Бранная слава. Военная проза. Фронтовой дневник. Стихи / Алексей Шорохов. — М.: Вече, 2024. — 384 с.
Недавно, в рамках книжного фестиваля «Красная площадь» состоялась презентация этой книги. И вот о чём хотелось бы рассказать...
Первое, чем удивляет книга Алексея Шорохова, — своим названием. Уже в нём — новый ракурс взгляда на войну. «Бранная слава» — словно взгляд из ХIX, а то и XVIII в., с их духовным неразменным золотом, имперским пафосом завоевания пространств, истовой верой в богоданность государей… Как будто поднявшимся вдруг ветром истории выдуло все наносное. И вот он вновь – очищенный от всех лукавств века нынешнего — бизнес-интересов, социальных и экономических хитросплетений, — русский человек. Позади трон, впереди враг. Всё предельно ясно.
Хотя не всё так просто. Зная Алексея Шорохова, прежде всего как современного большого русского писателя, тончайшего поэта, уже в названии ищешь подтексты. В чем же они? Читавшему русскую литературу последних десятилетий (а впрочем, столетий) первой примстится ирония. «Болезнь иронии» — так диагностировал русскую литературу Александр Блок ещё в первой четверти ХХ века. Но что гадать — когда можно просто открыть книгу…
Точно! Манкое и ёмкое название – как отправная точка, счастливо опроставшаяся мамкина утроба. Да, и ирония там, а точней – её сплав с болью и горечью. На всё это Алексей Шорохов имеет право. И на иронию, даже сарказм, замешанный на солдатские солёные шутки, а тем более на боль и горечь истинные, страшные. Шорохов год воевал, ушёл на СВО добровольцем, был ранен. А перед этим много лет колесил по ДНР и ЛНР с гуманитарными «буханками», являясь организатором и участником проекта «Буханка для Донбасса», читал свои стихи бойцам и жителям республик…
Собственно военную повесть (так обозначил жанр сам автор) «Бранная слава» предваряет несколько рассказов. Они тоже военные, по месту действия и проблематике, рассказывающей о себе устами и поступками своих героев.
Один из героев военной же пьесы Булгакова, генерал Хлудов, сказал: «Ничего нельзя сделать на войне без любви». С любви начинается первый военный рассказ Шорохова «Жираф». Раньше все знали, что девушки, порой не самые красивые, идут на «мужские» факультеты (физические, математические и т.д.) за любовью, чтобы не засидеться в девках, выйти за смекалистого и технически подкованного паренька замуж. Оказывается, такова природа женская – что за любовью поведёт и на войну. По крайней мере, такова «Жираф», санинструктор Лиля – приехавшая из Москвы за ленточку. Жирафом прозвана за особую «масковскую» экзальтированность и иллюзии, в общем – за полную неприспособленность к войне…
А навёл на эту «погремуху» жираф настоящий – из зоопарка при лесничестве на Кинбурнской косе. Зоопарк разбомбили хохлы, и жираф, прибившийся к табуну диких лошадей, скакал, «возвышаясь над табуном, как сигнальная вышка с наброшенной на нее светло-коричневой маскировочной сетью». Как видите, русская проза. И с этим поздравим себя: СВО ещё не завершилась, а проза уже есть.
Самый безмятежный символ детства и мирного счастливого города – зоопарк – разорван вражеской артой. И неприкаянные, раненые или убитые животные редких пород – становятся зловещим символом братоубийственной войны.
И всё-таки неубиваемый, разбежавшийся по Кинбурнской косе зоопарк – ещё и символ жизни, божественно вечной, неуничтожимой. А нескладная девочка Лиля – символ любви, которая и на войне, как божья травка, прорастёт сквозь груды покорёженного смертоносного железа, разбитых стен и человеческих костей.
И в этом пограничном состоянии – между одной жизнью и тысячью смертей – даже матёрый и обветренный снарядными разрывами командир с позывным «Седой», Лилин избранник, находит в своём сердце новые, внезапные ростки юношеской нежности, отеческой любви… Вот так, всё на войне вперемешку. Герои, казалось бы, суровые, циничные – спешат жить, чувствовать, дарить, влюбляться, жертвовать… – навёрстывая и запасая впрок то, что в следующие сутки может навеки для них оборваться.
Так герой другого рассказа, Петручио, в миру Петрович, который никогда не был в Италии и уже не будет, мужик «пятьдесят плюс», словно переживает на войне «вторую молодость». Хотя скорее, юность, если не школьные годы. «Новобретённый ветреник» покрасил автомат, выменял у морпехов серебряный перстень с летучей мышью, прикупил «нож Боуи», вместо «благородной окопной небритости» соорудил язвительные усики…
А всё от любви к парикмахерше местной, которая на поверку оказалась наводчицей вражеской ДРГ (диверсионно-разведывательной группы). И любовь Петручио закончилась трагически. «Нет повести печальнее на свете». Хотя почему же? – Петрович-Петручио погиб в бою, видел врага глаза в глаза, как мало кому на этой войне выпадает. Даже обманутый, лишенный АК, достал двух нациков «ножом Боуи», задвухсотил…
Рассказ «По ту сторону глины», начавшись с описания обыденных фронтовых будней (адских в этой кровавой обыденности), постепенно приоткрывает историю семьи Узбека (Игоря), погибшего бойца, становится пронзительной, суровой сагой. Более того – обличительным документом, исследуя который, сердце полнится ненавистью к подонкам-ликвидаторам великой страны, палачам миллионов семей. Это они сеяли семена национальной розни, сталкивая в кровавых конфликтах народы, жившие прежде в единой стране. «Кто же это убивает, сталкивает, режет? – Никто! Сам порядок вещей!» – ужасался Лев Толстой в «Войне и мире». Правильно, Лев Николаевич, дорогой, «сам порядок вещей», более точное имя которого – капитализм.
Разумеется, не вдаваясь в социал-экономические рассуждения, художник Шорохов констатирует одно: для Анны Михайловны, покинувшей «звезду Востока и СССР» Ташкент, всё настоящее осталось там. А что же здесь? – а здесь её сын, доблестный воин РФ, заслуживший боевые награды в Чечне и Афгане, приговорён к долгим годам заключения. Что же поделать, подкуп следствия и самого суда более «обеспеченной» стороной сыграли роль решающую. Затем он «искупает кровью» преступление в рядах участников СВО, где, как мы знаем, намного гибельнее и кровавей, чем когда-то в Сирии, Чечне, Афгане… Игорь погибает. И всё же слёзы его матери светлы – она исполнена воспоминаниями о жизни лучезарной и осмысленной. Простой и доброй. Праздничной и справедливой...
Повесть «Бранная слава», давшая название всей книге, возможно, более автобиографична, чем рассказы. Повесть начинается с разрыва американской корректируемой бомбы, после чего дом, где заняли позиции бойцы отряда «Вихрь», «сложился в пыль, в труху». Главного героя повести, Егора Акимова, как и Алексея Шорохова в июле 2023-го, вынесло взрывной волной, остался чудом жив, но впереди –госпиталя. Потом – работа над военной повестью, которую мне почему-то хочется назвать романом. Настолько богата, ярка галерея образов «Бранной славы». И одновременно – сложна и таинственна. Столько в ней переплетшихся сюжетных линий, пусть явленных предельно лаконично, с воинской командной чёткостью формулировок. Столько непростых людских путей, духовных – вверх, и замутнённых – вниз, со свистом.
Плеяда истинных героев «Бранной славы» в повести, по сути, продолжает строй литературных образов, данных в рассказах…
Макс – несмотря на контузию, откапывающий из обломков Акима. Потерявший память, но дословно помнящий все православные молитвы (Макс до войны – алтарник в храме).
Соболь – мотая уже третью войну, вывозит раненых друзей из-под обстрела, уже сам раненый смертельно. За рулём «таблетки» он положил душу за други своя. И кровь, которую он даже не пытается остановить, «вытекающая из него, проступающая красными густеющими полосами на камуфляже» – и есть его молитва. Это она «спасла всех наспех перебинтованных доходяг в салоне».
«Очень, очень немногие могут подняться до такой молитвы.
Соболь поднялся. И застыл на её вершине».
Многие герои «Бранной славы» – суть истинные герои России, которыми нам предстоит гордиться десятилетиями. Бог даст – и веками. И не только нам, а человечеству. Потому что, несмотря на жуть кромешную предательски-торговую за их спиной, они – там – ведут себя как люди. Потому что там они – как петровские рекруты из крепостных, как суворовские чудо-богатыри, партизаны в лесах 1812 года и голодные бойцы чеченских компаний ХХ и ХХIвека – воюют за какую-то, ещё неявленную им, настоящую Россию. А чтобы та явилась «во всей славе своей», эту всё-таки надо спасти!
Более сложный герой – Яша. Самоотверженный российский воин, сначала стрелок БМП, затем – когда башню бронемашины сорвало (слава Богу, успел Яша отбежать), продолжил воевать в пехоте. Вот там, после укропского обстрела, упавший без сознания, Яша попадает в плен.
Автор избавляет читателя от натуралистических подробностей пыток, которыми «славятся» азовцы*. Но вот картина разминирования при помощи «живого мяса», то есть пленных, которое азовцы*, как и их «духовные отцы», эсэсовцы Второй мировой, практикуют на Донбассе, впечатляет.
Яша чудом выживает, когда на мине подрывается его «товарищ по несчастью». Яшу спасают – выносят из-под обстрела разведчики…
Волею судеб из госпиталя Яша попадает прямиком на телевидение. Со временем становится завсегдатаем армейских ток-шоу. Поначалу раненый боец не понимает, в чем собственно его героизм на минном поле состоит? Куда более полезными и героическими ему представляются позиционные бои, вывоз «трёхсотых » под огнём…
Но журналистам TVлучше знать, как формируются рейтинги программы. И Яша, на инвалидной коляске, раз от раза всё более красочно, добавляя новые подробности от скуки, живописует свой путь по минному полю. Молодецкие оценки штатных экспертов – мол, «наши ПВО нарезают хаммерсы как колбасу», Яшу почти уже не возмущают. Слушая инструкции хорошенькой ведущей, и просто перемолвки рядом: какие темы на ток-шоу можно поднимать, а какие нежелательно, или вот… как сына телеведущей отмазать от армии?.. – Яша проваливается всё глубже в вязкую трясину лицедейства, фигур умолчаний и виртуозных софизмов, диванного пафоса и закулисной возни. Куда заведёт этот путь Яшу – ещё вчера отважного и честного бойца? Автор умалчивает: в отличие от боевого опыта, возможно, ему ещё недостает стажа ток-шоу и соответствующих наблюдений. Но обрисовано уже весьма ощутимо – путь этот скользок.
Как и рассказы, повесть «Бранная слава», конечно, не могла остаться без порывистой и зыбкой линии любви. Во второй части повести – преимущественно мирное пространство, так сказать, «глубокий тыл». И нагрянувшая на Егора, пронзившая его любовь – на белом пароходе, выплывшем как будто из советского кино мечты. Наш герой, конечно, несвободен – «глубоко женат», то есть с детьми, незадолго до путешествия на пароходе, то есть до встречи с влюбившейся в него юной Дашей, сталкивается с предательством близкого человека. Казалось бы, микро-предательством – сегодня же всё микро, микро-кредиты, микро-чипы, микро-импульсы, но все эти микро совершают дельце колоссальное, формируя микро-человека, обречённого на полное слияние с микромиром (с его рейтингами от амёб и инфузорий в туфельках от лабутена, и с прочими семействами простейших).
Но любовь героя войны света с тьмой, встреченная им в отпуску по ранению, несказанна и чудесна. А «чудо есть чудо, и чудо есть Бог. Когда мы в смятеньи, тогда средь разброда Оно настигает мгновенно, врасплох». Даша тоже – из Донбасса, из разрушенного Мариуполя. Родители погибли при бомбежке, соседку расстреляли нацики…
Они сразу отличили друг друга в толпе отдыхающих – по израненной ауре, подбитой душе. И проплывая мимо древних городов и весей – Ярославля и Мышкина, Костромы и Ипатьевского монастыря, Егор рассказывает Даше бесконечную, бескрайнюю историю российского царства, словно бесконечно объясняет сам себе, за что воюет в Новороссии, какое именно бессмертие с детства распахивается перед ним.
Но и Даша – не высокий дух её, не душа, израненная киево-саксонским безразличием и злобой, а бренное её существо (ну то есть, и душа) – не может противиться вполне конкретному, сегодняшнему тыловому бытию. То есть у неё, вполне себе по Марксу, бытие определяет сознание. А значит, попрощавшись с Егором, уже неспособная его позабыть никогда, на московской пристани Дашенька сядет в роскошную тачку успешного коммерсанта и отправится на весьма комфортную микро-планету, орбита которой ни с кровью Донбасса, ни с иными «кругами ада» на территории бывшего СССР совершенно не соприкасается. (В этом тоже – фатум нынешнего мирового бытия, зверино-рыночного, оболгавшего и разорвавшего нашу страну с циничным хохотком, и до сего дня отнимающего у нас души и надежды, само званье человеческое).
Егор, православный воин, вытянет ещё и Дашу, и себя в возрожденный как птица-Феникс из пепла Дашин родной Мариуполь. «На месте руин росли новенькие, чистенькие МИКРОрайоны, залатывались и стеклились выжженные девятиэтажки, блестел и дрожал в прощальном сентябрьском мареве свежий асфальт на улицах…
- Посмотри, любимая, город из своего покорёженного, опалённого нутра, из закопченных поломанных рёбер выталкивает наружу новую, неубиваемую жизнь!»
Этими словами Егор воодушевляет Дашу, терпеливо старается возжечь в её сердце прежний духовный огонь, ещё не ведая, что «новая, неубиваемая жизнь» уже и в ней. Поэтому она так чутко и прислушивается к себе… Это – его и её ребёнок, зёрнышко нового мира, новороссийской планеты. То есть самой русской. И как же хочется, чтобы эта новая планета, новая русская жизнь, изначально становилась на крыло не зная страха, лжи, угроз смертельных!..
Как же страшно, что тот, кто столько лет почти бесшумно, прагматично, миллиардно барыжит на смертях и разрушениях, тоже знает о «неубиваемости жизни». И эта неубиваемость зверю на руку. Он знает, что его завтрак, и обед, и ужин вечны.
Так убьём же зверя.
Вот, на мой взгляд, главная мысль книги. Он силён и хитёр. Но он, в отличие от нас, не вечен. Убьём же зверя!
После «художки» в книге «Бранная слава» представлены статьи и очерки Алексея Шорохова 2015 – 2022 годов, сведенные под общим заголовком «Новороссия». Здесь отклики автора на множество знаковых событий этих лет, культурных, политических, на книги и фильмы, трагедии и торжества… И хоть прошло почти десять лет с написания первой из этих статей, до сих пор бросается в глаза их актуальность. Хотя отчасти это объясняется и тем, что на многие поставленные автором вопросы нет до сей поры ответа общества и государства, включая его «культурные департаменты» (именно им свои вопросы Шорохов адресовал). Объяснение «неиссякаемости актуальности» и в том, что предельно конкретные «информационные поводы» Алексей Шорохов в своих суждениях возводит к вечным вопросам бытия и духа. Так что скорого ответа ожидать здесь было бы наивно.
Сборник очерков «Новороссия» продолжает «Фронтовой дневник», который замполит диверсионно-разведывательного отряда «Вихрь» Шорохов вёл уже «на передке». Здесь всё предельно лаконично, даже скупо – только о существенном, главном. Но вот оказия – русский художник, писатель и публицист, явлен и здесь. Поэтому дневник читается взахлёб.
Необходимый лаконизм плюс экстремальные условия писательства – кажется, именно те обстоятельства, в которых проверяется на силу духа и виртуозность дарования российский литератор. «Фронтовой дневник» показывает, что автор с честью выдержал и эти испытания. Как впрочем, многие русские писатели-воины исстари – Давыдов, Лермонтов, Толстой, Гаршин, Гумилёв, Фадеев, Бабель, Фурманов, Газданов… А вся «лейтенантская проза» Великой Отечественной! – Богомолов, Бондарев, Васильев, Воробьёв… Какие имена! – а ведь мы только начали, причём по алфавиту.
В самом конце книги – стихи. Не с целью напомнить, что автор – поэт, а чтобы не сбили ритм прозы. И главное – чтобы последний аккорд книги был максимально слит с грозным названием «Бранная слава», чтобы «произвёл одноудар», как Сергей Есенин наставлял учеников – немногих, которые успели прийти. Ведь эта небольшая стихотворная подборка – тоже о войне. То есть о любви и жизни в максимальной близости от смерти. То есть – о вечности. О вечных смыслах жизни, смерти и войны.
Эти стихи, заключающие книгу, становятся и царственным, победным гимном всем героям СВО, погибшим и живущим. Горячей молитвой за них. В стихах Алексея – все они стоят рядом, павшие и живые, сражавшиеся за родную землю в отгремевших войнах и сегодня. Вот сейчас.
…Что же нас встретит на древнем,
И бесконечном мосту?
Домик над речкой в деревне?
В детстве уроненный стул?
Жизни мелькнувшей начало…
Тёмные волны извне…
…Старый отец у причала
С парнем, сгоревшим в броне.
Адовые топи, смрадно-огневые, ширятся сегодня между нами и этим священным причалом. Между нами и божественным началом жизни. Поэтому «Бранная слава» горька. Солдатские усмешки и литературная ирония – лишь некий новокаин, чтобы нам, читателям, не захлебнуться в океане боли.
А казалось бы, чтобы этот запущенный кем-то дьявольский процесс – по превращению мира в трясину – остановить, нужно немного. Услышать ангела и рассмотреть получше чёрта. «Ведь как просто!» – кажется, говорит Шорохов следом за Толстым. – «Если объединены люди злые и составляют силу, людям добрым тоже следует объединиться. Ведь как просто!»
И тогда «простые мужики без налички» (дефиниция из другого стиха Шорохова), воюющие в Новороссии, вернутся к нам с победой.
Как ни хочет быть порою надсоциальным державником Шорохов, ан не получаются у честных и больших писателей такие штуки. И автор даже против воли – социален, потому что безотчётно честен как художник.
И кроме небесной отчизны
И дедов, таранивших сталь,
Что есть у них, без укоризны
Глядящих в родимую даль?..
А надо, чтоб было!
Земная Отчизна, она с настоящей, а не барыжной любовью. Она для человека. Ради Человека. Причем, каждого, а не только с миллионами у.е. в кармане. Она с настоящими людскими, а не микрофлорными смыслами. Да вот хотя бы с теми, которые у «дедов, таранивших сталь» и полетевших в космос, были.
* Террористическая организация, запрещённая в России
