фазаньих древних коврах сидели Они в сладчайших дымах, но в дымах я не узнавал лиц Их…
И только подумал скоротечно, млечно, сонно, дымно: откуда в кишлачной убогой наскальной чайхане эти ханские бесценные ковры?
Но такая теплота и любовь колыбельные плыли на меня от Них, словно много матерей моих и много отцов моих собрались здесь, и любят бездонно меня, и лелеют бездонными очами и руками ищут обнимают меня меня заблудшего…
И столько я видел любви на земле, а человек и кочует по земле только в поисках колыбельной материнской и отчей любви, и я много кочевал по земле в поисках любви человеков, и много испытал любви этой, а иногда и сладко тонул в любви этой и возлюбил всех человеков на земле, как родных…
Но такой любви, как в этой убогой призрачной Чайхане не чуял я никогда на земле…
Словно необъятный тёплый талый ветер с гиссарских и рамитских хлебных полей повеял на меня … и понёс в талые смарагдовые небеса…
Айххххйа!
И чистобородый ясноликий снежнозубый Чайханщик обнимает меня, аки старший трепетный брат или отец мой, и приносит мне пиалу с дымной шурпой из кипчакского курчавого козленка, и пиалу шахринаусского вина, и тающий в дыму малиновом струйчатом павлиньем кальян чилим – этот Сосок материнский для всех человеков…
Айххйа!
И я вначале шумногубо ем, хлебаю алчно шурпу с козлёнком, а потом пию, тяну вино плескучее дремучее, а потом сосу афганский мускулистый фазаний радужный ликующий сосок материнский мак, мак, мак-текун кукнар…
Мак текун течет по венам по костям по легким по жилам моим, и вены мои стали гранатовые сады арыки мака, и я весь теку, и люблю люблю люблю этих человеков в дыму, как не любил никого на земле…
Айхххйе!
А для великой любви ко всем человекам рожден Мак… да! да! да!..
Айхххйа!
А Мак а кто они?
А? Мак?..
В дыму теряются лики святые их и голоса в дыму неузнаваемо, бродильно, томительно текут…
Мак!
Кто Они? Кто?
Как говорят древние мудрецы раввины: не знаю… не знаю… не знаю…
И я не знаю, но чую…
Отец Касым убитый молодой мой что ли пришел?
Мак!..
Матерь возлюбленная моя Людмила старая усопшая пришла что ли к сыну своему чтобы утешить его и проводить как провожала в детстве?..
Мак!..
Возлюбленные усопшие друзья мои что ли пришли – Борух! Ботур! Роберто! Акмал! Ирина! Анвар! что ли пришли утешить меня и усладить исход мой что ли?
…Тимурчик!.. Тима! Тимоша!.. Мальчик! не бойся… Мы пришли встретить тебя… Тут блаженно… вечно… нежно… Мы с тобой… вечно вечно вечно…
… Мак Мак Мак текун и теку я… К вам теку плыву в дыму, возлюбленные мои?.. Ииии…
Не знаю, не знаю в дыму сладчайшем, не чую я, кто они, но великая любовь идет от них ко мне и пьянит уносит волной океанской…
Мак… Мак…
Айхххйа!..
Куда? куда? куда? Я хочу с вами, но вы уже уж нездешние, бездыханные, а я всё еще дышу здесь, а не чую дыханья вашего из уст ваших тепла текучего человечьего плотяного…
И там, где вы сидите на суфе, на коврах снег жемчужный хрустящий лежит и не тает, хотя в Чайхане и окрест неё в горах весна талая свежо сыро дивно веет творится, и снег остаточный лежит только на вершинах гор под моими любимыми деревами нежноизумрудной арчи…
Да!.. Айхххйааа…
Душа бессмертна, но весной и она талая течёт тало…
Но меня сладко тянет влечёт от мака к снегу этому на суфе, и я тайком беру снег этот от суфы и ем нежно бережно обильно снег этот…
О Боже! о если я съем снег этот – может они отмёрзнут и освободятся от снега и Ты вернёшь им на миг дыханье их?
О Боже! Я съем снег смерти их и они оттают и придут ко мне а не я к ним?
О Боже!
Но срок пришел? пришел? пришел? Пришел!
Тогда не медли Боже Боже Боже
Ойххххйо!..
Тогда снежнозубый Чайханщик улыбаясь берёт долгий тавар-топор
для рубки столетних чинар и арчи и нежно подрубает тополиные
брёвна на которых висит суфа…
Ойхйа!..
Тогда Чайхана медленно как кибитка в ночное землетрясенье дрожко колеблется, мается, снимается, тянется рассыпается мчится летит со скалы что ли? птица она что ли? что качается пред полётом?..
Тогда павлиньи маковые лазоревые дымы дымы ослабевают, отходят что ли?..
И я напоследок вижу, что за дастарханом на коврах сидят улыбчивые Мужи
И Один в золотом полыхающем солнечном одеянье
И Второй – в багряной плащанице
И Третий – в снежном бурнусе
И Их было всего Трое, но говорили Они голосами родными, многими…
И Они улыбаются мне и шепчут устами материнскими устами отчими:
- Дитя дитя ангец божий мы пришли мы с тобою мы с тобою….
И здесь и там мальчик… агнец вечный… мы с тобою мы с тобою… не страшись… не бойся… Мы с тобою!.. Мы – ты…
Ойхххйёо!..
Тогда Чайхана сходит срывается с горы, с обрыва и летит, летит скачет как камень великого камнепада как струя наскального пенного водопада яро мчится несётся в бездонную пропасть? или в небеса срывается восходит она?
Не знаю… не знаю… бездонно необъятно радостно не знаю я…
Айхйа!..
А персидские ханские павлиньи ковры яростно летят сворачиваясь в необъятном лазурном талом воздухе и сокрывают покрывают пеленают сидящих на них…как родные ночные бухарские цветастые одеяла сокрывают блаженно спящих…
Тогда Чайханщик младой яробородый обнимает меня, и борода его пахнет чистопородной басмой и хной и ласкает лицо моё, и он шепчет:
- Дитя агнец не страшись не бойся…
Ангел Азраил твой старший брат всегда бездонно необъятно радостно с тобою с тобою с тобою…
И обережет тебя и проводит нетронуто…
Там на дне бездонной пропасти таятся грифы-могильники и орлы-борода- чи и алчут твоей пади твоей плоти! Айяяяяхййяяяяйхйяяяффф!
Но древнезороастрийские тленные птицы трупоеды тебя уже вечного не тронут!..
Ибо ты навек ушел от них…
И твоя Чайхана Суфа летит не на землю а в небеса… Айххха!..
Ибо к тебе пришли Три Вечных Пророка
И проводили тебя в рай и улетели в персидских коврах одеялах
И Они ближе родней тебе чем мать и отец твои
И Они вечные Матерь и Отец твои… Они – ты…
Ийхххииии!..
О Боже! Боже! Боже! Боже!
О человече!
Если ты устал от одиночества жизни…
Если ты устал от блаженства наводненья наважденья избытка счастия жизни…
А земная скоротечная жизнь дана тебе, чтобы ты полюбил всех
человеков на земле, чтобы ты собрал на земле родных и возлюбленных для жизни вечной…
С кем будешь ты блаженствовать в вечных садах рая…
О Боже!.. Скоро ль?..
Но!
Если ты не полюбил всех человеков на земле, как родных, а только
успел собрать на земле родных и возлюбленных для вечного рая, ты вновь вернешься на землю…
И Чайхана над бездной вновь восстанет пред тобой!..
Айхххйа!..
Но я собрал на земле возлюбленных своих…
Но я возлюбил всех человеков на земле как родных и возлюбленных своих…
И не вернусь…
Рис. М. Кагаров
