Тем, кто смотрел вышедший в 2006 году на экраны фильм «Пушкин. Последняя дуэль», наверняка запомнился умный и дотошный следователь, занимавшийся расследованием убийства поэта - глава политической полиции Леонтий Дубельт. В отличии от своего помощника – полковника Галахова, он вполне реальный, исторический персонаж. Как часто бывало, искусственно в советское время «замолчанный». Однако, не сильно жаловали его и в перестроечное, и даже в постсоветское время. Отчего же? Давайте разбираться.
Масон из любопытства
Родился он в сентябре 1792 года в семье лихого гусара Василия Ивановича Дубельта, происходившего из обедневшего рода остзейских баронов, и вывезенной им из Европы в качестве то ли трофея, то ли наложницы Марии Григорьевны Шпертер, согласно домашней легенды – испанской принцессы! Оба родителя были крещены в Православии, что было общепризнанной нормой для людей, претендующих на продвижение по линии государственной службы. Мать дала своим детям прекрасное домашнее образование и воспитание. Леонтий и его брат Пётр «по российски, по немецки и по французски читать и писать умели», знали математику, историю, географию. Всё это позволило нашему герою в 1801 г. успешно выдержать экзамены в Горный кадетский корпус - одно из лучших и перспективных тогда столичных учебных заведений, которое успешно окончил в 1807 году.
Тогда в Европе шла война антинаполеоновской коалиции, куда входила Россия, с революционной Францией. Мог ли сын лихого гусара, любящий свою Родину и вообще славный малый, остаться в стороне? Конечно нет и поэтому в том же году 15-летний пылкий юноша примеряет эполеты прапорщика, поступив добровольцем в Псковский пехотный полк. В декабре 1807 он уже в чине подпоручика участвует в ряде сражений, увы, в целом неудачных для нас. Когда Наполеон рискнул напасть на Россию, возмужавший и обстрелянный 20-летний поручик Леонтий Дубельт в рядах армии храбро бьётся с оккупантами под Смоленском и на Бородинском поле, где получает ранение. После излечения и возвращения в действующую армию, был замечен командиром 6-го пехотного корпуса генералом Дмитрием Дохтуровым, при коем и продолжил службу адьютантом. Должность эта предполагала быть фактически офицером связи, т.е., рискуя головой, выполнять самые ответственные поручения в разгар боя.
Сблизившись по службе с другим известным генералом - Николаем Раевским, он с боями дошёл до Парижа, и вплоть до 1814 года находился в составе оккупационного корпуса во Франции, внимательно изучая жизнь, быт, взгляды европейцев. Интересовал его и опыт созданной Наполеоном тайной полиции, которая была признана лучшей в мире. По окончании загранкомандировки, поручик Дубельт - дежурный штаб-офицер в корпусе полюбившего его Дохтурова, а после увольнения того «по болезни» и скорой смерти, он на аналогичной должности у командира корпуса Николая Раевского-старшего в Киеве, где произведён в чин подполковника. Наконец, в 1821 году наш герой сам становиться командиром Старооскольского пехотного полка.
А дальше в его биографии происходят переломные события. Не секрет, что многие офицеры – участники «освободительного похода» оказались так или иначе втянутыми в масонские организации, которые как грибы начали плодиться и в России. Ещё, служа в Киеве в одну из таких лож вступил и Дубельт. Позже он признался, что вступил туда большей частью из любопытства. Александр I, как известно, знал о них, но не допускал и мысли об их потенциально-активной антигосударственной деятельности, переросшей в итоге в попытку открытого вооруженного переворота.
По делу о «25 декабря» Леонтий привлекался к допросу, находился под следствием, ведь среди его знакомых были «декабристы» Сергей Волконский и Михаил Орлов. Хотя обвинение об его участии в заговоре не подтвердилось, начальство всё равно смотрело на него косо, что вынудило Дубельта в конце 1828 г. подать в отставку «по домашним обстоятельствам». Женатый к тому времени на Анне Николаевне Перской - родственнице одного из знатных вельмож, он переезжает в Тверскую губернию, где располагалось имение Рыскино, доставшееся ему в качестве приданого. Однако, тихая, деревенская жизнь тяготит деятельного, полного сил и желания отставного офицера, и он ищет способы быть полезным Родине.
«Не заражайтесь бессмыслием Запада»
Год спустя в феврале 1830 года по протекции родственника по линии жены, адъютанта шефа жандармов графа Александра Бенкендорфа, он получает должность жандармского штаб-офицера в Твери. Опальный Дубельт не без удовольствия примерил голубой мундир, получив реальную возможность доказать Государю и Отечеству свою им преданность. Однажды, замещая на время болезни дежурного штаб-офицера в приемной шефа жандармов, он настолько понравился тому, что Александр Христофорович оставляет его в своей канцелярии. Карьера жандарма быстро идёт в гору: он полон сил, умный, благородный, честный и неподкупный. К тому же искушенный «декабрём», хорошо изучивший опыт французской тайной полиции, Дубельт идеально подходил для службы в недавно созданном органе, где ощущалась нехватка ценных кадров. В том же году он принят в Корпус жандармов в чине полковника, а в октябре 1831 года ему пожаловано потомственное дворянство.
Своей супруге, далёкой от политики, он так объяснял решение связать дальнейшую жизнь с жандармерией: "Ежели я, вступая в Корпус жандармов, сделаюсь доносчиком, наушником, тогда доброе мое имя, конечно, будет запятнано. Но ежели, напротив, я, не мешаясь в дела, относящиеся до внутренней полиции, буду опорой бедных, защитой несчастных; ежели я, действуя открыто, буду заставлять отдавать справедливость угнетенным, буду наблюдать, чтобы в местах судебных давали тяжебным делам прямое и справедливое направление, — тогда чем назовешь ты меня? Не буду ли я тогда достоин уважения, не будет ли место мое самым отличным, самым благородным? Так, мой друг, вот цель, с которою я вступаю в Корпус жандармов..."
Но как уже ясно, Леонтий Васильевич надел голубой мундир не только ради этого. Он глубоко разочаровался во всякой революционной деятельности, будучи убеждённым, что она наносит России только вред и попадают все эти крамольные идеи сюда исключительно с Запада. Борьбе с этим влиянием он и посветил свою жизнь. Вот что он писал в завещании своим сыновьям, ставшими впоследствии генералами: «Первая обязанность честного человека есть: любить выше всего свое Отечество и быть самым верным подданным и слугою своего Государя. Сыновья мои! помните это. Меня не будет, но из лучшей жизни я буду видеть, такие ли вы русские, какими быть должны. — Не заражайтесь бессмыслием Запада — это гадкая, помойная яма, от которой, кроме смрада, ничего не услышите. Не верьте западным мудрствованиям; они ни вас, и никого к добру не приведут».
"Иностранцы — это гады…»
Первым его известным делом на новом посту стало закрытие, издававшегося с 1825 года популярного в России издания «Московский Телеграф» Николая Полевого. Этот журнал имевший литературно – познавательный характер, где печатались Пётр Вяземский, Евгений Баратынский, Александр Пушкин, пользовался спросом у читающей публики. Но с июля 1829 года при нём, в подражании западу стало выходить сатирическое приложение. Сам Бенкендорф и лично Николай внимательно следили за ним, терпеливо отдавая дань умеренной критике власти. Но в 1834 году здесь вышла едкая рецензия на одну патриотическую пьесу, которая весьма понравилась Императору. Николай справедливо вознегодовал. «Телеграф» закрыли, а его редактор отдан под надзор Московского обер-полицмейстера, который сам оказался едва ли не поклонником Полевого… Однако, как ни странно, возможно именно такое отношение к нему со стороны царских «сатрапов» способствовало тому, что он сам сменил свои взгляды на вполне лояльные. Государь по достоинству оценил служебное рвение Дубельта и в июле 1835 назначил его на должность начальника штаба Корпуса жандармов с производством в чин генерал-майора.
К сожалению, «крамола», как назывались антигосударственные и богоборческие идеи и вольнодумство, продолжали проникать в Россию через соответствующую литературу, которая и находила своих читателей. К сожалению этому соблазну поддались многие в т.ч. известные, талантливые люди, включая наших гениев - молодого Пушкина, Лермонтова и других. В отсутствии определённого рода свобод (которых, кстати, в полной мере никогда не было и в Европе), наши, говоря современным языком, «западные партнёры» через это и пытались «раскачать» ситуацию в стране, которую возглавлял, однако, весьма искушенный в этих вопросах Николай Павлович – человек волевой и решительный. Им и даны были через Бенкендорфа исчерпывающие инструкции по предотвращению в России революционных эксцессов.
Сам Дубельт, которому и было поручено делать «ноги» спущенным сверху циркулярам относился, как сказано выше, к Западу и европейцам весьма настороженно, если не сказать больше. В его дневнике есть такие откровенные строчки: "Иностранцы — это гады, которых Россия отогревает своим солнышком, а как отогреет, то они выползут и ее же и кусают». Или ещё: "Хотя это честно и благородно — не преследовать всех иностранцев за то, что большая часть из них канальи, но, виноват, я бы всех послал к черту, ибо, по моему мнению, самый лучший иностранец похож только на самого подлого и развратного русского. Просто подлецы!". Выводы он делал соответствующие, подозревая по долгу службы всех, кто имел какие-то порочащие связи с заграницей.
В 1836 Дубельт запрещает журнал «Телескопа» Николая Надеждина за опубликование в нём первого «Философического письма» едва ли не первого российского либерала, западника и масона Петра Чаадаева. В нём он писал о России, как о некоей неполноценной цивилизации, безнадёжно отставшей от Запада, где нет внутреннего развития, но только «мрачное и тусклое существование». Это был открытый вызов власти, на который она не могла не ответить. Надеждин был выслан в Вологду, сам Чаадаев объявлен Николаем сумасшедшим. Впрочем, издателя вскоре вернули и даже приняли на службу в МВД, а сам «сумасшедший» продолжал проживать в своём доме под надзором врачей и полиции, хотя и написал расписку о том, что не будет более ничего публиковать.
По этому поводу Дубельт сделал в своём дневнике следующую запись: "Не лучше ли красивая молодость России дряхлой, гнилой старости Западной Европы? Она 50 лет ищет совершенства, и нашла ли его? — Тогда как мы спокойны и счастливы под управлением наших добрых Государей, которые могут иногда ошибаться, но всегда желают нам добра".
Борец с «культурной оппозицией»
Чаадаев, как известно был знаком с Пушкиным, между ними велась активная широко известная ныне переписка. Александр Сергеевич после личной аудиенции с Императором поменял свои взгляды, став искренним монархистом и верноподданным, а его личным цензором стал сам Бенкендорф. После гибели поэта на дуэли, именно Дубельту царём было поручено возглавить следствие. Он вышел на след заказчиков преступления, фактически установив кому именно сейчас была выгодна смерть поэта-патриота. Конечно Западу, который и убрал гения руками замешанных в порочных связях иностранцев: голландского посланника и его приёмного сына-француза!
В 1837-1838 гг. Леонтий Васильевич занимается делом другого нашего гения поэзии Михаила Лермонтова за опубликованное им известное стихотворение «Смерть поэта», которое как сам он признал написал «к несчастию … слишком скоро», т.е. следуя слухам и сплетням, где в гибели поэта обвинялся Царь и его окружение. По Высочайшему повелению корнета Лермонтова отправили на Кавказ, откуда он, впрочем, через несколько месяцев по ходатайству его бабушке был возвращён.
По завершении столь деликатного дела Дубельт назначен управляющим III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии – аналога нынешних ФСО и ФСБ; фактически возглавляет цензурный комитет; участвует в работе комиссий по расследованию дел о тайных политических обществах. В то время, как и сейчас, актуальным стало «протоукраинство» - зарождавшееся тогда движение малороссийских сепаратистов, в число которых входили, например, историк Николай Костомаров, поэт Тарас Шевченко. Они группировались вокруг созданного с этой целью подпольного Кирилло-Мефодиевского братства. К сожалению, полного осознания последствий этого движения тогда у власти не было. Когда стало известно о его характере, общество было закрыто, а участники высланы или наказаны.
К слову, это были не последние «разборки» управляемого Дубельтом ведомства с «культурной оппозицией». В 1848 году в связи с революцией во Франции проблемы с законом появились у Михаила Салтыкова-Щедрина, который в своих сатирических произведениях позволял себе «лягать» Родину. Наказание – высылка в Вятку. Следом – уже на каторгу «загремел» Фёдор Достоевский за участие в антиправительственной организации Петрашевского. Дошли руки и до Ивана Тургенева – автора, изучаемого в советской школе романа «Отцы и дети», где был с симпатией выписан новый русский человек – нигилист Базаров, бросивший вызов обществу. Собирал Дубельт компромат и на известного поэта Николая Некрасова, известного своими антиправительственными стихами. Под подозрением у него был даже известный славянофил Иван Аксаков, который не во всём соглашался с официальной политикой власти.
Понятно, что в советскую историю он если и упоминался, то как «царский сатрап» и «душитель свободы». Хотя, даже сами оппозиционеры признавали ум и благородство Леонтия Васильевича. «Дубельт — лицо оригинальное, он, наверное, умнее всего Третьего и всех трех отделений Собственной канцелярии. Исхудалое лицо его, оттененное длинными светлыми усами, усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу ясно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди прежде, чем голубой мундир победил или лучше — накрыл все, что там было», - писал о нём политэмигрант Александр Герцен. Сам же наш герой, умерший в мае 1862 года, всю жизнь жил с девизом, записанным в своём дневнике: "Пусть небо накажет меня годом страдания за минуту, в которую умышленно оскорблю ближнего".
